Наталья Павлищева - Княгиня Ольга
Ольгу удивило, насколько быстро все прознали греки и позаботились о ее охране. Добромир, часто ходивший в Царьград, усмехнулся:
— Они, княгиня, не тебя защищают, а себя. Это чтобы знать, куда ты пойдешь. А про твой приезд известно от чиновников, они же нас в первый день переписали. Смотри, греки тебя не пустят, куда не нужно.
Ольга кивнула:
— Да и пусть, сама не пойду. Мне, главное, понять, как управляются.
Добромир только головой покачал, ну и женщина! Другие сидят в теремах, носа за двор не выказывая, а эта вон куда поплыла. Говорят, у нее и в Вышгороде свой порядок лучше киевского. Для себя решил, что на следующий год товар возьмет у княгини, хотя ту и не обманешь, цены сама увидит нынче, но она теперь знает, каким трудом достается это плаванье.
Патриарх Николай Мистик вопреки собственному решению не стал встречаться с русской княгиней, только приставил к ней своих людей, чтоб показывали, что спросит, и наблюдали заодно. Каждый вечер к нему на доклад приходили двое: Феофил и Ираклий, и рассказывали странные вещи. Княгиня не просто умна, она разумна, вникает во все, что видит вокруг. Ее интересует не просто устройство империи, а то, как управляют ремесленниками и купцами, как образуются цены, как распределяется выгода… Княгиня ничего не спрашивает об армии и оружии, не интересуется вопросами веры.
Последнее замечание не очень понравилось патриарху, зато натолкнуло его на мысль попытаться убедить княгиню Ольгу принять у себя в Киеве священников из Византии. Там уже есть христиане, пусть направленные Константинополем священники проповедуют святое учение среди язычников. Он, конечно, помнил, как бесследно сгинули в языческой массе славян отправленные с Аскольдом проповедники, но продолжать все равно надо. Княгиня живет отдельно от князя в Вышгороде. Это хорошо, пусть из Вышгорода начнется проповедование. Патриарх распорядился подобрать подходящих людей, числом с десяток, он потом сам подумает, кого и сколько посылать. А в качестве приманки стоит пригласить разумную княгиню на прием к императору, женщины, даже самые разумные, больше падки на внешний блеск, чем мужчины. Пусть посмотрит, как можно жить, как ее могут принимать, если станет христианкой.
Сам Роман не возражал, ему тоже донесли, что киевская княгиня разумна, а главное, красива. Красивых женщин, да еще и умеющих думать, Лакапин любил, он согласно кивнул головой: «Пусть придет». Конечно, прием не будет организован для нее лично, слишком много чести, да и прибыла она почти инкогнито, но на ближайший день в Большой дворец пригласить можно.
А патриарх уже подобрал священника, который не просто должен последовать за русской княгиней в далекий Киев, но стать там ее духовным наставником, привести княгиню к истинной вере. Таким, по мнению Николая Мистика, вполне мог стать священник Григорий.
Ольга ничего не имела против присутствия рядом с ней Григория, тот умен и может многое толком объяснить.
Объяснять действительно пришлось, и делать это оказалось весьма тяжело. Пытливый ум молодой княгини легко продирался сквозь пышные витиеватые речи чиновников, Ольга замечала, что за красивым фасадом старая прохудившаяся внутренность. Особенно тяжело Григорию было, когда княгиня начинала задавать вопросы про власть и ее переход от одного императора к другому. Говорить, что есть, нельзя, а лгать или замалчивать русская архонтесса не позволяла, как и уходить от ответа.
Власть богоданная, то есть данная Богом. Но на земле все от богов, значит, и власть тоже? Император Византии облечен божественной властью, он равен богу на земле. Но он император Византии, а как же для других земель? Византия самая могущественная страна, поэтому ее император самый могущественный. А если найдется кто-то, кто победит Византию? Например, если болгарскому царю Симеону удастся разбить войска Романа Лакапина, он станет богом на троне, ведь он тоже венчан на царствие? Куда смотрел Бог, когда венчали императорской короной Михаила Пьяницу, когда власть захватывали? Ольга осторожно не уточнила, кто именно, понимая, что если прозвучит имя Романа Лакапина, ей не поздоровится. Но и этих вопросов хватило, чтобы Григорий в ужасе перекрестился, с такой подопечной недолго и на плаху угодить.
