Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 1
Все расхохотались, а громче всех сам Оспан.
Абай спрашивал детей, как называется по-русски та или другая вещь, и с удовольствием слушал, как они отвечали, перебивая друг друга. Готовность их показывать свои успехи радовала его.
После ужина он пошел с ними к юрте Айгерим. Абиш, Магаш и Гульбадан шли, забравшись под его широкий чапан и прижимаясь к отцу. В душе его было гордое удовлетворение. Он вспомнил своего племянника Азимбая. Как не походили его дети на сына Такежана, уже научившегося причинять людям зло!.. Эти были настоящими детьми, чистыми, белыми, как молоко. Он чувствовал отцовскую гордость, видя, как увлекает детей ученье, как они сами все настойчивее требуют знаний. Обняв Абиша, он сказал ему:
— Светик мой дорогой… Как хорошо, что ты начал учиться по-русски! По-нашему ты учился достаточно, нынче я надолго отдам тебя в русскую школу… Бог даст — ты вырастешь большим ученым человеком… Это—самое мое большое отцовское желание, сынок! Меня так радует, что ты сам, без меня, начал ученье, светик мой!..
Абай остановился, глядя на полный диск луны, высоко поднявшийся в небе. В душе он повторял свою самую заветную мечту: «Не погуби его жизни!.. Все, чего не удалось получить мне, — знание, лучшие человеческие качества — пусть дастся сыну моему… Сделай его счастливым, освети его путь, создатель!..» Это была горячая безмолвная молитва.
Он прижал к себе любимого сына. Абиш молчал, но видно было, что внимание отца глубоко взволновало мальчика, он даже побледнел.
— Хорошо, ага, хорошо, — тихо сказал он.
Магаш, чуткий и по-детски наблюдательный сразу уловил, что отец и старший брат заключили договор. Он ухватился за пояс отца и вмешался:
— Вот еще, отец, почему только Абиш? И я поеду в город учиться по-русски!
В его голосе слышалась обида. К нему тотчас присоединилась Гульбадан:
— Отец, и я поеду! Учи и меня по-русски! Спроси у Баева, он всегда говорит, что я раньше всех научусь говорить по-русски! Я сама поеду, вот и все, — заявила она.
Абай счастливо улыбался, все еще не входя в юрту. Он погладил по головке Гульбадан, поцеловал надутые от обиды щеки Магаша и пообещал:
— Ладно, осенью и вас обоих повезу с Абишем учиться… Всех повезу, обещаю вам!
У входа его ждала Айгерим, наблюдая за ними с молчаливой улыбкой. Она откинула войлочную дверь и пропустила Абая в юрту.
НА РАСПУТЬЕ
1На Балкыбекский съезд с Абаем поехали его неизменные товарищи Ербол, Баймагамбет и Шаке. По дороге они остановились в ауле у Ербола, где к ним присоединился Асылбек, отстраненный на недавних выборах от должности волостного, на которую его выдвинул в свое время Абай.
Вместе с Абаем поехал на съезд и его старший сын от Дильды — Акылбай. Нурганым постаралась принарядить своего воспитанника: на голове его была соболья шапка, на плечах—черный бархатный чапан, седло покрыто зеленым сафьяном и украшено серебром. Он выглядел настоящим щеголем-мирзой. Его сопровождали двое слуг. Один из них — Казакпай, черкес с большим горбатым носом и глубоко посаженными серыми глазами, — был гораздо старше Акылбая, почти ровесник самому Абаю. Нурганым нарочно послала его с юношей, чтоб за тем был надзор взрослого спутника. Второй был одних лет с Акылбаем — молодой жигит Мамырказ, большеглазый и светлолицый великан, острослов и весельчак. Акылбай с ним очень дружил и никогда не расставался.
И сейчас они ехали вместе поодаль от старших. Они все время о чем-то негромко разговаривали или шутливо болтали, порой отставая от всех, и потом мчались мимо старших, обгоняя друг друга и далеко уезжая вперед. Абай, усмехнувшись, сказал Ерболу:
— Кажется, у них крепкая дружба! В жизни человека бывает время, когда друзья никак не могут обойтись один без другого, словно щенята из одной конуры…
И он выразительно взглянул на друга. Тот засмеялся: Абай ясно намекал на светлые дни молодости, проведенные ими вместе. Однако, посмотрев на Акылбая и Мамырказа, Ербол покачал головой:
— Дружба?.. Вряд ли… Я думаю, у них в голове только девушки. Вот по этой дорожке они далеко ушли!
Его слова всех рассмешили. Но Абай, посмотрев вслед юношам, задумчиво сказал:
— Может быть, и так… Мы не знаем, что в душе у Акылбая… Он очень избалован. Как бы не вышел из него себялюбивый мирза!.. Такие сторонятся тех, кого люди считают умными, и любят тех, кто им льстит, кто твердит: «Ты лучше всех!..»— приближают к себе того, кто баюкает их гордость… Может быть, и здесь то же, бог ведает… Ербол не удержался от шутки:
— Чего ты от него хочешь? Признайся лучше, что ты просто придираешься к нему за то, что из-за него мальчишкой в отцы попал!..
