Александр Солженицын - Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1
Масловский требовательно смотрел и спрашивал: из какой части и есть ли у него в повиновении солдаты. Разочаровался, что из учреждения, но обрадовался, что солдаты – есть, человек 15, и все тут. (Саша отвечал уверенно, но вспоминая случайность своей гурьбы, не мог бы поручиться, что через полчаса они ещё будут перед дворцом).
А ещё из принадлежностей штаба был у них план Петербурга, неаккуратно вырванный из справочника и разложенный на столе в ярком месте. Сидели как попало вокруг, и Масловский спрашивал того прапорщика, а потом солдат, а потом и Сашу, что они знают о расположении воинских сил в городе.
И Саша, который бывал же в армейской обстановке, всё-таки видел, как офицеры работают по картам, как наносится боевое расположение, – вдруг испытал к этому штабу – жалость и гордость. Жалость, что революция должна начинать с такой ничтожности: вырванный гражданский план, никаких цветных карандашей, планшетных досок, измерителей, штаб – на уровне солдат и прапорщиков, и ни один присутствующий не может толком сказать ни об одной неприятельской части, а о своих – всем известно, что рассыпались и их не существует, – а во главе их всех не полковник и даже не офицер, а – штатский. Но гордость: что они и с этим возьмутся начать – и ещё смотри победят! Что Революция – нарушает все правила, она – хулиганка, ей дозволено недозволенное, даже невежественное, – и всё равно она победит, такова инерция истории!
Тут вошли и выкликнули солдат на заседание Совета депутатов – они, оказывается, и пришли ни в какой не штаб обороны, их ткнули сюда временно для разговора, – а теперь пошли на Совет.
Только что удивлялся Саша, что набран штаб из солдат, – а вот уже и солдат не стало.
И осталось их четверо, а из оружия – три револьвера да две шашки, на лейтенанте Филипповском не было и кортика, зато оказался он давний эсер и даже из боевой организации, Сашу очень к нему повлекло. А прапорщик был какой-то совсем глупенький и даже не петроградский, он только сегодня с поезда, ехал из Вологды и попал во всю эту кашу, никого ничего здесь не знал, но готов был участвовать.
Оттого что их так мало теперь осталось, Масловский и Филипповский не отъединились от них, а обсуждали вслух тут же, что ж была за обстановка. Обстановка получалась такая: движением совершенно не затронут Васильевский остров, занятый Финляндским батальоном, – и не принято никаких мер к разложению его. Петербургская сторона только начинает осваиваться. На Выборгской стороне сопротивляется самокатный батальон. По всему остальному городу положение вполне неясное. Все казаки, и 9-й конный полк, и гвардейский экипаж, и семёновцы, – у себя в казармах, пока нейтральны, но могут выступить в любую минуту на любой стороне, да если выступят – то против нас, потому что за нас только те части, которые отказались повиноваться, рассыпались, – и, значит, больше не существуют. Все наши войска – не существуют. Петропавловская крепость занята правительственными войсками, её пушки наведены, но пока не стреляют. Ни об одном военном училище не известно ничего – и все они могут выступить против, вероятней ожидать так. Какие-то войска днём строились у Зимнего дворца – значит, они хабаловские, все кто в строю – уже не наши, у наших строя нет. Вообще силы Хабалова абсолютно неизвестны, они собраны где-то в центре города, намерения их неизвестны. Днём они пытались продвигаться по Литейному, но продвижение их задержали толпы, в толпы они стрелять не решались, и их заглотило. Но сейчас с темнотой толпы уже расходятся, улицы очищаются, – и у нас не остаётся никакой защиты, и противник очевидно перейдёт в решающее наступление. С нашими солдатами мы не защитимся, мы их просто не сумеем построить, да их, очевидно, от Таврического и отвести нельзя, они не пойдут. Уж тем более у нас нет ни конницы, ни действующей артиллерии, есть пушки для украшения, четыре пулемёта – не могут стрелять, без глицерина, – и нет никакой ни с кем связи кроме городского телефона. Телефонная станция на Морской хотя и в руках хабаловцев, и под самым их штабом, но, удивительно, отвечает на все вызовы Таврического! Вероятно потому они так делают, что подслушивают нас. Они могли бы выключить всю сеть – и мы вообще стали бы слепы и разъединены, – а у них-то для связи остаются военно-полицейские провода на отдельных столбах. Наконец, у кого все южные вокзалы, что на них делается – тоже неизвестно, в любую минуту там могут выгружаться царские войска, а мы не только бессильны препятствовать, но даже ничего не узнаем.
