Южный узел - Ольга Игоревна Елисеева
— Именно вам его величество сказал сегодня: добрый вечер, — генерал не отчаивался в предпринятом натиске. — Но кому скажет: доброе утро?
— Жене, — с видимой усталостью отозвалась дама. — И это несносно! С ним никогда не дождаться конца. Он слишком большое значение придаёт слову «верность».
Очень откровенно. Стало быть, император ухаживает, но дальше не идёт. А чего вы хотели? Человек всю жизнь прожил с одной женой и не чувствует уверенности.
Оставалась Урусова. С ней Александр Христофорович даже не счёл нужным беседовать. Подошёл к покровителю девицы графу Мусину-Пушкину и, пригласив в соседнюю комнату за ломберный стол, поведал ужасы:
— Его величество, без сомнения, желает вашей племяннице только добра. Но вы же сами видите: молва бежит резвее пары в котильоне. Все московские в один голос говорят о фаворе и гордятся им. Сие неугодно, так как порождает слухи. Накинуть платок на сотню-другую ртов теперь не удастся. Уезжайте на время похода обратно в Москву, и прелесть вашей племянницы не утратит новизны.
— Уехать? — Мусин-Пушкин едва не рассмеялся в лицо собеседнику. — Недурное предложение. Но пока мы будем ездить, тут без нас найдутся Дианы-охотницы.
Как же зазнался этот старомосковский барич, если в подобном тоне разговаривает с шефом жандармов! И как они все начнут разговаривать, если слухи о фаворе станут правдой?
— Уезжайте, — повторил Александр Христофорович. — Пожалейте девушку. У нас не Турция, не отравят. Но ославят на весь свет. Взгляните на Завадовскую. Её прочат поляки, служащие при дворе. Заметная сила.
Граф пришёл в крайнее негодование.
— И это говорите мне вы? Вы? В чьи обязанности входит защита подданных от подобных посягательств?
Александр Христофорович сложил руки на груди.
— Сударь, я служу уже третьему поколению августейшей семьи. И для меня что польская, что московская знать одинаковых батогов стоит.
* * *Дорогой домой генерал недовольно бубнил себе под нос, и жена даже не решалась с ним заговорить. А когда приехали, лакей доложил о новом визите Мордвинова, которого проводили в кабинет.
— Опять не слава богу! — буркнул Бенкендорф и, не переодеваясь, прошёл наверх. Его до сих пор смущало, когда он заставлял кого-то ждать.
Посетитель выглядел растерянно. В руках он держал большую круглую коробку, которую отчего-то стыдливо прикрывал шинелью.
— У вас там щенки? — ворчливо осведомился Александр Христофорович.
Мордвинов покачал седой плотно остриженной головой.
— Вы провели обыск?
Снова кивок.
— Это его результаты?
Не могли до завтра подождать! Бенкендорф зевнул, широко и не скрываясь.
— Отчёт в трёх экземплярах.
— Тут такое дело, — решился гость. Ему было грустно и как-то по-особому конфузливо. — Не о чем отчитываться, ваше высокопревосходительство. Там оказался особый магазин… ну, такой… — Мордвинов боднул головой, не зная, как объяснить, — для джентльменов.
Бенкендорф смотрел на него и время от времени тёр слипающиеся глаза.
— Изволите сами посмотреть?
Развратные картинки были запрещены. Ибо нравственность. Но поставщиков особо не ловили. Ибо все люди. Акварели привозили на иностранных кораблях. Бойкая торговля шла на набережной у Биржи. А в Кронштадте и того веселее. Но чтобы в особом магазине на Невском — такое впервые.
— Поставьте на стол, — Александр Христофорович жестом приказал генералу открыть коробку. Бог ты мой!
Помимо мазни куча затейливых предметов, соединявших европейскую просвещённость с азиатским вековым сладострастием. Кое-что он видел в Париже, кое-что в Молдавии, где ещё свежи были традиции турецких бань.
— Так оплошали, — бубнил Мордвинов. — Не догадались, ваше высокопревосходительство. Думали, заговорщики, тайное общество…
— Подождите, — Бенкендорфу кое-что пришло в голову. — Всё это не так уж плохо. Если с умом.
Сокрушённый Мордвинов не понимал, а начальник не счёл нужным пояснять. Он только проговорил:
— Оставьте коробку здесь. Кстати. Очень кстати.
Глава 4. ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ
Министр финансов Егор Францевич Канкрин любил работать дома, его стол был пододвинут к самому окну, так, чтобы видеть улицу. Два фонаря. Мощённый булыжником тротуар. Снующие экипажи. Разряженные барышни с талиями, которые можно продёрнуть в игольное ушко. Кавалеры в высоких лоснящихся чёрных шляпах и полосатых брюках со штрипками, сунутых в коротенькие английские сапожки. Толпа может всё рассказать о городе. Сыт ли он? Спокоен ли?
Сегодня как-то чересчур много военных: каждый шестой — офицер, каждый двадцатый — кадет. Через мост у Летнего сада, самым краешком видный за створками рамы, маршируют полки. Гвардейская пехота. Солдаты, как братья из одной семьи: чёрные, русые, рыжие. Движения отлаженные, заводные, локти ни на дюйм не отклонятся в сторону, носки в одну линию, хоть тяни верёвку. Когда-то Егор Францевич впервые увидел, как этих людей учат ходить. На плечи — две доски, на них — по две железные кружки с водой. Шаг станет ровным, если вода не будет больше плескать через край. Император говорил, что даже их, великих князей, мучили точно так же, только вместо кружек были хрустальные стаканы, разобьёшь — беда, иди отвечай матушке.
Зато результат. Можно ли вообразить более ловкие жесты, чем у государя? Более ладную фигуру? И есть ли на свете лучшая гвардейская пехота?
Самого Егора Францевича готовили на военного инженера, это уж потом в нём проснулись таланты финансиста. И главное, что он понял за годы министерства: деньги прибывают от их внимательного пересчёта. Канкрин запомнил это раз и навсегда, проверив все векселя, которые союзники в 1814 году прислали императору Александру, требуя воздаяния за поставки. Тогда удалось уменьшить их аппетиты на треть. Смертельная обида англичан не изгладилась до сих пор. Покойный государь хотел даже расплатиться братом — женить на их принцессе. Но тот упёрся. Сам не торговал роднёй и от других не терпел.
И не брал взаймы. Пока.
Государь строго-настрого запретил министру финансов поддаваться на какие-либо посулы любого из «дружеских» кабинетов. Англичане и французы устроили туркам демонстрацию силы, объединившись с русскими при Наварине. Но после сокрушительного поражения османов на море рассеяли свои корабли и вновь поддерживали со Стамбулом самые дружеские отношения.
Их поведение выглядело нелогичным только из Петербурга. В Лондоне и Париже, напротив, его считали единственно возможным. Показали силу. Напомнили о соблюдении договоров. А дальше пусть русские сами разбираются, ведь это они граничат с варварами, это у них беды на рубежах и страдает торговля. Договор о пропуске кораблей через проливы вновь остался на бумаге. Южные порты не приносили и половины дохода, который могли. Поэтому император собирается в поход. Канкрин вздохнул. Война стоит дорого. Но не дороже сегодняшних потерь.
Его тощая, как щепка, фигура точно переламывалась пополам над письменным столом. Локти форменного сюртука елозили по крышке. Зелёный козырёк над усталыми глазами приходилось надевать даже дома. Жена дразнила Егора Францевича «старым валенком» не в последнюю очередь за любовь
