Василий Веденеев - Дикое поле
— Я читал об этом, — заметил Джакомо — Битва была ужасная.
— Ужасная — не то слово. Два русских полка из Смоленска погибли, но не отступили ни на шаг. Представляешь? Вот что бывает, когда славяне объединяются.
Иезуит замолчал и сгорбился, словно под тяжестью невеселых мыслей, которые он постоянно вынужден носить в себе, не имея возможности ни отбросить их, ни передать кому-либо. Даже походка его стала старческой, шаркающей. Опираясь на руку Джакомо, отец Паоло прохаживался по галерее и думал, стоит ли посвящать питомца в непростые перипетии отношений католического мира со всеми славянами, и особенно с этой новой, набирающей силу Державой, называемой Московией? Пусть русские пока еще не встали твердо на ноги, но опасность ощутимо зреет год от года, и не дай Бог увидеть поднявшегося во весь рост могучего северного исполина!
Да, славяне мечтают об объединении. И скоро католическая Польша не сможет удержать значительную часть своих владений — они, несомненно, отойдут к русским. Шестнадцать лет назад митрополит Украины Иов Борецкий уже посылал в Москву луцкого епископа Исаакия Борискевича с советниками для переговоров об объединении. Тогда удалось помешать этому и сохранить под сенью католического креста многие земли. А что будет дальше?
— Болгары и сербы ждут помощи да Московии в борьбе с турками, — глухо сказал иезуит. — Украина жаждет перейти под руку московитов. Русский царь натравливает волков степей — казаков — на Крым и Польшу. Там все бурлит, как кипящая на сильном огне похлебка.
— Казаки? — недоуменно поднял брови Джакомо. — Это войско московитов?
— Ты почти угадал, — скрипуче рассмеялся Паоло. — Это вольные всадники южных равнин, постоянно воюющие с турками и татарами. Современные скифы. Они тоже славяне и служат Московии… Кстати, поляки тоже славяне. Нам надо, чтобы они забыли об этом! Они католики! И мы не можем позволить им объединиться с русскими для борьбы против турок. Это привело бы к ужасным последствиям.
Внимательно слушавший Белометти терялся в догадках. Что ему прикажут? Ехать в Польшу? Говорят, женщины там прекрасны до умопомрачения, а мужчины готовы по любому поводу вызвать на поединок. Что ж, с женщинами он быстро находил общий язык, а поединки — дело привычное, уже не один противник дела, которому он, Джакомо, преданно служил, вызванный на дуэль по указке отцов иезуитов, упокоился в земле. Не зря же его отправляли учиться к лучшим фехтовальщикам Европы! Или придется скакать в Московию? Жить среди диких скифов, одеваться в звериные шкуры? Прикажут — поедешь!
— Разве не благое дело борьба с турками? — решил пустить пробный шар Джакомо. — Ведь крестоносцы так и не отвоевали гроб Господень.
Отец Паоло остановился и покачал головой, словно услышал лепет неразумного ребенка.
— Никколо Макиавелли сказал: мораль и политика живут на разных этажах. — Он назидательно поднял палец. — А крестовых походов больше нет, мой мальчик. Я мечтаю о том, чтобы над Балканами вместо полумесяца сиял католический крест, а не православный! Рука Папы должна осенять благословением славянские народы, поэтому нужно помешать усилению московитов.
«Сейчас он перейдет к главному, — понял Белометти. — До этого он просто вводил меня в курс дела».
Иезуит нахмурил кустистые брови, цепко прихватил Джакомо за локоть и притянул его ближе.
— Казаки захватили сильную турецкую крепость Азов. Если царь московитов возьмет ее себе, русские получат выход к теплым морям! Но для нас не так важно, возьмет он ее или нет. Важно другое: славяне наступили на больную мозоль туркам и крымскому хану. Должна начаться война. Обязательно должна! Пусть турки ударят по Московии с юга, а поляки — с запада! Пусть никто никому не захочет уступать! Война! Московиты не выдержат двойного удара.
Почти оттолкнув Белометти, иезуит засмеялся, запрокинув голову с выбритой на затылке тонзурой. В глазах его мелькнул хищный огонек.
«Не сумасшедший ли он? — внезапно пришла в голову Джакомо крамольная мысль — Сидит тут, в тихом римском дворике, и, как на шахматной доске, передвигает королей, султанов, ханов, натравливая одни народы на другие и мечтая разжечь страшную войну. Но передвигает лишь в своем воспаленном воображении, давно оторвавшись от реальности жизни и считая реальным только свой бред».
— Тебе плыть в Константинополь. — Отец Паоло резко оборвал смех. — В Польше найдется, кому подтолкнуть короля к войне, а ты должен хорошо поработать у турок. Мне доносят, что трон султана Мурада шатается, многие османские паши хотят похода на Московию. Держи! — Порывшись в складках сутаны, он достал перстень.