Положение было – вполне катастрофическое, по правилам обычных войн впору было – просто разбегаться, пока не захватили и не повесили их самих. Но Революция – хулиганка! Саша испытал! даже дикую радость, что всё так плохо, это – как музыка была зовущая, есть какое-то особенное веселье – веселиться не от хорошего, а от плохого: перевеселиться катастрофу – и победить её! Он-то – полдня сегодня воевал, и побеждал, и знал уже воздух улиц, – этот воздух и был за них, хотя и не размечается на военных картах.
– Вы разрешите – ходить? – спросил он у старших, и стал нервно ходить, хотя и не курил, он в движении этом, по ковру, уже зашлёпанному солдатскими оттаявшими сапогами, предвидел что-то найти. Вот будет юмор, если он придумает сейчас спасение!
Тут вбежал другой подвижный штатский и привёл им ещё одного пехотного прапорщика, а заодно сообщил, что в сквер въехал броневик, находится в их распоряжении.
Вот! броневик! Дела поправлялись.
Но новый прапорщик – ничего им не помог, он не знал, где какие части. А вологодский и даже ни одной петроградской улицы не знал. Чёрта с такой помощи и с таких прапорщиков.
Филипповский курил над картой, а Масловский не курил, как и Ленартович, но тоже стал нервно ходить.
– Тебе, – сказал он Филипповскому, – поручим защиту Таврического. Надо как-то эти противоаэропланные пулемёты привести в порядок, да как-то расставить. А то – налетят!
Филипповский дымил, дымил над штатской картой.
– Надо будет собрать охотников из солдат перед дворцом – и пойти двумя командами на Николаевский и Царскосельский вокзал, если не занимать, то для разведки. Двое из вас пойдут, – говорил Масловский.
Что ж, это чудесная задача – занять целый большой столичный вокзал! Саша подтверждал, что готов идти, но… но… Он искал, вот уже близилась, крутилась в голове какая-то ещё более великая задача.
А Масловский – за это время как-то подтянулся. Насторожился. Остановился у мраморного камина. Будто прислушался. Одной рукой держался за полку, другою стал помогать своим рассуждениям:
– Вся сила – конечно, на стороне Хабалова. На нашей – одна революционная атмосфера. Но именно тут он и проигрывает! Потому что он – колода, и не знает опыта революций. Он концентрирует свои войска в самом центре города – это ошибка! Столица – всегда пылает революционной атмосферой, и здесь его войска рассыпятся! Опыт революций показывает, что правительственные войска побеждают тогда, когда вырываются из заразительной зоны столицы – и потом обкладывают её или во всяком случае наступают извне.
Так удачно он это высказал, такая создалась красивая, умная минута: и всё теряется от промедления – и хочется поговорить! От этого напряжения постигла Сашу догадка, хотя кажется и связи тут не было. Он резко остановился посреди кабинета, повернулся к Масловскому и сказал звонко, гордо, сам отчётливо ощущая свой тон:
– Скажите, а где же находится так называемое правительство? Почему мы его нигде не чувствуем?
– В Мариинском дворце, – ответил Масловский. Ответил, а ничего у него не родилось! И Филипповский поднял глаза в дыму – ещё не охватил.
– Так дайте мне броневик, и ещё грузовик! – вскричал Саша радостным постижением, чтоб только никто раньше этого не высказал. – И я возьму свою команду и ещё наберу охотников – и поеду арестую правительство! Или – разгоню его к чертям!
Все смотрели на него с изумлением. Но и с растущим уважением.
– Но вокруг Мариинского вероятно крепкая защита.
– Если крепкая защита – постреляю, попугаю и уеду. Но я сегодня целый день на улицах и уже несколько зданий взял! Я убедился, что это очень легко! Что защитники старого строя сдаются в одну минуту!
Да ещё несомненное: нападение – лучший способ обороны! Раз у нас всё так плохо, незащитимо – так наступаем!!!
Ну что ж? Ну что ж. – Переглянулись, подумали. – Ну что ж! Если вы предлагаете сами, если вы к этому готовы…
Саша – сейчас был готов ко всему! За сегодняшний день он понял сладость действия. И не боялся – нисколько. Да тот, кто смело действует, – совсем и не находится в самой большой опасности.
Правда, с броневиком он никогда в жизни дела не имел. Но он почти и ни с чем в армии дела не имел. Это всё – освоится.
Главное – дерзость, мгновенность, сейчас – и ехать, сейчас и схватить, пока они этого не ожидают. Арестовать правительство – и кто у них останется? Один Хабалов?
