Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны
— Мне когда-то очень повезло с мерином, — сказал Роб и решил остановиться на мерине. Этот, конечно, был не арабских кровей, а скромной на вид местной, английской породы, с короткими мохнатыми ногами и спутанной гривой. Ему было два года, был он крепок и резв.
Роб пристроил за седлом свои пожитки, вскочил на коня и тепло распрощался с Неем.
— Пусть рыба всегда идет в твои сети!
— Езжай с Богом, Джонсон!
* * *Выносливый мерин порадовал Роба. Он оказался куда лучше, чем выглядел, и Роб решил дать ему имя аль-Бурак — в честь того крылатого коня, который доставил Мухаммеда, как верят мусульмане, с земли на седьмое небо.
В середине каждого дня, когда было тепло, Роб старался делать привал у озера или реки и купать аль-Бурака, а спутанную гриву неустанно расчесывал пальцами, сожалея, что не имеет прочного деревянного гребня. Казалось, конь не ведает усталости, а дороги к этому времени уже стали подсыхать, поэтому путешествие протекало быстрее. Рыбацкий баркас доставил его за пределы тех краев, которые были Робу знакомы, и теперь все вокруг стало более интересным из-за своей новизны. Пять дней он ехал вдоль берега реки Твид, затем река повернула на юг, а Роб на север, в предгорья, проезжая то одну, то другую гряду холмов, которые нельзя еще было назвать горами. На их склонах, поросших вереском, то там, то здесь поднимались острые скалы. В эту пору года талые воды все еще сходили с холмов, а пересечь такой поток всякий раз было делом весьма нелегким.
Крестьянских усадеб здесь было немного, и отстояли они далеко друг от друга. Иные были настоящими большими усадьбами, иные — просто скромными фермами. Роб заметил, что все они выглядят ухоженными, повсюду царит — просто красота! — образцовый порядок, добиться которого можно лишь каждодневным тяжелым трудом. Часто он трубил в свой саксонский рог. Земледельцы были начеку, всегда готовы постоять за себя, но Робу никто не пытался причинить вред. Всматриваясь в этот край и его жителей, Роб стал лучше понимать некоторые стороны характера Мэри.
Уже много долгих-предолгих месяцев он не видел ее. Может, он и едет зря? Может, она завела себе другого мужчину — да хоть того же проклятого кузена?
Земля здесь радовала человека, но приспособлена лучше всего была для овец и коров. Верхушки большинства холмов были голыми, но на склонах, особенно внизу, раскинулись изобильные пастбища. У пастухов всегда имелись собаки, и Роб приучился их опасаться.
Миновав городишко Кумнок, он ехал еще полдня, а потом остановился у фермы и спросил разрешения переночевать там на соломе. Оказалось, что накануне один из пастушьих псов разорвал грудь жене хозяина фермы.
— Слава Иисусу! — прошептал муж, когда Роб сказал ему, что он лекарь.
Хозяйка, крупная женщина, мать уже взрослых детей, сходила с ума от невыносимой боли. Нападение было серьезным — казалось, что женщину покусал лев.
— Где этот пес?
— Пса больше нет, — мрачно ответил хозяин.
Они с трудом заставили женщину выпить побольше хлебного вина. Она чуть не подавилась, но теперь Роб смог обрезать лоскутья кожи и зашить рану. Он подумал, что женщина, скорее всего, осталась бы в живых и без его помощи, но так ей стало, несомненно, лучше. За ней нужно было день-другой поухаживать, Роб пробыл там неделю, пока в одно прекрасное утро не сообразил, что не спешит ехать дальше: Килмарнок находился неподалеку, а доехать до цели своего путешествия ему было страшновато.
Сказал хозяину фермы, куда хочет попасть, тот показал ему самый удобный путь.
О ранах, полученных женщиной, Роб вспомнил два дня спустя, когда дорогу его коню загородил огромный свирепый пес. Роб уже до половины вытащил меч из ножен, и только тут пса отозвали. Пастух что-то резко бросил Робу на шотландском языке.
— Я не говорю на вашем языке.
— Ты быть на земля Каллен.
— Именно здесь я и хочу быть.
— Э? Это как?
— А это я скажу Мэри Каллен. — Роб окинул пастуха взглядом и увидел перед собой человека еще довольно молодого, с обветренным лицом, немного поседевшего и настороженного, словно пес. — Ты кто?
Шотландец тоже рассмотрел его и, казалось, колебался: отвечать или нет.
— Крейг Каллен, — ответил он наконец.
— А меня зовут Коль. Роберт Коль.
Пастух кивнул, не выказав ни удивления, ни дружелюбия.
— Лучше за мной, — сказал он и пошел прочь. Роб не видел, чтобы он подал собаке какой-нибудь знак, однако пес отошел и потрусил вслед за мерином, так что Роб оказался между пастухом и собакой. Его доставляли, словно добычу, найденную среди холмов.