Это была смелая шутка, которую мог позволить себе только Ербол по давней своей дружбе с Абаем. Асылбек и Шаке рассмеялись:
— Ну, Ербол взял Акылбая под защиту!
— Значит, прыгай, баловник, и дальше без удил!.. В Балкыбек они приехали к полудню.
На сборе должны были сойтись четыре племени — Тобыкты, Сыбан, Керей и Уак — разбирать тяжбы, споры, взаимные счеты. Для такого съезда нужно искать землю, не принадлежащую кому-либо из спорщиков: воротилы тяжущихся племен всегда стараются воспользоваться близостью своего населения и его численным перевесом. Балкыбек же находился на меже Тобыкты, Сыбана и Керея. Это урочище, изобиловавшее и водой и сочными кормами, пустовало из года в год: если одно племя занимало его, два остальных подымали шум: «Убирайся, это земля общая!» Для съезда нельзя было найти места удобнее.
Балкыбекский съезд должен был собрать население девяти волостей двух уездов — Семипалатинского и Каркаралинского. Четыре из них были заселены Тобыкты, две — Сыбаном, две — Уаком и одна — Кереем.
Сейчас как никогда иргизбаи могли влиять на дела сбора. Кругом только и говорили о том, что два сына и внук Кунанбая получили три волости в управление. Те из тобыктинцев, кто принадлежал к сильным и богатым аулам и мог сам рассчитывать на должность, были и обижены и встревожены.
— Везет иргизбаям! — говорили они с досадой и завистью. — Когда Кунанбай был ага-султаном, они выше всех стояли. Теперь Кунанбай отошел от мирских дел, отдыхает, словно старый верблюд на золе очага, а власть и счастье всё за ним тянутся… Трое его волчат правят тремя волостями! Даже в четвертой тобыктинской волости, в Мукыре, и то волостным стал его зять Дутбай! Значит, всё Тобыкты теперь в кулаке у иргизбаев! И не только Тобыкты — Исхак крыльями и Сыбан и Уак задевает… И Чингиз и Иртыш у них под властью, вот уж и верно повезло!..
Обо всем этом Ербол рассказал Абаю в пути: он уже побывал на сборе несколько дней тому назад, присматриваясь к настроению народа. Под именем народа на сборе подразумеваются далеко не все: «народ» — это аткаминеры, бии и волостные, люди, облеченные властью и произносящие на сборе речи, а также те, кто их окружает. О них и говорил Ербол.
— Ну и взяточники! — возмущался он. — Вот обжоры! Раньше про таких говорили: «Верблюда живьем проглотит», а теперь не знаешь, что и сказать… Овец— отарами, коней — целыми косяками берут… Да и городские начальники, чтоб их бог покарал, без стеснения хапают: один Исхак двадцать отборных коней Казанцеву отдал за должность для Такежана! Понятно, почему у того Такежан с языка не сходит!.. А теперь новые волостные принялись возмещать свои убытки, кровь у народа сосут…
— Ну, а бии что — неужели и они все тоже взяточники? — спросил Абай.
— Обо всех не скажу, но, конечно, и они себя не обидят. Посуди сам: идет, скажем, тяжба между Кереем и Тобыкты, спорщики сперва обращаются к волостным, а те, передавая дело бию, обиняками дают понять: «Присудишь в пользу того-то — получишь…» А бии—святые, что, ли, чтобы выносить решение по справедливости?.. Ну и делятся…
— Говори прямо — неужели и Жиренше с Уразбаем берут?
— А как же? Тут и спрашивать нечего! Абай покачал головой:
— А я обоих их считал друзьями!.. Сам же их в бии вывел… Может быть, ты преувеличиваешь? Я хотел бы по-прежнему верить в их честность… Если и они взяточники — где же взять честных людей?
Абай замолчал, горько задумавшись. Замолк и Ербол, воздержавшись от дальнейших рассказов об их грязных проделках: говорить плохое про людей, которых другой называет друзьями, он не мог. Абай сам когда-то повторял ему: «Ссора с близкими и друзьями рождается сплетнями и нашептываниями».
Абай и его спутники долго не могли разыскать места, где остановились родичи. Юрты бесконечными вереницами тянулись по обоим берегам реки, порой в два ряда, образуя правильные улицы. Семи-восьмистворчатые юрты попадались редко, — большинство съехавшихся привезли пяти-шестистворчатые новенькие белые юрты, разукрашенные цветным сукном и вышивками.
В стороне от них лепились кучками маленькие, закопченные: это были кухни и помещения для прислужников. Вдоль рядов юрт стояли на привязи жеребята — на съезд вместе с верховыми и упряжными конями пригнали и дойных кобылиц.
