Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
- Саша хотел убить царя, - тихо заговорила Мария Александровна, - он мужчина. Но Аня? Боже мой, неужели она, женщина, оказалась способна на это? Ведь она же больна. Она не выдержит тюрьмы.
Она прижала руки к лицу. Резко опустила их, не разъединяя. Чуть запрокинула назад голову.
- Бог мой, почему ты так часто караешь меня? Почему ты отнял мужа и теперь отнимаешь детей?
Она обернулась к Володе.
- Почему они не подумали о нас, когда пошли на это? Обо мне и о вас? Ведь вас четверо. А кроме пенсии и дома, у нас ничего нет. Ничего.
Володя с трудом сдерживал слезы. Впервые он видел маму в таком состоянии. Даже на папиных похоронах в прошлом году она не была такой. Тогда горе было одно. Теперь несчастье удвоилось. И даже утроилось. Одно за другим.
- Мой бог, прости меня за эти слова. Я не должна была говорить их. Я должна ехать спасать своих детей. Помоги мне. И прости меня.
Вечером того же дня вдова бывшего директора народных училищ Симбирской губернии действительного статского советника И.Н. Ульянова Мария Александровна Ульянова выехала на лошадях из Симбирска в Сызрань, чтобы, пересев там на поезд железной дороги, следовать дальше, в Петербург, где в одиночной камере государственной политической тюрьмы, Петропавловской крепости, сидел ее старший сын Александр.
6
Семь шагов от окна до дверей. Семь шагов от дверей до окна.
Семь шагов.
От окна до дверей.
Семь шагов.
От дверей до окна.
Итак?..
Что известно? Прежде всего - царь жив. Значит, главная цель, ради которой были предприняты все усилия, не достигнута.
Второе. Боевая группа (и сигнальщики, и метальщики) арестована полностью. Динамитные снаряды отобраны. Следовательно, повторить покушение невозможно.
Семь шагов от дверей до окна.
И обратно.
Семь шагов от дверей до окна.
И обратно.
Если смотреть правде в глаза, - это разгром. Полный. Организация уничтожена. Восстановить снаряды нельзя. Нет взрывчатых материалов. И некому их приготовить.
Канчер выдает. Да, это была ошибка - привлечь к делу Канчера. Прав был Андреюшкин: по своим волевым и психологическим данным ни Горкун, ни Канчер были не способны принять участие в покушении на царя.
Семь шагов.
От окна до дверей.
Семь шагов.
От дверей до окна.
Что знает Канчер? Вильна. Азотная кислота. Я сам встречал Канчера на вокзале, когда он привез из Вильны чемодан с азотной кислотой. Значит, можно предположить, что адреса в Вильне Канчер уже назвал.
Дальше. Канчер знает, что я снаряжал бомбы. Он знает также, что я печатал программу террористической фракции. Он был на последнем собрании боевой группы, устроенном по моей инициативе. Все это, очевидно, уже есть в письменных показаниях Канчера.
Семь шагов.
От окна до дверей.
И обратно.
Какие фамилии знал Канчер? Он уже подтвердил состав сигнальщиков - сам Канчер, Горкун, Волохов. И метальщиков - Осипанов, Андреюшкин, Генералов. Наверняка выдал всех виленских товарищей. Назовет (если уже не назвал) Шевырева, Лукашевича, Говорухина. Впрочем, он их уже назвал - ведь Котляревский спрашивал вчера на допросе о Шевыреве и Говорухине.
Если товарищ прокурора так уверенно оперирует фамилиями участников и главными обстоятельствами дела, значит, показания Канчера совпадают с показаниями других арестованных. Значит, они, эти показания, стали для следствия уже документальной основой.
Но кто же еще может выдавать? Метальщики исключены. Ни Генералов, ни Андреюшкин не скажут ни слова. В них можно быть уверенным до конца. Осипанов - тем более. Это железный человек.
Остаются сигнальщики. Горкун и Волохов. Кто же из них? Пожалуй, Горкун. По своей легковесности и податливости он тяготеет к типу людей вроде Канчера. Кстати сказать, в показаниях Канчера (он отметил это сразу, как только Котляревский придвинул к нему протоколы допросов) есть такие детали, которые совпадают с показаниями Горкуна. Следовательно, для Котляревского эти показания уже стали истиной, составом преступления. Он, Ульянов, может сколько угодно молчать, запираться, отказываться - это ничего не изменит. Если показания двух подследственных по одному с ним делу совпадают, то он, Ульянов, считается уже уличенным. На основании этих совпадающих показаний ему будет предъявлено обвинение, его будут судить и вынесут приговор.
