Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

—               Ольга? Хороша баба. И с голоду не помрёшь. В Одоеве-то у тебя кто остался?

Ворон помрачнел.

— Жена. Да детишек трое. А вот живы ли? Может, я и овдовел уже, а может, живы, в рабство попали.

В усадьбе разделились. Ворон пошёл в людскую, а Ондрей под­нялся на второе жильё, в светёлку господина. Синьор Гвидо читал Биб­лию. Увидев Ондрея, он обрадовался. Давно уже гордый патриций относился к Ондрею не как к слуге, а как к другу.

—Привет, Андрео! Что нового узнал?

—               Да пока ничего. Ждём Рождества.

—Истомился я взаперти. Как долго ждать...

Дьякон достал припасённые лакомства. Синьор Спинола был сладкоежка. А что ещё оставалось узнику? Потом он вынул игральную доску, расставил деревянные фигурки:

—Сыграем, Андрео?

Синьор любил шахматы. А Ондрею хитрая игра давалась с тру­дом. Он почти всегда проигрывал. Но при этом не огорчался.

В сенях дьякон столкнулся с хозяйкой.

— Здравствуй, желанный мой! Истомилась я без твоей ласки. Даст Бог, ушлёт государь моего старого куда подале.

—               Осторожно, боярыня! — предупредила Аксинья, махнув рукой.

Наталья Денисовна, дробно постукивая каблучками, побежала наверх, в свою горницу.

Вскоре Государь, озабоченный делами на западной границе, решил послать Василия Фёдорыча Образца воеводой во Псков на год.

На великомученицу Варвару воевода со всем семейством отъехал во Псков. Больше Ондрей не видел свою боярыню.

Наконец, пришёл и Никола зимний. После вечерни отец Анфим остановил Ондрея:

—Приехал старец Нил. В Андроньевском остановился. С утра ступай к нему

Наутро, помолясь, Ондрей уложил в суму книгу Сирина и тол­стую стопку листов своего перевода да поспешил в Андроньевский мо­настырь. Переходя Яузу по протоптанной на льду тропке, он всё любовался красой Андроньевского Спаса.

«Умеют люди такую лепоту выстроить, — думал дьякон. — Аж на сердце теплеет».

В монастыре его провели в келью гостя. Знаменитый старец оглядел Ондрея выцветшими голубыми глазами, кивнул:

—               Садись, отрок. Отец Митрофаний говорил, что учил тебя отец Иларион. Так ли? А жив ли он?

Ондрей рассказал подробно. Старец вздохнул:

— Преставился, значит. А я всё скриплю в сей юдоли. Мы с Ила- рионом в Афонском монастыре пять лет рядом на клиросе пели. По- стовали и молились вместе, только жили в кельях у разных старцев. Я у отца Агапита, а он у Василия. Повезло Илариону. Под старость нашёл ученика достойного. Ну, ин ладно, покажи, что натолмачил, — старец пододвинул свечи.

Ондрей выложил на стол греческую книгу и стопку своих листов.

—Читай своё, — молвил старец. — А я буду по книге Сирина сле­дить. С Богом!

Работа пошла. Ондрей читал внятно, не торопясь. Отец Нил кивал седой головой:

— Так. Так... — одобрял он, но вдруг вскидывал вверх палец: — Стой! Тут ведь совсем иной смысл заложен! Сие место нужно толко­вать иначе.

Ондрей вписывал на полях поправки.

Ко дню зачатия святой Анны правку закончили. Отец Нил под­нялся и, опираясь на клюку, прошелся по келье, вздохнул:

—Благое дело завершили! Книжка больно нужна нынче, когда у нас такой спор идёт с осифлянами. Ну что ж, дьякон, садись, пиши на­бело. Благословляю.

Назавтра пришёл епископ Прохор, кивнул Ондрею.

—Закончил книгу? Слава Пресвятой Богородице! Теперь пере­беливай. Добро, дьякон! Старец тебя похвалил. Заслужил награду. Проси.

—Мою нужду вы знаете.

— О фрязине речи нет. Придёт Рождество, ударю челом госу­дарю. Проси для себя.

Ондрей встал на колени:

—Грешник я великий! Каюсь, Владыко. За своими бедами забыл о просьбе православных братьев. У нас в Кафе Русское братство оста­лось после смерти отца Илариона без пастыря. Худо, отче. Греческий поп по нужде главные требы нам исправляет, да язык греческий непо­нятен нашим. Тоскуем по русскому попу! Смилуйся, Владыко, пошли какого-никакого священника, чтоб окармливал русских а чужом краю, дабы не теряли наши веры православной и надежды. А Русское брат­ство его и жильём и кормом обеспечит.

