Провинциальная история - Наталья Гончарова
Она не была глупа, и не была наивна, и потому понимала, что остаться другом с Игнатьевым не представится возможным, ибо тот был человеком особого рода, который выбирал лишь между всем и ничем и довольствоваться малым не желал ни в работе, ни в личной жизни.
И, порешив сей вопрос, примирив выбор сердца и разума, она крепко уснула.
Утром, счастливей ее, пожалуй, и не было во всем уездном городе Б. Со дня их последней встречи не прошло и полных двух дней, и за эти два дня, она в полной мере осознала силу своих чувств. Сердце трепетало от одного лишь воспоминания о нем. Он был так прекрасен, что казалось, ежели она будет рядом, то его красота, как благодать, снизойдет и на нее. И привыкнув к своему отражению, она все же знала, что ее с трудом можно назвать привлекательной, и может от того, так стремилась соединить себя союзом со столь красивым созданием, будто тем самым компенсируя свои природные изъяны и несовершенства.
Она могла бы любоваться им вечно, без устали, тем благородным контрастом между его такими темно-карими глазами и светлыми золотистыми волосами. Он будил в ней все самые благородные и возвышенные чувства, кои в нас пробуждает любое прекрасное произведение искусства, а произведение искусства природы всего сильней.
Она боготворила в нем его утонченность и изысканность, и сдержанность, и некую тайну, которую он будто скрывал.
Посмотришь на Михаила Платоновича, и все в нем ясно, и его намерения, и его мысли так прозрачны и так ясны и так скучны. А взглянешь на Петра Константиновича, и все будто в тумане, и так загадочно и так манит.
И снова лучшее платье, и снова сборы, и снова волнение.
И опять Агриппина с волнением сообщает о прибытии гостя, вот только на сей раз Татьяна сама поняла, что это Игнатьев, ибо за Петром Константиновичем не водилось привычки являться к ней вот так в дом, без приглашения. И снова в этом сравнении выигрывал Синицын, отличавшейся тактом и не назойливостью.
Она с неохотой вынуждена была велеть Агриппине впустить его, как бы ей не хотелось обратного. И хотя Татьяна была барышней резкой, однако же, благовоспитанной, и разворачивать гостей на пороге, привычки не имела.
— Доброго вам дня, Татьяна Федоровна. Позвольте сразу извиниться за свой визит без приглашения. Однако события вчерашнего дня, вынудили меня к этому, — начал Игнатьев серьезно почти с порога. Лицо его было хмурым и сосредоточенным. Видимо именно так он выглядел, когда решал важные дела, касающиеся зерна или пароходства.
— Здравствуйте, ничего страшного, проходите же, — сухо ответила Татьяна, приглашая Игнатьева присесть, но сама встала поодаль, около окна, и чай не предложила.
Еще вчера вечером она решила не давать надежду Игнатьеву на дальнейшие ухаживания. И являясь барышней прямой и честной, не желала вовлекать того в треугольник, даже если бы ей это принесло некие блага.
— Что же вас заставило нанести мне визит? — спросила она и сама осталась недовольна, как грубо и как резко прозвучали ее слова. Все же, он был с ней добр и дружелюбен, и не заслуживал ни толики грубости. И стремясь исправить ситуацию, добавила: — Я знаю, вы человек занятой, и наверняка для вас выкроить час другой нелегко, стало быть, дело важное…
— Это вы верно подметили, — не стал отрицать Игнатьев, тем самым, давая понять, что и сам желает перейти к делу как можно быстрее, не меньше ее.
После этих слов он встал и начал ходить по комнате туда и обратно, испытывая своего рода напряжение и не зная с чего начать, а главное стоит ли, но затем, будто приняв окончательное решение, после тяжелой борьбы двух противоположностей внутри себя, остановился, посмотрел пытливо на Татьяну Федоровну и заговорил:
— Видите ли, я человек простой и прямой, и те же качества ценю и в людях. Может оттого, вы пришлись мне по душе.
Татьяна уже хотела было остановить его, не дав признаниям сорваться с уст, коих обратно не забрать и не забыть, но он так грозно посмотрел на нее, что она, не произнеся ни слова, умолкла и отвела взор. Будто его прямой и открытый взгляд причинял ей нестерпимые неудобства.
— Однако же в делах любовных, прямой путь не лучший, — продолжил он, — и я желал, все сделать по правилам, степенно, без спешки. Чтобы мы как можно лучше узнали друг друга, и вы прониклись ко мне со временем теми же чувствами, которыми я проникся к вам. Но встреча с Горемыкиной и то, что она сказала вчера, подтолкнуло меня к тому, чтобы ускорить процесс, дабы не остаться в дураках. Да, да, в дураках, вы не ослышались, не удивляйтесь. А я, знаете ли, в дураках оставаться не люблю.
С первой нашей встречи я понял, что вы барышня разумная, степенная, хозяйственная. Руководите всем по уму, толково, а я человек занятой, хозяйствую в конторе, и жену ищу под стать себе, чтобы дом держала в порядке, и вместе мы тогда построим жизнь по уму, да по разуму, — произнес он сухо, будто зачитывал план городского строительства, нежели чувства нежные, чувства любовные.
Нет, не такие слова мечтает услышать женщина. И посмотрев в окно, Татьяна произнесла:
— Вы, Михаил Платонович говорите, будто о деле своем. Но разве ж польза достаточное основание для вступления в брак?
— Думаю, люди вступают в брак и с наименьшими основаниями, — серьезно ответил он.
— По мне, этого не достаточно, боюсь, вынуждена сказать вам — нет.
— Я испытываю к вам чувства… — с трудом произнес он, так и не решившись сказать «люблю» и эти слова прозвучали так странно и так искаженно, будто произнесены были им, не на своем родном языке, а на заморском диалекте.
Татьяна повернулась, и с горечью произнесла:
— Простите, но в моем сердце тех же чувств к вам нет, в пример ему, не упомянув слово «любовь».
Внезапно в его глазах вспыхнула ярость, и он запальчиво воскликнул:
— Уж не значит ли, что в вашем сердце есть любовь к нему? Да, да, не изображайте смущение! Я знаю, что вы прекрасно поняли о ком я, — словно освободившись от тяжелого груза, выплюнул последние слова.
Татьяна не сказала ни слова, но в том молчанье, был ответ.
Игнатьев драматично засмеялся, а щеки его налились кровью.
— Я был о вас лучшего мнения, мне казалось, вы женщина разумная и прозорливая и сами в состоянии разглядеть прохвоста. Неужто, вы думаете, что мы