Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден
– Господин, я хотел бы забрать триремы и уйти. Я поставил свое имя под письмом, в котором говорится, что ты нанял «Вентул» для охоты за пиратами. Мне пора вернуться к семье и привычной жизни.
Цезарь молчал, пристально глядя на капитана. После паузы Дур продолжил:
– Мы договорились, что, найдя Цельса, ты отдашь мой корабль и вторую трирему за утопленные товары. Я ни на что не жалуюсь, но прошу тебя приказать солдатам сойти на берег, потому что плыву домой. Господин, меня они слушать не станут…
Юлий почувствовал боль и ярость. Он и не думал, что так трудно будет сдержать данное честное слово. Дуру обещано два корабля, но случилось это прежде, чем они узнали о разорении порта в Фессалониках. Чего же он ждет? Дух воинственности, горящий в груди Юлия, требовал решительно отказать торгашу. Неужели он считает, что Цезарь добровольно лишится двух боевых кораблей в тот момент, когда Митридат в Греции режет римлян, как скот?..
– Идем со мной, – велел он Дуру, проходя мимо капитана.
Юлий шагал быстро, и торговцу, чтобы не отставать, пришлось припустить рысью за молодым офицером. Скоро они достигли причалов, где на волнах плавно покачивались три корабля. Часовые, увидев Юлия, отсалютовали: Цезарь ответил на приветствие и остановился возле самого парапета, у борта одной из трирем, возвышавшейся над ними.
– Я не хочу, чтобы ты плыл домой, – решительно заявил он.
От удивления Дур раскрыл рот.
– Ты дал мне слово, что я уйду, как только корабль Цельса будет захвачен!
Юлий взглянул ему в лицо, и у торговца словно отнялся язык – с таким выражением смотрел на него молодой римлянин.
– Я не нуждаюсь в напоминаниях, капитан. Не стану тебя удерживать. Однако Риму нужны твои корабли. – Он надолго задумался, остановив взгляд на судах, качающихся на грязной воде. – Прошу тебя как можно скорее достичь на триремах ближайшего римского порта, в котором есть наши войска. Там ты передашь серебро легиона – от моего имени… и от имени капитана «Ястреба» Гадитика. Я думаю, тебя отправят в Рим за подкреплениями. Выгоды в этом деле ты не найдешь, но твои триремы быстры, а нам сейчас нужно все, что способно ходить по морю.
Переминаясь с ноги на ногу, Дур в изумлении слушал Юлия.
– На это потребуется несколько месяцев. Моя семья и кредиторы станут думать, что меня уже нет в живых, – возразил капитан, чтобы выиграть время.
– Погибли римляне! Или ты не видел трупы? О боги, я прошу тебя об услуге городу, в котором ты родился и вырос. Ты никогда не сражался за него, не проливал крови. Я даю тебе возможность хотя бы отчасти выплатить долг!
Дур едва не засмеялся в ответ, но спохватился и сдержал улыбку, поняв, что молодой человек абсолютно серьезен. Капитан думал о том, что его римские друзья сказали бы об этом солдате. Похоже, для него Рим не только попрошайки, крысы и эпидемии, а нечто большее. Неожиданно торговец понял, что ему становится стыдно.
– А почему ты решил, что я не могу просто взять деньги и отправиться прямиком на север Италии, домой? – спросил он.
Юлий едва заметно нахмурился и посмотрел на капитана холодными глазами.
– Потому что, если ты так поступишь, я стану твоим врагом. Ты хорошо знаешь, что в конце концов я доберусь до тебя и уничтожу.
Голос Цезаря звучал спокойно, почти равнодушно, но Дур видел расправу над пиратами и уже знал о том, что Цельса выбросили за борт его же корабля. Ему вдруг стало зябко. Он плотнее закутался в плащ.
– Очень хорошо. Сделаю так, как велишь, но учти: я проклинаю тот день, когда ты впервые ступил на палубу «Вентула», – процедил торговец сквозь зубы.
– Всем моим людям высадиться на берег! – громко крикнул Юлий часовому, стоявшему на носу триремы Дура.
Солдат отсалютовал и скрылся из виду. Капитан почувствовал себя так, словно камень свалился с души.
– Благодарю тебя, – сказал он Юлию.
Ничего не ответив, офицер зашагал назад, к складам.
Немного в стороне, там, где заканчивались каменные плиты доков и начиналась голая земля, высились пять крестов со свисающими с них телами. Указав на них рукой, Цезарь на ходу отрывисто бросил торговцу:
– Не забывай.
Забыть о таком?.. Капитан помотал головой.
Наступила ночь, и легионеры собрались в одном из складских помещений, меньше пострадавшем от пожара. Одна из стен покрылась копотью, внутри стоял запах гари, но здание не сгорело, и было сухо и тепло. Пошел дождь: по деревянной крыше забарабанили тяжелые капли.
В лампах, принесенных с триремы Цельса, почти не осталось масла, и римляне прикрутили фитили так, чтобы они давали самый слабый, едва разгоняющий тьму в помещении, свет. На полу были разбросаны зерна пшеницы, просыпанные грабителями. Римляне расселись на рваных мешках, стараясь устроиться поудобнее.
Гадитик встал, чтобы обратиться к солдатам. Почти все работали целый день – ремонтировали крышу, переносили припасы и снаряжение с кораблей, которые с началом отлива должны были выйти в море.
– Пора подумать о будущем, друзья. Я рассчитывал немного отдохнуть в спокойном римском порту перед возвращением домой. Но царь греков перерезал наших солдат. Такое нельзя оставлять безнаказанным.
По складу пронеслось ворчание воинов. Трудно было понять, что оно означало – согласие или недовольство словами центуриона. Сидя рядом с Гадитиком, Юлий посматривал на своих людей. Он провел так много времени, выслеживая Цельса, столь полно отдался поставленной цели, что просто не думал о будущем. В голове время от времени всплывала мысль об отдаленной встрече с диктатором Рима, но она больше походила на неясную мечту. Внезапно его осенило: если он, Цезарь, приведет в легион новую центурию, то сенату придется оценить его заслуги и отметить официальным назначением.
Юлий невесело усмехнулся. Могут и не отметить. Снова назначат Гадитика центурионом, а молодого тессерария – командиром двух десятков воинов. Не такие люди сенаторы, чтобы признать его невероятное влияние на это собрание вроде бы случайных людей. С другой стороны, теперь он обладает огромным состоянием, и если им распорядиться мудро, то можно обрести значительное влияние. Интересно, удовлетворит ли его такое положение, подумал Цезарь и улыбнулся.
Солдаты не замечали смены настроения на лице молодого офицера, их взоры были прикованы к Гадитику. На все вопросы существовал простой ответ. Юлий убедился: нет ничего прекраснее, чем вести за собой людей, ничего дерзновеннее, чем рассчитывать только на свои силы и ни у кого не просить помощи. В самых тяжелых ситуациях солдаты Цезаря ждали, что он укажет правильный путь, подскажет,
