А. Сахаров (редактор) - Иоанн Антонович
В 1739 году, в возрасте 21 года, Анна Леопольдовна вышла замуж за Антона-Ульриха[333], принца Брауншвейг-Вольфенбиттельского. Антон-Ульрих был племянником Шарлотты-Христины, жены казнённого царевича Алексея, сына Петра I.
Двенадцатого августа 1740 года у Анны Леопольдовны и Антона-Ульриха родился сын. Он был назван Иоанном. Иоанном Антоновичем. Итак, Иоанн Антонович – правнук Ивана Алексеевича[334], правнучатый племянник Петра I.
Когда Иоанну Антоновичу исполнилось десять недель, племянница Петра I, императрица Анна Иоанновна, объявила его императором. Регентом при младенце-императоре был назначен Бирон.
Анна Иоанновна умирала.
Ей мерещились призраки, ей грезились кладбища и кошмары. 17 октября у неё отнялась левая нога. Она перепугалась, попросила ружьё, но не сумела выстрелить. Принесли бриллианты, но и бриллианты не развеселили умирающую. У неё начались судороги. Вечером 17 октября 1740 года Анна Иоанновна скончалась.
Все сословия России ненавидели Бирона. Ему нужен был официальный пост, поэтому Анна Иоанновна перед смертью разыграла комедию[335]. Императором стал двухмесячный ребёнок. Титул регента при нём создавал иллюзию законности диктатуры Бирона.
Но торжественный титул не спас Бирона.
Фельдмаршал Миних арестовал Бирона.
Переворот был прост.
Снег повсюду.
Восьмого ноября в два часа пополуночи фельдмаршал Миних, его адъютант подполковник Манштейн, три офицера гвардии и восемьдесят гренадёров пришли во дворец Бирона. Дворец спал. Часовые пропустили Манштейна. Бирона охраняло триста человек. Двери спальни были не заперты. Подполковник Манштейн и двадцать рядовых Преображенского полка открыли двери. Часовые ходили, удаляясь в тёмные коридоры дворца, делая вид, что их ничего не касается. Бирон услышал и забрался под кровать. Когда его вытаскивали, он истерически рыдал и проклинал всё на свете. Когда его вытащили, отяжелевший от слёз и от страха регент пустил в ход кулаки. Манштейн расхохотался и солдаты – тоже. С минуту он смотрел, как невозмутимый в обычных обстоятельствах и жестокий диктатор размахивает кулаками и мундиром с золотыми пуговицами. Потом – схватили, связали, завернули в шубу и унесли.
Миних привёз Анну Леопольдовну, и все ей присягнули. Ей было 22 года. Она стала правительницей Российской империи до совершеннолетия Иоанна Антоновича, сына. Антон-Ульрих стал генералиссимусом всех русских войск.
Ни Анна Леопольдовна, ни Антон-Ульрих ничего не знали о заговоре Миниха[336]. Он самостоятельно распределил награды. Кроме звания правительницы, Анна Леопольдовна полудала ещё орден святого Андрея и сама надела на себя этот орден.
Лишь 9 ноября, прочитав манифест о перевороте, государственные чиновники с изумлением обнаружили, что и они причастны к. событию, и они получили награды и повышения.
Канцлер граф Андрей Иванович Остерман стал великим адмиралом. Князь Алексей Михайлович Черкасский стал великим канцлером. Граф Михаил Гаврилович Головкин стал вице-канцлером. Все стали великими. Зять графа Остермана сенатор Стрешнев был награждён орденом святого Александра Невского. Барон Менгден, президент коммерц-коллегии, тоже получил орден святого Александра Невского. Просто так – ни за что. Миних назначил самому себе награду в 200 000 рублей серебром и получил их. Он хотел стать генералиссимусом, но Антон-Ульрих успел предупредить его, и Миних стал первым министром.
Антон-Ульрих стал во всеуслышание говорить, что он хотел произвести переворот, а Миних, по хитрости, предвосхитил. Остерман мстил Миниху за то, что Миних – талантливее. Головкин глядел за Остерманом, чтобы занять его пост, Черкасский доносил на Головкина, – змеиный клубок вельмож. Миних получил отставку как раз накануне войны со Швецией, когда командовать армией никому, кроме Миниха, было не под силу. Он получил отставку и пенсию 15 000 рублей в год.
От имени Иоанна Антоновича публикуются указы, объявляется война, распоряжаются финансами империи.
Больше года империей юридически правит ребёнок. Он ещё только-только учится ходить по комнате, в его невнятном лексиконе пока только одно слово – «мама».
