Тени Янтарной комнаты - Петр Селезнев
Старинные немецкие здания вокруг, перевидавшие на своем веку много, как будто «дышали» приятными ароматами этого достаточно зеленого мегаполиса. В каждом окне чувствовался привкус истории. Здесь когда-то жила семья пекарей Дитрихов, а тут сочинял стихи никому не ставший известным Зеппельт. В другом месте слышны отголоски слегка фальшивящего и писклявого, но классического фортепиано, а там, вдалеке в душе отдается грохот молотков так и не закончившейся стройки.
Само существо города пропитывало обстановку вокруг. Эта невероятная атмосфера эклектики смущала, вызывала диссонанс в голове и радовала глаз. Он был одновременно прусским, немецким, советским и российским, вобрав в свое естество самые лучшие черты от всех культур, перемешав их во что-то необычное, нестандартное, но оттого невероятно притягательное. Побывав хоть раз в этом месте, в него невозможно было не влюбиться.
И вот прямо сейчас Пауль, Валерий и Светлана стояли на площади на пересечении улицы Шевченко и Ленинского проспекта, которые когда-то носили гордые названия Кантштрассе и Форштедтише Ланггассе у руин Королевского замка. То были те самые развалины, где когда-то давно практически сто лет назад Анатолий Кучумов допрашивал Фейерабенда. К большому сожалению, от тех остроконечных башенок и готики не осталось практически никакого следа. В 1967 году, по решению первого секретаря областного комитета КПСС Николая Коновалова развалины замка были взорваны. После его сноса при удалении руин в 1969 вершина горы была на несколько метров срыта, так как на этом месте впоследствии планировалось построить музей Великой Отечественной войны, а в юго-восточной части замка в настоящее время возвышался недостроенный в советское время Дом Советов: безвкусная громадина, так называемый «белый слон» — дорогостоящее имущество, которое хозяин вынужден содержать, но взамен не получает от него никакой пользы. Это уродливое пятно стало одним из символов советского Калининграда и его сегодняшним проклятием. Остатки руин же удалось в начале двухтысячных раскопать, и даже шли разговоры о восстановлении, однако дальше дело, к сожалению, не пошло, а фундамент былых стен пришлось забетонировать и законсервировать.
Троица же смотрела на противоположную от себя сторону, где стеклянно-плиточным кубическим полукругом напротив знаменитой гостиницы стоял огромный по меркам такого узкого пространства торговый центр — Калининградская Плаза. В любой другой ситуации Светлана была бы не прочь зайти в него и прошвырнуться по магазинам. Однако сейчас они были совершенно в других обстоятельствах. Время играло против них, а шансы быть задержанными Сильвестром, либо настигнутыми Рудольфом добавлял дополнительного масла в огонь, разжигая и без того вышедшее из-под контроля чувство тревоги.
— Старый бункэр должэн быть сразу за магазином, — заявил Пауль, вытянув правую руку вперед.
— Да, когда я тут была последний раз, насколько помню, прямо за ним из земли торчали трубы, — согласилась с ним Вербова, закивав головой.
— Но это советский, а вот есть ли под ним искомый нами немецкий? Большой вопрос, — неодобрительно прошептал Валерий, начиная нервничать, не ошиблись ли они с догадками.
— Пока мы не окажемся внутри, не узнаем. Глупо было бы рыть новый, если сохранились остатки старого, — возразила девушка.
— Тоже верно, — уже более воодушевленно протянул Виноградов. — Но как мы окажемся внутри? Даже если нас пустят в Дом связи, вряд ли дойдем в секретные помещения.
— Тебе ли, тому, кто однажды проник в Кремль, об этом говорить? Предоставьте это мне, — горделиво сказала Светлана, скрестив руки у себя на груди.
— Я надеюсь, ты взяла с собой удостоверение?
— Естественно, спрашиваешь тоже, глупо было бы оставлять его при увольнении со службы.
— Один момэнт, — встрял в их разговор немец. — Думаю, что правильно будэт, если вы пойдёте вдвоем. У вас уже слаженная команда, да и мэньше подозрэний вызовете.
— Определённо точно, вряд ли они не удивятся иностранцу в правительственном здании повышенного уровня секретности, — согласился с ним Виноградов.
