Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша
Сарсехим, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги, отряхнул пыль с колен, ударил себя в грудь кулаками.
— Я в самом деле ничего не знаю.
— Возможно, но сейчас наши жизни в твоих руках. Ты должен доказать, что не имеешь отношения к негодяям или их покровителям. Если будешь вилять, мы свяжем тебя и доставим в Ашшур.
— Я не тянул время!..
— Это ты скажешь Нинурте.
Буря вскинул меч, наскочил на евнуха.
— Ты за все поплатишься, мерзкая тварь!..
Сарсехим тут же спрятался за спину старика, закричал.
— Убери от меня этого вшивого!..
Буря снова наскочил на евнуха.
— Чем прославились молодцы из Урука? Говори, а не то!..
Евнух вспылил.
— Какое мне дело до какого‑то Урука, пусть даже этот город и славится как прибежище Иштар…
Он внезапно замолчал, рот у него открылся, глаза полезли из орбит. Затем его отчетливо бросило в бледность.
— Говори, – приказал Ардис.
— Я боюсь поверить… Боюсь ошибиться. Но если это и есть ее подарок, тогда всем нам крышка…
Он завопил от ужаса, да так, что не только Ардис и Буря, но и стоявшие поблизости воины вздрогнули.
— Говори!! – в тон ему закричал Буря.
Евнух залепетал, попытался ухватиться за Ардиса, за его накидку, но не смог – пальцы у него дрожали.
— Я ошибся, Ардис. Ты тоже ошибся. Одной головой здесь не отделаешься. Нас заставят до скончания наших дней жалеть о том, что мы появились на свет.
— Выкладывай, – приказал Буря.
— Нет, – решительно отказался Сарсехим. – Я скажу только Ардису.
— И мне! – потребовал Буря.
Евнух с мольбой глянул на старого скифа.
— Огради меня от этого бесноватого!
— Тебе не избавиться от меня, негодяй! – закричал Буря.
На этот раз Сарсехим обрел неожиданную храбрость и наскочил на молодого скифа, пихнул его животом.
— Тебе не избежать гибели, негодяй. Трижды по тридцать раз негодяй! Тебе не избежать расплаты, ты сгинешь от руки Нинурты. Как ты посмел пялиться на царевну?! Что ты вообразил, сын собаки? Ты что, туртан? Ты царского рода? О наша небесная, голубиной чистоты Шами, как пугали ее твои грязные взгляды! Сколько раз она пыталась усмирить твой подлый нрав…
Буря рукояткой меча ударил евнуха по голове. Тот неожиданно обрадовался и завопил, обращаясь ко всем, кто толпился поблизости.
— Видали!? Все видали!? Он поднял руку на старшего евнуха.
Буря еще раз замахнулся. Ардис, единственный, кто не потерял присутствия духа, оттолкнул Бурю, обернулся к Сарсехиму.
— Вы оба мне надоели. Я прикажу привязать вас лицом к лицу, чтобы вы могли вволю лаяться, пока вас доставят в Ашшур.
Евнух сразу успокоился, кивком указал на столпившихся поодаль воинов.
— Тогда отгони их.
Когда они втроем укрылись за повозкой, Сарсехим объяснил.
— Есть древняя поэма…
— Какое нам дело до поэм! – возмутился Буря.
— Убери этого припадочного. Я думаю.
— Уймись, Буря. Ну?..
Молодой скиф выругался и с намеком, не спеша, вложил меч в ножны. Сарсехим, словно завороженный, наблюдал, как узкое, чуть загнутое к острию лезвие погружается в тесные кожаные ножны, при этом Буря, заметив взгляд Сарсехима, нарочно, с намеком, несколько раз поводил клинком вперед–назад. Как только перекрестье звякнуло о бронзовое кольцо, скреплявшее ножны у влагалища, Сарсехим откашлялся.
— Не в силах поверить, чтобы сестра посмела так поступить с сестрой? Но если кто‑то напустил на Шаммурамат эту свору, это может быть только она.
— Кто она? – спросил Ардис.
— Гула. Еще в Вавилоне она предсказывала ей такую участь… когда та отрезала ей косу.
Он ткнул пальцем в Бурю и заговорил страстно, взахлеб.
— Вы – варвары. Вы слыхали об Уруке, но вам наплевать, что Урук – это священный город Иштар. В ее власти любовь и война. Богиня шествует на двух львицах, у нее в руках лук и стрелы. Ради спасения своего мужа Таммузи, она не побоялась спуститься в подземный мир – царство Эрешкигаль, – где мертвые, присев на корточках, страдают, вспоминая о мире живых.9 Она одолела чудовище величиной с гору. Иштар добыла для Урука первосвященство, она привезла в город таблички судьбы. Там есть запись о каждом из нас. Твоя судьба, Буря, тоже запечатлена на этих таблицах. Будь уверен, ты плохо кончишь. Урук – город Иштар, там она утешила местных молодцов. Там сочинили «Похвалу Иштар».
