Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев
— Добрая крепость. С налёта не возьмёшь. Такое дело, — шепнул Игоревич.
— Крепость хороша, — согласился с ним Володарь. — Каковы люди здесь — вот то нам неведомо.
— Да полно тебе кручиниться! Разберёмся со всеми. Стопы нам целовать ещё будут! — рассмеялся Давид.
— То как знать.
Помнил Володарь горестную судьбу своего отца и покусывал в сомнении губы.
Быстро, почти мгновенно стемнело. Майский воздух напоён был ароматом листвы и цветов. Стройные кипарисы, как сторожа, застыли на берегу. Жужжали цикады, крохотные светлячки вспыхивали яркими огоньками в траве.
В одном из окон высокой башни полыхнул огонь.
— Пора! — взволнованно прошептал подбежавший Халдей.
С обнажёнными саблями в десницах, с округлыми червлёными щитами на левой руке, бежали дружинники к крепости, сходу миновали услужливо отворённые ворота, влетели во двор. Вспыхнула короткая сшибка с охраной, затем они вознеслись на стену, после недолгой схватки обратили вспять небольшой стороживший крепость отряд, ринулись со стены снова вниз.
Кто-то не успел наложить стрелу на лук и рухнул, зарубленный добрым сабельным ударом, кто-то выронил копьё и побежал, кто-то с силой метнул сулицу[98], но червлёный[99] щит с умбоном[100] посередине принял на себя удар. Лишь запела, задребезжала сулица, вонзившись в твёрдое древо.
Выломав двери, они ворвались в горницу хором. Посадник Ратибор, могутный муж с коротко остриженной начинающей седеть бородой, на вид лет сорока пяти, встретил Володаря и Давида посреди горницы в одной белой рубахе, но с мечом в руке. Видно было, что застигли его врасплох.
— Изгои! Вороги! — воскликнул он, узнав обоих князей. — Ах вы, разбойники! Пёсьи дети! Что учинили! Да я вам сейчас!
Не сразу понял Володарь, что дальше случилось. Нескольких отроков из его дружины Ратибор раскидал, как котят. Игоревич испуганно шарахнулся к дверям. Меч сверкнул перед самым лицом Володаря.
— Защищайся, гад! — прогремел грозно Ратибор.
Саблей Володарь отразил сильный удар посадника.
— Вот тебе! — размахивая богатырским мечом, наступал на него Ратибор. — Щас голову-от тебе отсеку, коромольник! Разбойник! Вор!
Володарь отбивался, уворачивался от грозно сверкающего меча. После одного из ударов, пришедшегося по шелому, из глаз молодого князя посыпались искры.
Впрочем, отвечать он тоже старался, но ловок и могуч оказался посадник, бил сильнее, начал одолевать и теснить его. Пришлось Володарю отступать к окну горницы. Но вдруг схватился Ратибор за плечо, выронил из десницы[101] меч. Нож кривой вонзился ему сзади в лопатку.
— Получи, холуй киевский! — Игоревич подскочил к Ратибору и занёс над его головой саблю.
Володарь решительно перехватил его длань.
— Не убивай! Дядька Всеволод нам смерти этой не простит!
— Ты прав! — Давид досадливо, со звоном вогнал саблю в ножны.
— А здорово я его, ножом! — добавил он с усмешкой. — Такое дело!
Посадник, обезоруженный гриднями, корчась от боли, сквозь зубы зло процедил:
— Не в честном бою, со спины одолели вы меня! Воры еси! Да я б вас всех порубал! Псы! Что, довольны?! Дружину мою побили! Нощью! Тати, разбойники и есь! Где ж честь ваша княжеская?!
— Ты помолчал бы! — перебил его Володарь. — Радуйся, что живу остался! Прямо же только вороны летают! Помни это! Эй, други! Лекаря сюда! Рану боярину Ратибору перевяжите! И под стражу крепкую его, в палату, покуда не оправится!
Каменный терем княжеский был оцеплен воинами Володаря и Игоревича, крепостные стены заняты, у врат городских также нарядили охрану. Убитых с обеих сторон оказалось мало. Чуя, что сила не на их стороне, люди Всеволода и Ратибора поспешно сдавались в плен. Многие уже утром готовы были перейти к новым властителям Тмутаракани на службу.
«Легко и просто. Не слишком ли? — На рассвете, невыспавшийся после трудной ночи, Володарь задумчиво вышагивал по заборолу стены. — Что дальше? Как править будем?»
…Первыми явились в княжеские хоромы хазары. Вместе со знакомцем Халдеем пришли несколько седобородых старцев в длинных полосатых халатах, шапках с полями и причудливых туфлях с загнутыми вверх носками. Один из них, помоложе, назвался старостой общины.
— Моё имя Вениамин. Я происхожу из древнего хазарского рода. Мои предки жили в Итиле[102], — заявил он. — Просим же мы вас об одном. Мы оказали вам, сиятельные архонты[103], услугу — пригласили вас сюда и открыли ворота крепости. За это позвольте в нынешнее лето освободить нашу общину от дани.
— Хорошо, — сдвинув недовольно брови, ответил ему Игоревич.
— А в дальнейшем прошу вас, доблестные, не посылать к нам своих тиунов. Мы обязуемся каждое лето платить вам пятьдесят гривен[104] серебра. Чистого серебра.
— Сто! — оборвал коротким окриком речь хазарина Давид.
Вениамин поцокал языком.
— Сто — много! Семьдесят гривен!
— У нас здесь что — торжище?! — заорал взбешённый Игоревич.
Хазарин попятился назад. Лицо его приняло злобное, полное угрозы выражение. Вытянув длинную шею, выпучив глаза, походил он сейчас на змею. И не заговорил он в ответ, а зашипел, словно змея:
— Не забывайте, кто добыл для вас княжение!
Володарь поспешил вмешаться:
— Пусть будет семьдесят гривен. Этого достаточно.
Хазарин тотчас успокоился и удовлетворённо кивнул. Старцы кланялись князьям в пояс, говорили, что будут верны своим новым правителям и что вся их община будет стоять за них горой.
Когда они наконец вышли из палаты, Давид хмуро обронил:
— Продешевили мы! У хазар ентих серебра не счесть!
— Не стоило их раздражать. У них здесь, в городе, много сторонников. Не забывай, брат, что сотворили с князем Олегом. Не хочется мне повторять чужие ошибки, — возразил ему Володарь.
В тот день побывали у них в тереме и
