Богдан Сушинский - Киммерийский закат
— Поймите, Владимир Андреевич, существуют ситуации, при которых варианты не предусмотрены. Сейчас мы в одном из таких исторических тупиков. Поскольку в этот роковой для страны час вы решительно отказались принимать на себя ответственность за ее судьбу, за вами — последний ход.
— …И тоже роковой, — проворчал Дробин. — Так уж ложится ваша карта.
Еще несколько минут назад ему, руководителю аппарата Президента, казалось, что основной диалог с Русаковым состоится именно у него, как человека наиболее приближенного по службе. Исходя из этого, его и включали в состав «доросской группы». Но теперь Дробин явственно чувствовал, что инициатива постепенно переходит к Банникову и Вальяжнину.
— Ну, знаете ли, — по-дирижерски, обеими руками, принялся жестикулировать генсек-президент, — это еще надо посмотреть, как и для кого в судьбоносное время эта карта ляжет.
— Ваш гражданский и партийный долг, — в свою очередь, входил в охотничий раж Вальяжнин, — передать свои полномочия вице-президенту Ненашеву, как это, собственно, и предусмотрено Конституцией, и подать заявление об отставке… Мы считаем, что иного решения просто быть не может. И ничего другого от вас не требуется. Понятно, что без достойной должности вас не оставят.
— «Мы»?! Кто это «мы»?! — вновь завелся Русаков. — От чьего имени вы говорите? Кто принял решение о том, что я должен подать в отставку? Кто вообще, в принципе, имеет право решать подобные вопросы?! Для начала, назовите людей, которые уполномочили вас на эти переговоры и приняли решение о моей отставке.
Вальяжнин почему-то оглянулся на Банникова, но тот сидел с солдафонской непроницаемостью на лице, одинаково готовый и к тому, чтобы вновь наброситься на Президента с казарменным матом, и к тому, чтобы попросту подняться и уйти. Единственно, к чему он совершенно не был готов, так это к ответу на простой, словно потертая портупея взводного, вопрос: «Кто же все-таки это решил, — что Президент должен подать в отставку?», заданный вконец разболтавшимся, словно заумствующий новобранец, Русаковым.
— Я бы еще мог понять, если бы об этом со мной говорили Председатель Верховного Совета, министр обороны, председатель госбезопасности, — все увереннее парировал генсек-президент. — Кстати, где они? Почему не прилетели эти товарищи?
— Да какое это имеет значение, где они сейчас находятся?! — взревел Банников. — Мы-то здесь! И от чьего имени, по вашему мнению, мы говорим?! От своего, что ли?! Конечно, от своего — тоже, но надо же понимать…
— Его, видите ли, наш ранг не устраивает, — глухо возмутился Вальяжнин. — Кстати, хочу напомнить вам, господин Русаков, — употребил он это свое «господин», словно перчатку в лицо швырнул, — что перед вами — член Политбюро.
— Мне же почему-то кажется, что передо мной — очередной экземпляр кадровой недоработки, — решил Русаков, что терять ему больше нечего и что самое время, в свою очередь, напомнить всем присутствующим «кто есть ху». — Причем самый убедительный ее пример.
— Не думайте, что я оскорблюсь и уйду, не добившись своего, — огрызнулся Вальяжнин. — Подпишете вы в конце концов указ о введении чрезвычайного положения?!
— Да что вы его уговариваете?! — воинственно сжимал кулаки Банников, готовый по стенке размазать эту продавшуюся империалистам гражданскую мразь. — Мы что, без его указа не обойдемся, что ли? Пусть пока этот трус посидит на своей даче, — решительно поднялся он, чтобы отойти к окну. — Придет время, и мы с ним разберемся, как положено, со всей революционной строгостью.
— Если вы так и дальше будете относиться к данному вопросу, — постарался как можно спокойнее вразумить их Русаков, — вы погубите не только себя, но и все наше дело. Это же не шутки, это, знаете ли, чревато… Действия, которые вы предлагаете мне поддержать — чистой воды авантюризм. Не возражаю, чрезвычайное положение действительно назрело. Но решать все эти вопросы нужно было на съезде партии. И если вы не согласны с моим мнением, давайте пойдем на созыв внеочередного съезда…
— Нет, по-моему, он так и не понял, что происходит в стране и почему мы здесь, — поднялся вслед за Банниковым «отпетый идеолог».
— А ему одинаково, — апеллировал к нему Дробин. — Это же манера нашего Президента: он заговорит любой самый ясный вопрос.
