Меир Шалев - Библия сегодня
Какой бы ни была юридическая подоплека, Бог услышал мольбы Анны, и она забеременела и произвела на свет сына. Текст ничего не сообщает нам о радости, наполнившей дом, и о заботливых ласках, какими Анна и Елкана окружали малютку Самми. Точно так же нам предоставляется самим вообразить лицо Феннаны, когда она услышала счастливую новость.
Этот пробел в тексте скрывает нечто очевидное — радость родителей была омрачена темной тучей — страшным обетом, который Анна принесла в Силоме. Она назвала своего сыночка Самуилом, потому что выпросила его у Господа. Быть может, она поступила так, чтобы всякий раз, когда она произносила это имя, вспоминать утром, днем и вечером, что ее единственное дитя скоро отнимут у нее. Как, наверное, тяжело было кормить младенца Самуила, зная, что его придется отдать, едва он будет отнят от груди. Как было тяжело укладывать его каждый вечер в колыбель, зная, что безвозвратно миновал еще один день, проведенный с ним. Как тяжело было петь ему нежные колыбельные, баюкать его в своих объятиях, зная, что страшный день наступит совсем скоро. Тем не менее Анна намеревалась исполнить свой обет, отвести сына в дом Господа. И по мере того как времени у нее остается все меньше и меньше, все более и более непостижимым становится совершенно сбивающий с толку вопрос: куда девался Елкана? Читателю следует учесть, что, пожелай того Елкана, обет Анны аннулировался бы без всякого труда. В его власти было воспрепятствовать передаче Самуила священникам. Библейский закон обеспечивал ему юридический способ взять назад бесчеловечную клятву Анны.
В главе 30 Книги Чисел написано: «Если женщина даст обет Господу… и услышит муж ее, и, услышавши, промолчит: то обеты ее состоятся… Если же муж ее, услышавши, запретит ей, и отвергнет обет ее, который на ней, и слово уст ее, которым она связала себя, то они не состоятся, и Господь простит ей». Закон прост, непреложен и предоставляет Елкане легкий выход из положения; он мог бы принять меры, чтобы ребенок остался дома. Но, читая между строками, мы замечаем, что Елкана был человеком тихим, не склонным вмешиваться, Анна же, совершенно очевидно, твердо решила выполнить свой обет. Это вовсе не значит, что у нее было легко на душе. Напротив, она была в отчаянии. Об этом свидетельствует тот факт, что она не сопровождала своего мужа в Силом, когда он отправлялся туда приносить семейную жертву. Все недолгое время, которое Самуил провел в родительском доме, Анна оставалась с ним, словно хотела вообще забыть про существование дома Господа. Когда Елкана собирался в очередное паломничество в Силом, которое совершал трижды в год, Анна сказала ему, что не пойдет. «Когда младенец отнят будет от груди и подрастет, тогда я отведу его, и он явится пред Господом, и останется там навсегда». Эти слова отражают всю боль и горе Анны. Она даже не могла заставить себя посещать святилище, где ее сыну будет суждено проводить свои дни. На краткий срок Самуил принадлежал ей и только ей, и она не хотела разлучаться с ним ни на миг. Дом Господа дал ей сына, но он же был и вратами ада, которые отнимут у нее сына «навсегда». Елкана не заметил мук, каких стоило Анне это слово. Он видел только ее пылающие глаза и желанные губы. Елкана не был наделен ни чуткостью, ни силой характера. А потому он просто отмахнулся: «Делай, что тебе угодно». Так он задушил всякую надежду на отмену страшного приговора, который висел над всеми тремя: отцом, матерью и беспомощным младенцем.
Однако не только перспектива вечной разлуки должна была бы подтолкнуть родителей на отказ от клятвы. Им следовало бы подумать, в какое место они его отдают. Всякий, кто полагает, будто дом Господа был своего рода привилегированной школой-интернатом, где дети получали хорошее образование в приятной обстановке, глубоко заблуждается. Любое святилище как детский сад заслуживало самой низкой оценки. Ну а о силомском ходила очень дурная молва как о разбойничьем притоне, скоплении мерзостей, гнезде разврата. Местные священники использовали каждую зацепку в законе и каждую привилегию, положенную им по уставу и правилам их сословия, для вящей личной выгоды. Библия не скрывает от нас эти неблагоуханные факты. В ней живо описывается, с какой жадностью священники набрасывались на лучшие куски мяса из приношений, с которыми приходили в Храм простодушные верующие массы. Они не соблюдали «долга священников» в отношении к народу. Когда кто приносил жертву, отрок священнический, во время варения мяса, приходил с вилкою в руке своей, и опускал ее в котел, или в кастрюлю, или на сковороду, или в горшок, и что вынет вилка, то брал себе священник. Так поступали они со всеми Израильтянами, приходившими туда в Силом. Даже прежде, нежели сожигали тук, приходил отрок священнический и говорил приносившему жертву «дай мяса на жаркое священнику; он не возьмет у тебя вареного мяса, а дай сырое». И если кто говорил ему: «пусть сожгут прежде тук, как должно, и потом возьми себе, сколько пожелает душа твоя», то он говорил: «нет, теперь же дай, а если нет, то силою возьму».