В то же время Вербова колебалась. Она совершенно не представляла зачем им тогда нужен Пауль, если все они будут делать вдвоем с Валерием. Кошки скребли на душе.
— Что-то тут не так, — пронеслась у нее в голове мысль, которую та быстро старалась отогнать.
Сомнение сжирало ее изнутри, уж очень подозрительно действовал новый напарник, но выбора особо у них не было.
— Да, звучит разумно, — скрипя сердцем, подытожила Светлана.
— Отлично, тогда предлагаю завтра рано утром нанести им визит, а сейчас можно отправиться в гостиницу и смыть с себя грязь с долгой дороги, — обрадовался Виноградов, не замечая никакого подвоха.
Девушке оставалось лишь слегка и наигранно улыбнуться, после чего все вместе они отправились вдоль русла реки Новая Преголя к себе в номер отеля, расположившегося на самом берегу.
Глава 16
Дом Связи
Как и предполагалось, на следующий день ранним утром Валерий и Светлана, выйдя из гостиничного номера, быстрым шагом направились в сторону Дома связи. В лицо дул теплый летний ветерок с набережной, развевая волосы, и так хотелось задержаться хоть на мгновение и испытать то самое приятное чувство, однако сейчас все их мысли устремлялись совершенно в ином направлении.
Обогнув полукругом набережную вдоль узенькой речушки, пройдя мимо других отелей и пришвартованной к берегу небольшой баржи, парочка оказалась у подножия длинного и высокого моста, соединяющего две материковых части города с удивительным образом вписанным в этот рельеф крохотным островом Канта, на котором возвышался знаменитый Кафедральный собор.
Услышав странный и методичный звук сбоку, повторяющийся вновь и вновь, Виноградов и Вербова, было, подумали, что это грохочет по рельсам своими тяжелыми колесами старый и наученный опытом бледно-желтый с красной полосой посередине трамвай, один из немногих оставшихся представителей чешской Татры. Однако, повернув голову вправо, они удивленно обнаружили, что прямо под бетонной переправой в огромной металлической клетке удивительным образом расположилась баскетбольная площадка, где прямо сейчас несколько подростков, постукивая мячом об пол, бросали его в корзину, а затем радостно кричали от каждого попадания.
— Как в Америке прямо, — удивленно заявил Валерий, внимательно наблюдая за этой картиной.
— Да, Калининград поистине город контрастов, — согласилась с ним Светлана, оживленно качая головой.
Поднявшись на мост по лестнице и дойдя до его начала, пара оказалась у подножия того самого Дома связи. Еще пару лет назад оно представляло из себя типичную для советского строения почтовой и радиосвязи некрасивую бетонную коробку с окнами. Сейчас же его обшили лиловыми панелями из плитки, что слегка улучшило общий вид сооружения, но оно все равно продолжало выбиваться из всей атмосферы исторического центра.
— Когда-то давно в 1916 году в стиле неоклассицизма на этом месте было возведено новое здание Верховной дирекции почт, а в 1926 году в Кёнигсберге построили здание Управления почтово-чековых расчетов. Однако во время бомбардировок 1944—1945 годов оно сильно пострадало, — протяжно заявил молодой человек, для которого, как для любителя всего исторического, каждый такой факт резал ножом по сердцу.
— Может его уже нельзя было восстановить, — ответила девушка, пожав плечами.
— Руины простояли до шестидесятых. А в шестьдесят третьем году было принято решение разобрать его на кирпичи, видимо, они пригодился где-то в другом месте. Но ходят слухи, что под нынешним Домом связи до сих пор лежат немецкие серебряные кабели, — возразил Виноградов.
— Все может быть. А что тут с окнами? — удивленно прошептала Вербова, указав рукой в сторону крыши.
И действительно, если приглядеться к верхнему этажу, то становилось заметно, что через них проглядывало небо, а потолок сам по себе отсутствовал.
— Не знаю, — ответил ей Валерий, всматриваясь в такую странную конструкцию, — техническая ошибка или, наоборот, спец этаж. А возможно место под вертолетную площадку.
— Или сад на крыше, — подкинула еще одну мысль девушка.
— Кстати да. Сложно сказать, — согласился тот с ней.
— Ладно, мы теряем время, пойдем внутрь, — подытожила Светлана, быстрым шагом устремившись в сторону входа.
Молодому человеку ничего не оставалось, кроме как