— В последний раз спрашиваю, — совершенно не собирался деликатничать и церемониться с генсек-президентом генерал Банников. — Ты подписываешь указ?
— Не подписываю. И от слова своего не отступлюсь.
— Тогда, как уже было сказано, сейчас же пиши заявление об отставке и убирайся к… матери!
— Генерал, генерал! — на сей раз, не выдержал уже Цеханов. Возможно, из чувства своего традиционного превосходства над армейским генералитетом, воспитанным в «лучших традициях» советского казарменного хамства. Что ни говори, а кое-каким манерам офицеров кагэбэ все же обучали. Постоянная работа с интеллигенцией, видите ли ли, обязывала.
— Все! — поднялся Президент, неуверенно хлопнув ладонью по столу. — Что бы вы здесь ни говорили, я ничего подписывать не стану. И на этом давайте закончим наш разговор.
Первым, метнув на генсек-президента преисполненный ненависти взгляд, оставил кабинет главком Сухопутных войск. У двери он попытался толкнуть плечом «верного пса», полковника Бурова, но тот инстинктивно ушел от удара и мстительно, победно ухмыльнулся. Вслед за главкомом, пытаясь одновременно протиснуться в дверь, вышли генералы госбезопасности.
— Этого отсюда немедленно убрать, — обронил Цеханов генералу Ротмистрову, проходя мимо полковника.
— Не ожидал, — хрипло проворчал Вальяжнин, набыченно глядя себе под ноги, — что он так ничего и не поймет; что он попытается нас вот так, вот…
— А чего от «такого…» еще можно было ожидать? — окончательно сжигал свои служебные мосты руководитель аппарата Президента, понимая, что быстрее всех и самым жестоким образом эти неудавшиеся переговоры отразятся именно на его судьбе. К тому же как руководитель аппарата главы государства, он явно не оправдал надежд «доросской группы», хотя не далее как два часа назад самонадеянно заверял кое-кого из «доросцев», что обладает достаточным влиянием на Русакова, чтобы в течение пяти минут склонить его к подписанию «чрезвычайки».
16
Решив, что он достаточно бодр, чтобы продолжить исследование свое убежища, Курбанов не стал, как прежде, восхищаться коврами, подсвечниками и репродукциями с картин древних мастеров, а сразу же отыскал ход, ведущий в подвал. Дверь была заперта, но довольно скоро среди ключей своей связки майор обнаружил ключ и от этой двери.
Подвальное помещение оказалось просторной, прилично обставленной жилой комнатой, хотя стальная дверь, воздушные фильтры и развешенные по стенам противогазы явно свидетельствовали о том, что задумывалась-то она как бомбоубежище. Правда, вполне респектабельное: с санузлом, ванной и даже небольшим рабочим кабинетом.
Однако майора больше интересовало не то, из какого дерева изготовлен массивный письменный стол в кабинете-бункере, а что находится там, за массивным сейфом, который по размерам своим вполне мог сойти за уводящую куда-то дверь. поддавшись совершенно не праздному любопытству, Виктор попытался проверить свою версию, но из этого ничего не вышло. Ни ключом от сейфа, ни секретом тайной двери он, увы, не располагал.
«Ладно, — сказал себе майор, — оставим эту маленькую тайну виллы “Лазурный берег” на потом. У тебя еще будет время разобраться с ней. Если только есть смысл основательно втравливать себя во все, что связано с этим комфортабельным логовом».
Едва он поднялся в свои апартаменты, как ожил красный телефон, трубку которого ему предписано было поднимать в обязательном порядке.
— Значит, ты все же в «Лазурном», — узнал он голос Бурова, решившего, что уже достаточно поздно, чтобы разговор с подчиненным начинать с «доброго вечера», и достаточно рано, чтобы удостаивать его «добрым утром».
— Как приказано, товарищ полковник.
— Почему появился только сегодня?
— Теперь уже вчера, — взглянул майор на часы.
— Точно вчера? — Буров никак не мог отучить себя от наивно-детской привычки по-учительски проверять своих подчиненных на вшивость такими вот примитивными уточнениями и переспросами.
— Если учесть, что уже перевалило за полночь.
— Хорошо хоть появился, а то ведь охранники тебя почему-то не зафиксировали, я справлялся у начальника.
— Стоит ли отнимать время у его «обалдуйчиков»? — вспомнил Курбанов Леху-извозчика.
— Ну-ну… Ведут они себя мирно, на мозоли пока что не наступают, — примирительно остепенил его Буров. — Как там, на новом месте?
— Вилла «Лазурный берег» — этим все сказано.