И дом, и амбар были каменными, добротно построенными давным-давно. Пока Роб въезжал во двор, детишки разглядывали его и перешептывались, и он не сразу сообразил, что среди них и его сыновья. Там тихонько спросил у брата что-то по-шотландски.
— Что он сказал?
— Он спросил: «Это наш папа?», а я ответил: «Да».
Роб улыбнулся и хотел обнять их, но они завизжали и прыснули в стороны вместе с остальными, когда он спрыгнул с седла. Там по-прежнему прихрамывал, но, как с радостью отметил Роб, бежал проворно.
— Они просто засмущались. Сейчас вернутся, — раздался с крыльца голос Мэри. Она опустила голову и избегала встречаться с ним взглядом. Роб подумал, что она ему не рада. Потом она оказалась в его объятиях, где ей стало так уютно и спокойно! Если у нее и был другой мужчина, то сейчас, обнимаясь во дворе, они заставили его призадуматься.
Они целовались, и Роб обнаружил, что у нее не хватает одного зуба — на верхней челюсти, чуть правее середины.
— Я хотела загнать корову, та упиралась, и я попала прямо на рога. — Мэри заплакала. — Я старая и уродливая.
— Я не из-за этих проклятых зубов женился. — Роб говорил намеренно грубовато, но потрогал выщербленное место осторожно, мизинцем, и ощутил теплую влагу рта, а Мэри стала сосать его мизинец. — И не проклятый зуб я уложил в постель, — добавил Роб, и Мэри улыбнулась, хотя глаза у нее еще блестели от слез.
— На пшеничное поле, — уточнила она. — Прямо в грязь рядом с мышами и всякими тварями ползучими. Вскочил, как баран на овечку. — Она вытерла слезы. — Ты устал и проголодался, — сказала она, взяла его за руку и повела в домик, служивший кухней и столовой. Робу странно было видеть, насколько она чувствует себя здесь хозяйкой. Мэри дала ему овсяных лепешек с молоком, и Роб рассказал ей о найденном и вновь потерянном брате и о том, как бежал из Лондона.
— Как это странно и как ты, должно быть, огорчен… Но если бы этого не произошло, ты бы вернулся ко мне?
— Раньше или позже. — Они смотрели друг на друга и улыбались. — Красивая страна, — сказал Роб, — но суровая.
— Когда тепло, жизнь здесь становится легче. Мы и оглянуться не успеем, как пора будет пахать и сеять.
— Пахать пора сейчас. — Робу уже в горло не лезли овсяные лепешки.
Мэри по-прежнему быстро заливалась румянцем. Это, с удовлетворением подумал Роб, всегда останется при ней. Она повела его в дом, они пытались идти обнявшись, но вскоре у них стали путаться ноги, они сталкивались бедрами и в итоге так расхохотались, что Роб стал опасаться, не помешает ли им такое веселье предаваться любви. Как оказалось, напрасно опасался.
79
Ягнята
На следующее утро, посадив каждый на седло перед собою по сыну, они поехали знакомиться с огромным, раскинувшимся на холмах имением. Овцы, которые были здесь повсюду, отрывались от свежей зеленой травы и смотрели на проезжающих, вскидывая черные, белые, коричневые морды. Они ехали все дальше и дальше, и Мэри с большой гордостью показывала свои владения. По краям огромного имения было разбросано двадцать семь небольших ферм.
— Все эти фермеры — мои родичи.
— И сколько всего мужчин?
— Сорок один.
— Так здесь собрана вся твоя семья?
— Здесь только Каллены, но в мою родню еще входят Теддеры и Макфи. До владений Макфи надо ехать все утро, на восток — вон через те невысокие холмы. До Теддеров — целый день на север, через ущелье, потом надо еще через большую реку переправиться.
— И сколько же мужчин во всех трех семьях?
— Должно быть, сотни полторы.
Роб поджал губы:
— Да у тебя целое войско.
— Да, и с ним гораздо спокойнее жить.
Ему казалось, что вокруг текут сплошные овечьи реки.
— Мы держим большие стада ради шкур и шерсти. Мясо быстро портится, поэтому мы стараемся съесть как можно больше. Тебе еще успеет надоесть баранина.
В то же утро Робу пришлось познакомиться с хозяйственными заботами семьи.
— Уже начался весенний окот, — рассказывала ему Мэри, — и все занимаются овцами и днем, и вечером. Некоторых ягнят приходится забивать с третьего по десятый день жизни, когда шкурки самые нежные. — Мэри препоручила Роба заботам Крейга, а сама уехала. К середине утра овчары приняли Роба как своего, видя, как он несуетливо помогает тем овцам, у которых окот протекает трудно, как ловко затачивает ножи и пускает их в ход.
