Евгений Салиас - Француз
Главнокомандующий Москвы продолжал прокламациями к обывателям убеждать всех быть спокойными и утверждать, что Москва никогда не достанется в руки Наполеону.
Но теперь уже все изверились, и общий голос, общее мнение были таковы, что если француз и в самом деле не вторгнется в Белокаменную, то он все-таки очутится у самых застав; поэтому лучше скорее убраться подобру-поздорову.
И сразу, как по данному сигналу, пол-Москвы потеряло голову и начало тотчас укладываться и уезжать. Всякий день видны были длинные вереницы возов, нагруженных всяким добром, и всякие экипажи, где находились господа дворяне с пожитками, и разные тарантасы и тележки, где теснились дворовые люди. Тянулись уже целые поезда к разным заставам столицы. Наконец, повсюду, где не было еще сборов к отъезду, была уборка всякого домашнего имущества. Кто-то выдумал, и все сразу стали подражать. Повсюду, где были дворы и сады, копали огромные ямы и, наколачивая их битком всякими сундуками и ящиками, зарывали добро в землю.
XIV
Однажды, когда Тихоновы всей семьей, даже Анна с детьми, были в гостях у Хреновых, Софья по совету сестры решила объясниться с самим Макаром Тихоновичем прямо и откровенно. Когда после угощения все вышли прогуляться в большой сад за фабрикой дяди Хренова, Софья отдалилась вместе с Макаром и, гуляя, увела его в маленькую беседку в углу сада.
Скромный и тихий Макар в этот день был, казалось, более чем когда-либо влюблен в свою невесту и поэтому был как-то еще тише. Он только взглядывал на девушку и мало разговаривал.
Когда они поднялись по лестнице на платформу беседки, которая была выстроена вроде небольшой башни, Макар невольно ахнул и оживился. Он не ожидал того, что представилось его глазам.
Из беседки был чудный вид кругом. Все Девичье поле, обширное и пустынное, вдали налево Зубово и улицы начинавшейся Москвы; прямо перед ними густая роща уже с осенним листом, вся золотистая, ярко блестящая под лучами солнца. Направо сиял куполами Девичий монастырь, а близ него блестящая лента Москвы-реки виднелась через просвет рощи. Наконец, на самом небосклоне высились Воробьевы горы, где виднелось несколько домиков и маленькая церковь, а левее от гор, на противоположной стороне реки, в лощине виднелись большое село и церковь.
Макар, озираясь кругом, ахал, но, обернувшись и увидя в лощине церковь, прибавил:
— Ишь ведь как! Даже и Фили видать! Вот Фили я знаю. Там у меня приятель живет. Вот так вышка у вас! Это Евграф Прокофьевич хорошо надумал. Да здесь и можно, а вот у нас в Зарядье место высокое, да что проку. За домами ничего не видать. Коли и выстроить у нас в садике этакую вышку, так не много чего увидишь больше. Все Замоскворечье да Кремль и так видать.
И, оживившись, Макар начал что-то рассказывать, но Софья не слушала его, волновалась и наконец вымолвила вдруг и резко:
— Послушайте, Макар Тихонович. Присядемте тут. Мне хочется с вами по душе побеседовать!
Лицо Макара снова просияло счастьем. Он последовал примеру невесты, сел на лавочку и снова стал глядеть на нее своими бледно-серыми глазами без выражения.
— Я хочу вам объяснить, чтобы вы хорошо знали еще до свадьбы, что я готова хоть в Москве-реке утопиться, лишь бы только не выходить за вас замуж! Вы ведь этого не знаете?
— Откуда же мне знать, Софья Ермолаевна!
— Ну, вот я вам сказываю.
— Позвольте. Все же-с это удивительно, — заговорил Макар, — удивительно все, что вы говорите. Впрочем, я всегда слыхал, что девицы когда не хотят за кого замуж идти, то завсегда пужают родителей, что они петлю на себя накинут или в речке утопятся. Это, видно, так уж, обычай такой! Но всегда известно тоже, что никогда никакая девица ничего такого не делала. Обвенчается и заживет себе мирно и прекрасно. Стало быть, мы теперь с вами совсем пустые разговоры заводим.
— Ну, стало быть, вы не знаете того, что было. Скажите, когда вы были здесь с вашим батюшкой раза два, а кто говорит — и больше, и желали очень меня видеть, — видели вы меня?