Следовательно, дальнейшее молчание на допросе - нелогично, бессмысленно. Его личная вина в замысле на жизнь царя установлена не только фактически, но и определена юридически. Но степень этой вины? Она будет зависеть только от его личных признаний. Вывод: от того, в чем он признается, будет зависеть и мера наказания, и приговор. Значит, не все еще потеряно. Борьбу можно и нужно продолжать!
Семь шагов от окна до дверей.
Семь шагов от дверей до окна.
Семь шагов.
А если попытаться представить конечный результат? На какой приговор он может рассчитывать? Он, принимавший участие в изготовлении разрывных снарядов. Он, печатавший политическую программу заговора. Он, организационно влиявший на подготовку террористического акта.
Не нужно быть ребенком. Приговор возможен только один. Смертная казнь.
А может быть, все-таки есть еще надежда? Учитывая возраст, а также то, что покушение не состоялось?
И тогда? Каторга, Или одиночное заключение. Лет двадцать, не меньше. Двадцать лет просидеть вот в таком, как этот, каменном мешке? В этой мышеловке, в западне? Один на один с угрызениями совести, с мыслями о том, что стал причиной несчастий матери, Ани, младших братьев и сестер?
Отупеешь, превратишься в животное. Мозг постепенно разложится, атрофируется. Отомрет способность мыслить и чувствовать. Станешь просто насекомым. Не способным даже презирать себя за это подлое угасание, за это гнусное тление.
Нет, лучше уж смерть. Лучше умереть человеком, чем жить скотом. И на суде он скажет во всеуслышание, за что он отдает свою жизнь. Он расскажет о тех идеалах, с которыми они выходили на борьбу. Он призовет поколения, идущие за ними, продолжить эту борьбу. Он скажет, что в России всегда найдутся люди, готовые умереть за свои убеждения, за будущее счастье своей родины...
Да, смерть. Земля и небо остаются после тебя, а тебя самого уже нет. Ты ушел навсегда - в темноту, во мрак, в небытие...
Значит, есть две задачи на время следствия и суда. Первая: политически обосновать замысел покушения. Дать понять всем, что они были не просто кучкой террористов, а серьезной политической организацией.
И вторая: по возможности умалить вину товарищей. Выгородить тех, кто выбрал эту дорогу не самостоятельно. Или принимал лишь косвенное участие в деле. Надо любыми средствами узнать во время допросов, кто арестован еще. И спасти их.
Значит, смерть. Значит, конец. Он ставит точку своей жизни. Он берет все на себя. Он сознательно, добровольно, в здравом уме и твердой памяти выбирает себе свою участь - казнь.
Семь шагов от окна до дверей. Семь шагов от дверей до окна.
Казнь. Смерть. Виселица. Открытый гроб около эшафота. Поп со свечой. Палач намыливает веревку. Врач со стетоскопом, чтобы удостоверить, что ты уже труп...
Он вдруг остановился посреди камеры. Что-то оборвалось и упало в груди. Мягко подломились ноги. Закружилась голова. Он нащупал рукой край кровати и сел.
Сладкий привкус тошноты во рту. Морозное покалывание в пальцах ног. Озноб по спине. И неожиданная боль в затылке, как будто в голову медленно входила холодная, острая и длинная игла.
А может быть, все-таки есть еще надежда? Если дадут каторгу или тюрьму, он сможет увидеть маму, Володю, Аню, младших... Может быть, все-таки стоит бороться за это? В конце концов, когда-нибудь его освободят. Времена меняются. Пусть через двадцать лет, через тридцать. Ему будет тогда всего лишь пятьдесят лет. Он приедет на родину, в Симбирск, увидит свой старый дом, выйдет утром на Волгу...
Нет, нет! Он решил умереть. Бесповоротно. Борьба за жизнь связана с неискренностью, ложью, унижением, компромиссами с собственной совестью. Ему не нужна жизнь, купленная такой ценой.
А может быть, все-таки есть еще надежда?
Да нет же! Никаких надежд! Он сам приговорил себя к смерти. Долой слабость и сомнения.
А может быть, все-таки еще есть...
Нет! Все на себя. Предельно облегчить участь товарищей. Защитить идеалы фракции. Еще выше поднять те цели, с которыми они вышли на борьбу, и в конце суда - слово. На всю Россию! Чтобы поколения революционеров, которые придут после них, знали: ни на одну секунду, ни на один час, ни на один день они не давали погаснуть искрам протеста, искрам борьбы, искрам революции...
Глава пятая
1
Мама уехала в Петербург вчера вечером. Сегодня утром приходила Вера Васильевна - готовить обед и вообще помочь по хозяйству (как некстати уехала в деревню няня Варвара Григорьевна!). Сейчас Маняша дома одна, если не пришли уже Оля или Митя. Надо торопиться.