Белометти принял его и начал разглядывать. На оправленном в золото бледно-синем камне был вырезан апостол Петр с ключами от райских врат в правой руке. Слева от фигуры святого — папская тиара, а справа — начальная буква имени правящего Папы.
— Почти перстень Рыбака [6], — усмехнулся иезуит. — В турецкой столице тебя ждет синьор Рибейра. Отдай ему перстень, и он подскажет, что и как тебе делать.
— Когда нужно отплыть? — Джакомо надел перстень на палец.
— Сегодня вечером. Корабль уже готов Тебе не стоит задерживаться в Риме.
«Он знает о дуэли, — понял Белометти. — Нет, Паоло не сумасшедший. Может быть, фанатик, но не сумасшедший».
— Всего лишь долг чести, — смиренно опустив глаза, начал оправдываться он. — У меня не было намерений убивать да Камерино.
— Какая досада, — с притворным сожалением язвительно заметил монах. — Несчастный случай? Бедняга сам напоролся на твою шпагу и умер?
— Почти так… Он как одержимый стремился заколоть меня. Естественно, я не мог ему этого позволить.
— Ты не мог его обезоружить? Почему каждая твоя дуэль непременно заканчивается смертью противника?
— Я не совсем вас понимаю, — недоуменно пожал плечами Джакомо. — Ридольфо прекрасно владел клинком, и, если бы не моя ловкость, вам бы пришлось служить заупокойную мессу по несчастному Белометти. Наверняка он был одним из лучших фехтовальщиков Рима.
— Это так, — недовольно поджав губы, согласился иезуит.
Какая злая ирония судьбы! В поединке сошлись две шпаги, тайно служившие ордену, и вот осталась одна. Непростительная оплошность шпионов, слишком поздно предупредивших о дуэли, а ведь ее можно было не допустить. Остается утешиться тем, что в живых остался лучший, а новые мастера клинка, готовые служить ордену, найдутся.
Конечно, не стоит посвящать Джакомо в эти подробности, самое правильное — поскорее отправить его подальше отсюда.
— Это так, — повторил отец Паоло. — Но не забывай: мы живем в цивилизованной стране, где есть власти и закон! Ладно, сделанного все равно не воротишь… Вечером в известном тебе месте на набережной будет ждать лодка. Скажешь ее хозяину, что завтра тебе нужно быть на Сицилии. Он доставит тебя на корабль «Четыре коня». Капитан предупрежден и выйдет в море, как только ты ступишь на палубу. В турецкой столице отыщешь Рибейру и отдашь ему перстень. Где живет Вейга Рибейра, скажет капитан.
«Четыре коня? — подумал Белометти. — Четыре медных позолоченных коня стоят на фронтоне церкви Святого Марка, покровителя Венеции. Счастливое предзнаменование! Этих коней вывезли некогда из Константинополя разграбившие его крестоносцы. А раньше столицу султанов называли вторым Римом. Будем надеяться, что эти кони принесут меня к победе».
— Удачи тебе, мой мальчик. — Иезуит обнял Джакомо, потом отстранил и заглянул в глаза. — Ты едешь из Рима в Рим.
— Вы угадали мои мысли, святой отец.
— Будь осторожен, настойчив и не стесняйся в средствах. Я приготовил тебе кое-что.
Паоло трижды громко хлопнул в ладоши. Открылась неприметная дверь в стенной нише, и появился неопределенного возраста человек в скромном зеленом камзоле. В левой руке он держал внушительных размеров шпагу с простой медной рукоятью, а правой прижимал к себе окованный железом дорожный ларец из темного дуба.
— Это Гравино, — представил его монах. — Он может быть кем угодно: солдатом, бродячим фокусником, телохранителем, моряком, лекарем, звездочетом, хитрым шпионом, купцом. Гравино владеет множеством профессий и говорит на языках всех народов Средиземноморья. Ты возьмешь его с собой. Даю тебе право использовать его по своему усмотрению.
«Приставил ко мне соглядатая, — рассматривая шпиона, решил Белометти. — Надо избавиться от него под благовидным предлогом. Но не сейчас. Отказаться от общества этого синьора означает навлечь на себя подозрения».
Ничем не примечательное лицо Гравино выражало равнодушную готовность выполнить любое приказание. Повинуясь знаку иезуита, он снял со своей шеи висевший на цепочке ключик, отпер замок ларца и откинул крышку. Взору Джакомо предстало несколько мешочков из тонкой кожи, туго затянутых у горловины шелковыми шнурками. Взяв один из мешочков, отец Паоло развязал шнурок:
