Степан Злобин - Степан Разин
Лопатин взошел на струги, осмотрел снаряд. Велел перетащить на правую сторону пушки, чтобы удобнее бить по бугру, если случится, что все-таки там сидят воровские казаки.
Он собрал своих сотников и пятидесятников.
Наконец прискакал стрелецкий конный дозор. В тумане вплавь десятник дозора переправился с берега к острову.
– Стоят ворье на бугре! Кони ржут, вправо по бережку табунами гуляют, – рассказывал голове дозорный десятник. – Берегутся воры, караулы держат. Мы взять хотели живьем – не дался мужик, закричал. Убили мы его ненароком, прости, осударь, голова. Собаки взъелись, подняли лай. Мы назад поскакали, опасаясь воров на бугре вспугнуть. Убитого вора с собой увезли, по пути в яму кинули.
– А каков караульный был?
– Мужик мужиком. В поскони, в лаптях и с рогатиной. Ни пищали при нем, ни сабли.
– А мыслишь, много ль воров?
Десятник задумался.
– Как знать, осударь, ить ночь на дворе была. Голосов не дают, таятся, а может, и спят... Табун, слыхать, велик ходит. Ведь казак без коня – не воин. Мыслю, все конны они, а с берега никого не ждут. Глядят караваны шарпать. Коней покуда пустили пастись по степи.
– А кони далече ли от бугра?
– Слыхать, за лесочком. Тут рощица невелика, они за рощей пасутся.
– Трава по степи высока ли тут ноне?
– Трава благодать – высока и густа. По брюхо коням стоит. К покосу небось подымется – во! С головами косцов покроет. Послал бог травы! – сказал десятник.
– Ладно, молчи. Придет время – без нас покосят. Стало, в траве человек поползет – его не увидят с бугра?
– Сверху ить, может, увидят Бугор высок.
– И то верно.
Голова задумался.
Он знал, что с низовьев идет навстречу большой караван астраханских стрельцов князя Львова. Вернее всего, нужно было дождаться их и ударить вместе. Но голова не любил делить честь победы. Князь Семен – все же князь. Хоть вместе побьют воров, а уж так ведется, что первая честь – воеводе и князю... «И так они жирно живут. Обойдусь и без них!» – подумал Лопатин.
Дать бой воровским казакам здесь, над Волгой, одному разбить их и не допустить скопляться – это значило освободить путь волжским весенним караванам и предотвратить опасность прихода Стеньки в Астрахань, где стрелецкий и волжский ярыжный сброд делал его более опасным и сильным. Задавить мятеж, прежде чем он разгорелся пламенем, – это значило вылезть из стольников и назваться, может быть, думным дворянином; к этому могло прибавиться и поместье от государя, почет, и открывался путь, может быть, в воеводы...
– Ну, иди. Коней не расседлывать. Отпустите подпруги да покормите тут у бережка. И указу ждите, – отослал голова десятника.
– Не упустить бы нам, братцы начальные люди, донских воров. Если станем к ним подходить караваном – уйдут в степь. На стругах по степи не погонишься. А перво – их надо у берега удержать... Стоят они на бугре для шарпанья караванов. И мы всех стругов посылать на низа не станем, а перво пошлем три стружка, словно бы купеческий караван. Воры кинутся грабить струги, а тем часом мы достальные струги пустим на них с пушечным боем да половину стрельцов пошлем берегом подходить позади бугра. Как на Волге учнется битва, и мы из степи на них грянем пищальми и пушками. А драка завяжется – нам из Царицына воевода Тургенев пушечным боем же пособит со стен да из башен. Да конную сотню без мешкоты пошлем обойти Царицын и от речной стороны проход закрыть мимо города. Как они побегут на низовья, тут конная сотня в сабли ударит, а табуны у них будут позади наших стрельцов, чтобы им в седла не сесть, а то, как татары, ускочут – лови их тогда в степи!.. Глядите сюда, начальные люди. Вот тут будет Волга, вот тут город Царицын, тут наш остров, где ныне стоим. – Голова, низко нагнувшись, чертил углем на досках палубы. Сотники и пятидесятники присели вокруг на корточки, изучая чертеж. – Вот тут воровской бугор, а тут рощица. Далее степь. В сей степи воровской табун ходит... Тут башня градская. Мы конных перво пошлем вот сюды. Поза стеною градской обойти... Пятьсот пеших – сюды. Сказывают, трава высока, стало – в траве...
В этот миг раздался с правого берега одинокий мушкетный выстрел. Все вскочили. Лопатин выпрямился. На всех лицах была тревога. И вдруг с левого берега загремели выстрелы... Снова откликнулись с правого, словно шла перестрелка между двумя берегами Волги. Но вот голова и начальные люди все услыхали зловещий знакомый свист пуль повсюду вокруг: тью... тью... фьию... фью... фи-иу...