Он сделал паузу и принялся напевно, на манер жрецов, декламировать:
Дева Иштар молодцам явилась.
Утехою держится город!
Один молодец к ней подходит, молвит:
«Приди ко мне, уважь мою просьбу».
Утехою держится город!
Другой к ней подходит, молвит:
«Приди, чтоб за лоно твое я взялся!»
Утехою держится город!
«Что ж, я вас уважить готова –
Утехою держится город!
В вашем городе молодцов соберите,
В тень стены отойдем мы все вместе.
Утехою держится город!»
Семеро – у ее грудей, семеро – у ее бедер.
Шестьдесят и еще шестьдесят наготой ее себя тешат.
Молодцы приустали, ну, а Иштар вовек не устанет!
«Восходи, молодцы, на прекрасное лоно!»
И что этими словами Дева велела –
Молодцы услыхали – и уважили просьбу!
Утехою держится город!
Наступила тишина. Первым ее нарушил Сарсехим.
— Гула упоминала о подарке. Она так выразилась: «они проверят, правда ли Шаммурамат питалась молоком богини»? Она утверждала, что ее подарок нельзя пощупать, нельзя отвергнуть.
Ардис насупился.
— Ты полагаешь?..
— Да. Чем еще она может отомстить скифянке… Я хотел сказать, Шаммурамат.
В этот момент Буря взорвался.
— Их всего пятеро. Как они доберутся до Шами?
Сарсехим усмехнулся.
— Эх, приятель, если негодяям щедро заплатить, они найдут способ. А для молодой женщины хватит и пяти негодяев, чтобы замучить ее до смерти, особенно если среди них есть «осел». Поверь, я знаю что говорю. Это священный обряд. Им пользуются, когда Баал гневается или скучает.
Ардис трезво рассудил.
— Они опередили нас на полдня. Много, если считать, что у них прекрасные скакуны.
— У меня не хуже, – буркнул Буря. – Я догоню их.
— Не сметь! – завопил евнух и потряс кулаками над головой. – Стоит тебе попасться в руки ассирийцам, и уже ничего нельзя будет исправить.
— А сейчас можно? – усмехнулся Ардис.
— Сейчас можно промолчать. Если что‑то и случится, мы здесь ни при чем.
— А если в Ашшуре докопаются?..
— Мы уже будем в Вавилоне.
— А если они потребуют у Закира выдать нас.
— Закир откажется.
— Ты хитер, Сарсехим, но и я не дурак. Ты рассчитываешь – тебя, мол, царь не выдаст, ты успеешь подлизаться, все свалишь на меня. Только учти, никто из нас, угодив в лапы ассирийцев, молчать не будет.
— Что ж теперь делать? – воскликнул Сарсехим.
— Я помчусь в Ашшур! – заявил Буря. – Помчусь как ветер, помчусь быстрее птицы. Я успею. Я должен успеть.
— Глупости! – оборвал его Ардис. – Кто в стране разбойников прислушается к скифу.
— Я отыщу Нинурту.
— Кто допустит тебя до начальника ассирийской конницы.
— Я все равно помчусь!..
С этими словами Партатуи–Буря бросился к своему скакуну, вскочил на него и поскакал на юг.
Ардис и Сарсехим бросились за ним
— Стой! Стой!
Евнух упал на колени, принялся с ожесточением бить себя по лбу.
— Он погубит нас всех! Он выдаст нас всех! Его затопчут конями. Ему рот не позволят открыть.
— А если он спасет всех нас? – спросил Ардис.
Евнух тут же поднялся, принялся отряхивать колени.
— Если спасет, – деловито отозвался он, – получит награду.
Глава 5
Бурю схватили в воротах Ашшура. Здесь его догнали конные ассирийцы с выставленной в степи заставы, они гнались за ним еще с полудня. Стражи на воротах, заметив усталого донельзя, страшно возбужденного скифа едва не подняли его на копья, заставили спешиться. Тут и подоспела погоня.
Пленника поволокли во дворец, бросили к ногам Иблу. Наместник, сидя на возвышении, к которому вели широкие ступени, некоторое время разглядывал варвара. Приметил, что тот, хотя и скиф, но эмблему на высоком колпаке имеет вавилонскую.* (сноска: Символом Вавилона является дракон Мардука – мушхуш. Дракон был покрыты золотисто–красной чешуей, передние лапы львиные, задние – птичьи, вместо хвоста змеи. Голова узкая, вытянутая, напоминающая морды охотничьих собак, украшена рогами, язык раздвоен.)
— Язык знаешь? – обратился он к Буре.
