Юзеф Крашевский - Божий гнев
— Никто не оценит этой жертвы лучше меня, — вежливо отвечала королева, — так как я видела, какие неприятности приходилось терпеть покойному королю; да и в могиле ему не дают покоя. Клевета преследует его даже за гробом.
Князь Карл слушал, опустив глаза.
— Всего прискорбнее для меня то, — прибавил он, — что я вынужден буду выступать против брата, который после стольких опытов все еще не признает себя побежденным.
Мария Людвика отвечала только взглядом. Чтобы переменить разговор, она осведомилась о помещении в Яблонной и пожалела о его неудобстве.
Еще несколько равнодушных вопросов и ответов закончили эту тяжелую для обеих сторон беседу.
Королева проводила гостя до дверей, и за порогом князь Карл вздохнул вольнее.
Пока это происходило в замке, а сенаторы лениво съезжались на выборы, канцлер литовский князь Альбрехт и знатнейшие паны старались обдумать, как провести предстоящий сейм, чтобы избежать раздоров, поздних и бесполезных упреков и непоправимой потери времени. Многого нельзя было избежать; одни стремления приходилось уравновешивать и обессиливать другими.
Организовались уже группы, которые должны были поддерживать одни предложения, противодействовать другим; все, однако, сходились на том, что спешный выбор короля был главной задачей. Значительное большинство стояло за короля шведского, немногие расхваливали епископа за его порядок и хозяйственность и за отправку нескольких сот желнеров в Бар.
Не успели выпровоженные из Варшавы кандидаты устроиться в Непоренте и Яблонной, как к ним уже начали стекаться гости.
Князь Карл, обыкновенно экономный, должен был показать себя щедрым и гостеприимным, а Ян Казимир, у которого не хватало средств, не мог дать ему такого перевеса над собой. Крайне озабоченный этим, несмотря на старания Бутлера, он приехал в свою временную резиденцию, но тут впервые почувствовал поддержку невидимой руки, — чьей именно, нетрудно было догадаться. Помощь не исходила явно и открыто от королевы, но не могла исходить ни от кого другого.
У короля был недостаток во всем — в посуде, приборах, припасах, и все это вдруг стало являться точно чудом и прибывало по разным дорогам, видимо, милостью Провидения. Староста дивился и радовался. Король набирался бодрости и поздравлял себя с тем, что вступал в соглашение с королевой.
Однако соперничество князя Карла все еще грозило опасностью, так как епископ имел деньги и не жалел их.
Вражда между братьями росла с каждым днем.
Король шведский, неосторожный в речах и не умевший себя сдерживать, повторял оскорбительные для брата сплетни. Услужники, наушники, паразиты, готовые служить и нашим, и вашим, переносили их из Непорента в Яблонную, где они вызывали раздражение и разжигали упорство.
Нигде не рисовали Яна Казимира такими черными красками, как в апартаментах епископа, и здесь впервые была пущена та верная или ложная сплетня, будто король шведский во всеуслышание заявил, что он предпочитает итальянского пса польскому шляхтичу.
С другой стороны, высмеивали князя Карла, который собирался сесть на коня и ехать на войну, но это до такой степени не подходило к нему, что его обещания вызывали зубоскальство.
— Ежели у Речи Посполитой не будет других защитников, кроме ему подобных, то казаки съедят ее! — кричали казимировцы.
Сторонники князя Карла настаивали на том, что Ян Казимир нигде не выдерживал, все ему скоро надоедало, и он хватался за что-нибудь новое. Они знали о предсказании благочестивого Иосифа из Копертына, который говорил, то Ян Казимир не будет долго ни монахом, ни кардиналом, а если ему достанется корона, то королем он не умрет, потому что откажется от нее.
Ставили в упрек будущему королю его дурной характер, пристрастие к легкомысленным разговорам, любезное ему общество карликов, шутов, обезьян и т. п.; тогда как князь Карл, степенный и важный, обнаруживал силу характера, благодаря которой мог сделаться, чем хотел. На его постоянство можно было положиться.
Обе стороны извлекали из прошлого все, чем только могли воспользоваться как оружием. На другой день в Непоренте знали, о чем вчера говорилось в Яблонной, и наоборот; и неприязнь между братьями росла. Это было уже не соперничество кандидатов на престол, а вражда людей, которые не могли простить друг другу взаимных обид.
При таком настроении обеих сторон попытки соглашения, предпринимавшиеся Оссолинским, Радзивиллом и некоторыми духовными, не могли иметь успеха. Раздражение усиливалось с каждым днем, а расточительность князя Карла, который несмотря на свою скупость сыпал деньгами, надеясь одолеть ими Казимира, была лучшим доказательством вражды, достигшей крайних пределов.
Князь Карл, который догадывался и видел, что за Яном Казимиром стоит Мария Людвика, осыпал ее клеветами и постоянно предсказывал кровосмесительный брак, рассчитывая этим возмутить шляхту против своего соперника.
Прихлебатели Карла вытаскивали на свет старые и новые обвинения против королевы и предсказывали в будущем, если только Казимир будет избран, господство развратной женщины. Сенаторы с болью сердца смотрели на эту вражду, усиливавшуюся и разраставшуюся.
Одним из самых деятельных посредников был князь Альбрехт Радзивилл, канцлер литовский, до конца не терявший надежды на соглашение. Он действовал в пользу Казимира, в согласии с королевой, а с ним заодно работал, хотя не так энергично, Оссолинский. Последний надеялся сохранить этим способом свое давнишнее влияние и значение, и его ненасытное честолюбие могло ожидать для себя много доброго в правление слабого Казимира.
Чрезвычайно искусно действовал литовский канцлер, который знал людей и умел заставлять их служить себе. Он незаметно превращал их в свои орудия, внушая им свои мысли, которые они считали своими собственными.
Не имея возможности часто показываться в Яблонной, где его принимали, правда, очень любезно, но не ожидали многого от его благосклонности, Радзивилл посылал туда епископов и духовенство, чтобы они убеждали князя Карла отказаться, во-первых, от бесполезного соперничества, во-вторых, в случае удачи, от короны, которая была для набожного епископа чересчур тяжким бременем, совершенно не вязавшимся с тем образом жизни, к которому он привык с детства.
Князь Карл, однако, до сих пор не сдавался на убеждения и уговоры, упорно оставался при своем, собрал вокруг себя небольшую группу, поддерживавшую его. По-видимому, он оставался слепым к тому, что она не имела в сенате почти никакого значения, а среди шляхты вряд ли пользовалась влиянием.
Несмотря на все эти соблазнительные ожидания и надежды, которыми манили князя Карла, он был достаточно рассудителен и слишком хорошо знал людей, чтобы в конце концов не усомниться в глубине души в успехе своей кандидатуры.
Огромные расходы, которым не было конца, тоже начинали угнетать его, однако он не показывал вида, и всякий раз, когда посланцы канцлера являлись хлопотать о переговорах и соглашении, князь Карл с крайней запальчивостью заявлял им, что ни в коем случае не откажется от кандидатуры.
Быстрый взор Радзивилла усматривал, однако, большую разницу в речи и поведении князя Карла со времени его отъезда из Варшавы.
Очевидная помощь королевы, достоверные сведения о том, что французский посол уже получил от своего короля письмо, рекомендовавшее Речи Посполитой Яна Казимира, что апостолическая столица тоже стоит за экс-кардинала, отнимали всякую бодрость у епископа.
Только самолюбие заставляло его стоять на своем.
Высоцкий, Чирский и Нишицкий, энергичнейшая тройка, действовавшая в гостинице над Вислой, старалась через своих посланцев убедить князя Карла, что мазовецкая шляхта, сильнейшая на избирательном поле, должна сыграть там важную роль, что ей удастся перекричать всех и увлечь за собой другие воеводства.
Можно сказать, что оба кандидата, находясь постоянно в лихорадочной сутолоке, не имели времени для размышлений. В Непоренте и Яблонной не проходило дня без гостей из Варшавы; они непрерывно менялись и еще усиливали возбуждение.
В каждой из этих двух резиденций брали верх благожелатели, побуждавшие стоять на своем, а в особенности, росла партия Яна Казимира, действовавшая наиболее энергично.
Королева скрывала свое участие, неохотно говорила об элекции и притворялась равнодушной, но с Радзивиллом была откровенна, и при его посредничестве шли с ее стороны помощь, советы и сообщения.
Канцлер, напротив, всякий раз, встречаясь с князем Карлом, откровенно говорил ему, что поддерживает Казимира, и уговаривал князя помириться с ним и облегчить Речи Посполитой элекцию, которая была для нее вопросом жизни или смерти.
VI
Кому везет, говорили деды, тот, хоть бы упал наземь, на клад попадет, а кого судьба невзлюбила, у того в руках хлеб превращается в камень. В этом мог убедиться Дызма Стржембош: король шведский всегда питал к нему слабость, но, может быть, не вспомнил бы о нем в эту минуту и не доставил бы ему случая отличиться на службе, если б жалоба Бертони не напомнила о нем.