– По острову бьют! – крикнул пушкарский сотник Шебуев.
– К стрельцам ко своим бегом, начальные люди! – приказал голова. – Послать пушкарей по стругам.
Сотники и пятидесятники по сходням кинулись на остров, может быть надеясь еще в зарослях ивняка укрыться от пуль. Пушкарский сотник взмахнул на бегу руками и вдруг лицом вниз упал в воду... Двое спрыгнули в воду его поднимать. Он был уже мертв. Тогда остальные начальные люди скакнули в Волгу без сходен и побежали к острову по воде, хоронясь за стругами от берега... Голова остался один на стругах.
На острове все затаилось. Бывалые в боях, опытные ратные люди не поднимали пальбы как попало, они хотели прежде увидеть врага.
Оставшись один на струге, голова Лопатин прислушался. На острове было тихо. «Умницы, голубчики, умницы!» – подумал он о своих стрельцах, которых учил без приказа не открывать стрельбы, «а паче по скрытому ворогу».
Он затаился за фальконетом и стал наблюдать берег. Враг не был так выдержан: скоро из береговых кустов вынырнул конник в запорожской шапке.
– Эй, стрельцы! Выходите на милость! – крикнул он.
Тогда в первый раз ударили мушкетные выстрелы с острова.
Запорожский конь взвился на дыбы и рухнул вместе со всадником... Несколько человек запорожцев набежали из-за кустов поднимать упавшего. По ним еще и еще ударили выстрелы. И вот вдоль левого берега стали выскакивать всадники и, не скрываясь, стрелять по острову. Вот и на правом берегу тоже стали выскакивать всадники из кустов и стрелять. С острова отвечали теперь сотни пищалей и мушкетов. Голова увидал, как упал один всадник с коня возле берега в воду, силился встать, но не мог и сидел в воде, как дитя в корыте.
Стрельцы и пушкари один за другим побежали с острова и бросились карабкаться на струги.
Но всадники с берегов пустились к воде, примеряясь к броду. Вот-вот осмелятся – пустятся вплавь на остров. На левом берегу собралась их уже ватажка с добрую сотню.
– А ну, атаманы, братове, пошли! – крикнул их атаман. – В сабли боярских холопов! – он выхватил саблю и въехал в воду.
И тут-то ударили в первый раз со стругов фальконеты, и в кучке всадников сразу упали трое... Потом затрещали мушкетные выстрелы с острова, из кустов, и запорожцы попятились к берегу, в ивняки...
Голова понял, что если стоять на месте, то конные все же осмелятся наконец кинуться в воду и доплывут до острова.
– Все стрельцы на струги! – крикнул голова. – Воров до воды не пускай!
Стрельцы, отстреливаясь, перебегали с острова на струги, гребцы уже вскинули весла... Под казацкими пулями пушкари перетаскивали лишние пушки с правых бортов на левые.
«Оплошал, Иван, оплошал! – укорил себя голова. – Не угадал, старый черт, что могут быть воры на двух берегах».
– Караван за передним стругом, выгребайся! – крикнул голова.
Отбиваясь пушечной и мушкетной пальбой от конников, караван разворачивался к низовьям. Гребцы работали дружно, пушкари заряжали фальконеты, стрельцы залегли за укрытия, просунув в бойницы стволы пищалей и мушкетов. Казачьи пули летели теперь больше в воду. На движении казакам трудней было целиться. Голова увидел, что задний струг полуголовы Пахомова развернулся и вышел в хвост каравана; с него ударили фальконеты разом по двум берегам. Должно быть, ворье напало на хвост каравана.
«Надо было нам ночью на них нагрянуть, не допустить воров первыми... Небось человек с пятьдесят у меня побили... Теперь все нам заново думать... – размышлял голова. – Ворье на конях; не обгонишь проклятых! Спасенье одно: под царицынски стены живее – да в город!..»
Голова заметил, что пули с левого берега больше идут вверх, а с правого точно бьют по стругам. Ворам сверху видней... Надо к левому ближе держаться...
За высоким бугром показался Царицын. Караван шел поспешно с боем.
Голова крикнул сотника.
– Сколь побитых у нас на струге? – спросил он.
– Восьмеро. Трое насмерть да пять поранило.
«Если по восьмеро в каждом струге, то всего будет двести побитых! Оплошал, старый черт, оплошал, сивый мерин, дурак! – корил себя голова. – А воров ить не более человек десяти от нас по кустам побито. Укрываются, дьяволы, в ивняках, и пороху некуда тратить... До Царицына так нас и триста побьют... Ладно – близко уж ныне».
– Гребцы, стрелой мимо бугра! – приказал голова.
Весла гнулись. Струги неслись, вытянувшись в струну. Лопатин, не опасаясь уже за себя, с носа струга глядел вперед, стараясь все разгадать на бугре... Но ничего не увидел.