То, что недоговаривал священник, княгиня понимала сама. Императоры такие же люди, как и князья, например, они тоже борются за власть, женятся, едят и пьют, любят и ненавидят… Но их пребывание на троне освящено патриархом. Ольга спрашивала: «Патриарх главнее императора?» И снова вызывала тихую панику в душе у Григория: «Нет, император священен». — «Но ведь патриарх может и не венчать на царствие?» — «Не может». — «Почему?» — «В происходящем воля Божья, если будет таковая, то человека венчают, а нет, так и не получит трон, сколько бы ни желал». Снова и снова переспрашивала княгиня, зачем тогда венчать, ведь если воля Божья, то власть будет и без патриарха? Чтоб все остальные видели, кого избрал Господь своей волей. Ольга задумалась, Божья воля не всегда выбирает самого лучшего, позволяет власть отбирать, как это сделал Роман у своего зятя… Почему? Сама себе отвечала: отобрал, потому что Константин молод и слаб. «Значит, Господь помогает сильным?» Вопрос снова ставил в тупик священника. Тот отвечал: «Достойным». — «Чем Роман достойнее Константина?» Григорий начинал сердиться на дотошность русской архонтессы, она желала понять разумом, а он пробовал научить верить. Верить в Божий промысел, в правильность его воли, научиться вообще не задумываться, правильно что-либо или нет, ведь пути Господни неисповедимы. Он лучше знает, что для людей хорошо, а что плохо. Он заботится о душах, а человек о бренном теле.
Долгие тяжелые разговоры выматывали священника так, что он готов был признать свое поражение в просвещении архонтессы. Знал бы, что его ждет в Киеве, отказался бы заранее. Ольга еще сотни раз будет спорить и возвращаться к одним и тем же вопросам, пока наконец не поверит сама душой, а не разумом.
Уже во время первого приема княгиня поняла, что Романа Лакапина меньше всего волнует устройство и благосостояние далекого Киева, он больше озабочен собственными делами. Есть почему. На Византию наседает Болгария, там у власти воспитанный в Константинополе Симеон, третий сын князя Бориса. Казалось, болгарский царь должен, напротив, поклоняться Византии, но у Симеона были свои виды на Большой Константинопольский дворец, во время предыдущей войны он заставил византийцев подписать договор, по которому Константин должен был жениться на дочери Симеона. Но вернувшаяся из ссылки мать императора Зоя этот договор разорвала, Константин женился на дочери Романа Лакапина и передал в руки тестя правление огромной империей. Передал, как говорят, добровольно, объявив, что тот благомысленнейший и вернейший, что заменил ему отца… Вернейший Константина тут же от власти отодвинул совсем и, похоже, возвращать не собирался.
Романа больше беспокоила Болгария и гораздо меньше собственный зять и какая-то русская архонтесса. Она красива и умна, но это только женщина. Женщины могут привести к трону, если они высокородны, но Романа не интересовала власть в далеком Киеве. Он был готов наладить отношения с сильной, хотя и далекой страной и использовать ее силу в своих целях, но не более. Впрочем, саму княгиню русов император согласен посадить рядом с собой на трон. На время. Пока не надоест.
Ольга жалела Константина, с детства оказавшегося игрушкой в руках тех, кто использовал его в борьбе за власть, наверное, вспоминала себя, юной девочкой попавшей в княжеский терем и ставшей никому не нужной. Она тогда смогла выстоять, а Константин так и остался разменной монетой. Однажды княгиня пробормотала это, сидя на ипподроме и наблюдая за императором и стоящим сзади него бедолагой Константином. Оказавшаяся рядом знатная женщина, Ольга слышала, что она жена Феофана, не последнего человека при матери Константина Зое Карвонопсиде, удивленно приподняла бровь:
— Вы увидели главное в трагедии Константина… Для чужестранки это удивительно. Вы очень наблюдательны.
Ольга изумилась не меньше, она произнесла фразу по-варяжски, уж никак не рассчитывая, что кто-то в Константинополе сможет ее понять и тем более ответить.
Заметив смущение княгини, женщина улыбнулась:
— Мой отец варяг, он из тех, кто всегда охранял спокойствие императорского трона Константинополя. Дома он часто говорил с нами на родном языке.
Ольга еще некоторое время разговаривала с Евдокией, правда, уже по-гречески. Княгиня знала греческий лучше, чем Евдокия варяжский. Красавица-византийка все же предупредила Ольгу, что в Константинополе многие знают чужие языки и свой собственный надо держать за зубами. Княгиня уже поняла это, но все равно была благодарна за совет. Они еще долго говорили о чем-то, Ольга хвалила константинопольские храмы и дворцы, Евдокия посоветовала сходить не только в главные и большие, а пройтись по меньшим, там уютней и настрой другой.