Епископ улыбнулся:

—               Отпускаю тебе сей грех! А с попом поможем. Ты сам-то в церкви вырос? Службы знаешь? Ну-ка, что поют на литургии в предпраздник Рождества?

Владыка долго проверял знание церковной службы и правил. Но Ондрей помнил их с детства.

—               Молодец! — сказал епископ. — Готовься. Завтра же рукоположу тебя в чин священника. Лучше тебя попа для Кафы не отыскать.

В день пророка Даниила и трёх отроков в пещи огненной Вла­дыка возложил на Ондрея бронзовый наперсный крест священника. Выйдя из церкви, Ондрей с гордостью поправил на груди знак нового достоинства, и подумал:

«Вот я и стал священником, как мечталось. Привёл бы Бог вер­нуться в Кафу живым. То-то матушка обрадуется».

В рождественские предпраздники Владыка взял Ондрея сослу­жить литургию в Ризположенской церкви Кремля. Торжественная служба всегда нравилась Ондрею. С клироса неслись сладкие голоса певчих:

Вифлееме, готовися, отверзи врата, Едеме.

Услышите горы и холми и окрестныя страны Иудейския.

Се бо Сын и Слово Бога и Отца, приходит родитися от Отроко­вицы неискусомужныя.

После обедни Ондрея кто-то окликнул. Обернувшись, он узнал боярина Шеина.

—Постой, дьякон, — удивился тот. — Когда же ты попом успел стать?

—Намедни Преосвященный Прохор рукоположил меня.

— Ты, я гляжу, времени не теряешь, — ухмыльнулся боярин. — Пока твой фрязин в узилище сидит.

Обида сжала Ондрею горло.

—Не так дело, Дмитрий Васильевич! На Рождество Богородицы трое иерархов Русской церкви печаловались государю за мово госпо­дина. С первого раза не вышло. Надеюсь, ради Рождества Христова го­сударь смилуется.

—               Так это ты умолил Сарского епископа и отца Митрофания всту­питься за фрязина? Я ещё удивился, с чего они? Тогда я не прав. И то сказать, из-за пьяных речей загубили полезный для Державы договор.

—То козни веницейцев, — молвил Ондрей. — Да и государыню обидели ненароком. Ошибся мой господин, поднёс в поминки царе­вичу Дмитрию пояс серебряный, а Василию доспехи.

—Вот оно что! Ну, наказали глупца, можно бы и простить. Дого­вор с Генуей нужен.

— Синьор поклялся с первым же караваном прислать в Москву добрых фряжских мастеров, — добавил Ондрей.

—Тем более! Добрые мастера нам зело необходимы. Говоришь, епископ на Рождество снова станет бить челом Великому князю? Будет случай, заступлюсь и я. Фрязина не жалко, а договор нужен.

Утром в Сочельник епископ Прохор сказал Ондрею:

—Молись Николе Угоднику! Нынче, как пойдём к государю Хри­ста славить, снова стану ему печаловаться.

Своих богомольцев государь принимал в Столовой палате Терем­ного дворца.

Преосвященный Прохор сказал Ондрею:

— Со мной идёшь.

Пропели Христославие, поздравили Великого князя с наступаю­щим Рождеством. Ондрей, стоявший у самых дверей, вытягивал шею, радовался: «Благо, длинный вырос, а то бы ничего и не увидел. Вон Ве­ликий государь на троне, рядом царица. Дородна! А палаты-то какие! Все стены украшены аксамитами да дорогими сукнами».

Государь, поблагодарив всех, начал оделять своих богомольцев подарками. И тут епископ Прохор, поклонился царю.

—               Дозволь, государь, слово молвить!

Царь кивнул,

— Нынче в преддверии великого дня Рождества Христова, дня, когда Бог живой пришёл на землю для спасения нашего, каждый хри­стианин да заглянет в душу свою и помыслит, верно ли он исполнял за­веты Христовы, — громко возгласил Преосвященный, —

А для государей земных главный завет: Правосудие и Милосердие. Во­истину Пресвятая Богородица простерла покров свой над православ­ной Державой Московской. Господь дал России государя зело премудрого и праведного, истинно православного. И наш долг — не­устанно молить Бога, дабы послал Всемогущий многая лета славному царствованию твоему.