В своих злоупотреблениях священники не ограничивались одним только жертвенным мясом. Они также спали с женщинами, «собиравшимися у входа в скинию собрания». Из страха ли или в припадке религиозного экстаза, но женщины отдавались сластолюбивым священникам. Быть может, некоторые таким образом избавлялись от бесплодия, и не потому ли Силом привлекал такое множество бездетных пар?
В любом случае место, где маленькому Самуилу предстояло расти и получать образование, бьет все рекорды развращенности среди религиозных центров. Анна и Елкана знали это место хорошо, так как регулярно посещали его трижды в год. Если вопреки всему вышеописанному Анна решила исполнить свой обет и привести своего маленького сына в Силом, то она, несомненно, была жертвой религиозной одержимости. К сожалению, главной жертвой стал невинный ребенок, только-только отнятый от материнской груди.
Как воспитывают детей в подобных местах? В близости к Богу? Возможно, Анна в это верила. Вероятно, только так она могла утишить свою боль и тоску. Однако то, что мы знаем об Илии, священнике, как педагоге, не слишком обнадеживает. Его два сына, Офни и Финеес, были в первых рядах развращенных священников. «Люди негодные; они не знали Господа». Если таков был результат педагогических талантов Илия, чего он стоил как наставник?
Есть только одна короткая — и трогательная — строчка в тексте, которая хоть что-то сообщает нам о детстве маленького Самуила в доме Господа: «Верхнюю одежду малую делала ему мать его, и приносила ему ежегодно, когда приходила с мужем своим для принесения положенной жертвы».
Вы только представьте себе, с какой любовью шила Анна эту малую одежду для сына, с какой тоской делала каждый стежок, и с какой грустью она укладывала ее в дорожную сумку. Эти посещения Силома, несомненно, превратились для нее в ритуал, в ежегодную жертву в доме Господа. Правда, после Самуила у Анны родились еще дети, но этот стих открывает нам правду. Ее жизнь продолжает обращаться вокруг ее первенца, ребенка, разлученного с ней, ребенка, которого она оторвала от груди своими собственными руками.
Эта одежда приобрела для Самуила великое символическое значение. Только она оставалась с ним, когда родители вновь его покидали. Она была доказательством их любви, существования родного дома и семьи, воспоминание о которых смутно жило у него в памяти. И он тоже должен был испытывать тоску и грусть всякий раз, когда прижимал к груди эту малую одежду — одежду, любовно скроенную и сшитую его матерью. И конечно, маленький мальчик не мог не задумываться, почему именно он из всех его братьев и сестер был отторгнут от домашнего очага и брошен расти в таком отвратительном месте, находя утешение только вот в этой одежде.
Много лет спустя царь Саул посетил в Аэндоре старуху волшебницу и попросил ее вывести к нему покойного Самуила. Женщина сотворила свои чары, и перед ней возникла фигура пророка. «И увидела женщина Самуила, и громко вскрикнула… И сказал ей царь: не бойся; что ты видишь? И отвечала женщина: вижу как бы бога, выходящего из земли. Какой он видом? — спросил у нее Саул. Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил».
Верхняя одежда особого фасона стала наиболее постоянной приметой Самуила. Настолько, что Саул узнал его именно по ней. Тот всегда носил такую с раннего детства. Она служила ему как бы броней. Возможно, тут скрыто объяснение, почему Самуил так разгневался на Саула, когда после войны с Амаликом Саул разодрал край его одежды.
Но разумеется, одежда всего лишь символ влияния, которое тяжелое детство Самуила в доме Господа оказало на его дальнейшую жизнь. Чтобы понять это, не требуется диплома психолога. То, что он не последовал примеру других священников, хотя в Силоме им некому было руководить, указывает, что он был наделен внутренней нравственностью. Он должен был глубоко и неколебимо верить в Бога, чтобы из обездоленного ребенка стать духовным вождем своего народа. Но его несчастное детство, несомненно, содействовало возникновению его знаменитого упрямства. Его нежелание идти на компромиссы, его крайняя моральная категоричность, его неколебимая бессердечность, граничащая с жестокостью, — все это уходит корнями в те года, когда он рос одиноким ребенком в доме Господа.