Но политические приёмы требуют присутствия. Петербург должен видеть своего императора. Петербург иллюминирован. По Невской перспективе церемониальным маршем идут индийские слоны. Их четырнадцать. Они взяты в Дели. Четырнадцать слонов и тридцать верблюдов. На мраморных спинах слонов – кружевные квартирки-будочки, там – посол Шах-Надира с миниатюрным гаремом для путешествий. То ли посол хочет установить дипломатические отношения с Россией. То ли хочет увезти для Шах-Надира Елизавету Петровну, великую княжну, будущую императрицу. Петербург пьёт и обсуждает характерные особенности и внешний вид больших животных: слонов ещё Петербург не видел. Этому сногсшибательному зрелищу устраиваются овации. Мелькают выстрелы и фейерверки. Слонов забрасывают цветами, живыми и искусственными. Петербург торжествует:
– Ура! Урра! Императора! Петербург хочет, чтобы император присоединился к всеобщему воодушевлению. Император присоединяется.
Вспыхивают все балконы дворца. На большом балконе – вельможи. Они улыбаются всеобщей улыбкой. Выносят драгоценный свёрточек с императором Разворачивают одиозное одеяльце и показывают народу ножку или ручку императора, маленькую, розовенькую и живую, чтобы все присутствующие убедились, что Иоанн Антонович не бестелесен, не куколка для игр в политические кошки-мышки, но – настоящее, самостоятельное существо, то же самое, которое изображено на монетах в профиль и анфас. Все рады. Все рукоплещут.
Ровно через год и две недели, в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года, происходит очередной государственный переворот. Дочь Петра I Елизавета Петровна арестовывает внучку Ивана Алексеевича Анну Леопольдовну, мужа Анны Леопольдовны генералиссимуса Антона-Ульриха, их сына, императора Иоанна Антоновича.
Император Иоанн Антонович особенно опасен для дальнейшего благоденствия империи ему – год три месяца двенадцать дней.
Напрасно хитрили и мучили друг друга интригами вельможи. Миних, Остерман, Головкин, Черкасский были сосланы.
Елизавета Петровна издала манифест:
«Хотя Анна Леопольдовна и её сын Иоанн Антонович не имеют ни малейшей претензии и права к наследию всероссийскою престола, но из особливой к ним нашей императорской милости, не желая им причинять никаких огорчений, с надлежащей им честью и достойным удовольствованием, предав все их предосудительные поступки по отношению к нам забвению, всемилостивейше повелели отправить их в их отечество (то есть в Брауншвейг)».
Император Иоанн Антонович «не имеет ни малейшего права» на престол. Но что подразумевать под правом: если генеалогический статут – Иоанн Антонович правнук великих царей, он имеет все права; если силовые приёмы, которые применила Елизавета, – то все права в таком случае – фикция, ни больше и ни меньше.
«Предосудительные поступки». Какие предосудительные поступки совершил пятнадцатимесячный мальчик по отношению к тридцатидвухлетней женщине?
«Особливая милость», «никаких огорчений», «с достойным удовольствованием», «всемилостивейше повелели».
Елизавета подписала манифест об отправке Иоанна Антоновича в Брауншвейг. Она сама расписалась в неприкосновенности его личности. Но расписки расписками, а дело делом.
Иоанна Антоновича отправляют из Петербурга. Всю семью.
Двенадцатого декабря 1741 года мальчика-императора отправляют из Петербурга в замаскированных кибитках, под конвоем. Маршрут: Нарва – Рига – Кенигсберг – Брауншвейг. Такой маршрут официально сообщают газеты. Но это – лишь для общественного мнения, для огласки. Она пообещала – она исполняет.
Кибитки благополучно минуют первый пункт – Нарву.
Но уже во втором пункте – Риге – этот караван осторожно останавливают.
Девятого января 1742 года Иоанна Антоновича поселяют в Риге, в маленькой каменной казарме. В смежных комнатах расквартировывают множество полицейских. Официальным надзирателем над ребёнком ехал В. Ф. Салтыков[337], один из свиты Елизаветы. Но и к Салтыкову она подселила нескольких негласных агентов Тайной канцелярии. Вот как выглядели клятвы императрицы, «особливая милость», «никаких огорчений».
Блокада. Тюрьма. Полицейские.
На всех заводах уничтожают и переплавляют монеты с профилями и фасами Иоанна Антоновича. Медали с его изображением отнимают у ветеранов и переплавляют на монетном дворе. Тысячи манифестов, официальные бумаги, всю государственную писанину пересматривают педантичные представители Тайной канцелярии. Каждая бумажка, в которой упоминается имя Иоанна Антоновича, – в канцелярские костры! Пусть его имя превратится в пепел, пусть полиция пепел рассыплет, никакой памяти, всё – забвению.