— Никак нет-с! Вы же хворали…
— Вот то-то и есть! Вам сказали, что я хворала. А семье даже неведомо было, где я. Я была в бегах…
Макар рассмеялся.
— Чему вы смеетесь? Вы будто не верите?
— Понятное дело! Как же, помилуйте, болели, в кроватке своей лежали, а теперь говорите — в бегах были! Хворая — да бегала!
И Макар начал смеяться.
Софья вспыхнула и начала горячо рассказывать жениху, как она бежала из дому, где скрывалась и каким образом ее снова вернули в дом,
— Не верите вы этому? — прибавляла она через каждые несколько слов. — Так вот вам крест!
И она перекрестилась несколько раз, страстно божилась, что не лжет. Макар слушал с любопытством.
— Ну вот! Знайте все! — кончила Софья. — Если я раз уже сбежала и меня силой вернули домой, потому что разыскали, то в другой раз я не буду так глупа. Я убегу из Москвы, и вы меня никогда не найдете во веки веков. Подумайте. И пока еще время терпит, откажитесь сами! Подумайте, какое будет ваше положение: будете вы соломенным вдовцом. Обвенчаетесь, а затем будете одни, не зная, где скрылась ваша жена. А я вам вот последний раз клянусь Богом, что если меня повенчают с вами, то я при первом же случае уйду от вас.
— Удивительно! — выговорил Макар и задумался.
Софья молчала и долго ожидала решения своей участи. Она не спускала глаз с простоватого лица молодого Тихонова, и ей вдруг показалось, что если он размышляет, то о чем-то совершенно другом, постороннем.
— Ну что же? — взволнованно произнесла она.
— Что-с?
— Что вы решили? Решили отказаться от меня?
— Как можно-с! — воскликнул Макар.
— Так вы, стало быть!.. — воскликнула Софья. Она хотела сказать «совсем дурак», но запнулась. — Стало быть, вы такой чудной… простоватый человек, что не понимаете… Не то, что не верите, а не понимаете того, что вам говорят.
— Как можно-с! Я все понял. Только, изволите видеть, это вам все так сдается. Ничего такого не будет; обвенчаемся мы — и заживем счастливо.
— Но ведь вы мне противны, я не могу любить вас! Повторяю: мне лучше не только в монастырь, а хоть даже утопиться, чем иметь такого мужа, как вы. Вы мне противны, поймите!
— За что же обижать, Софья Ермолаевна! — жалобно выговорил Макар. — Потом сами жалеть будете, что обижали.
Софья схватила себя за голову и понурилась. Макар что-то говорил тихо, протяжно, ласково, но она не слушала. Придя в себя, она оглянулась из беседки, окинула взором все пустое Девичье поле и подумала: «Бежать! Сейчас вот на его глазах спрыгнуть и опять бежать… Куда? В монастырь? Пожалуй, не примут. Да и найдут там. К рыбакам за рощу? Перевезут они на ту сторону… Искать спасения у кого-либо из мужиков на Воробьевых горах, а потом по старой Калужке бежать… Куда? Да куда глаза глядят! В Малый Ярославец! Всего-то сто верст! В три дня пройти можно. А там вотчина генерала Сергея Сергеевича. Княжна или скоро приедет туда со всей семьей, или уже там. А генерал второй раз, может быть, и не выдаст меня».
— Ох, пустое все это! Пустые мысли! — воскликнула вдруг Софья вслух.
— Вот уж именно правду истинную сказали, — отозвался Макар, — что все это пустые слова. Поглядите-ка, как славно мы заживем. Только бы вот эти лихие времена миновали скорей, а то ведь ничего не поймешь. Кто говорит, что наши придут, расквартируются солдаты, озорничать начнут. А кто говорит — и того хуже будет: наши Питер пойдут защищать, а в Москву француз придет. Да и сказывают еще, что француз-то этот самый разносортный. Сказывают, их сортов две дюжины, совсем разные, и будто они промеж себя не всегда себя понимают. Один лопочет на один лад, а другой тарарует на другой…
— Итак, ваше последнее слово! — воскликнула Софья. — Вы не хотите отказаться от меня? Стоите на своем? Мы все-таки будем венчаться?
— Полноте тревожиться, Софья Ермолаевна, попусту! И охота вам себя тревожить!
— Ну так вот же вам! Божусь! Вот хоть бы на эту святую обитель перекрещусь! — Софья перекрестилась три раза на кресты куполов Девичьего монастыря, светившихся на солнце, и произнесла твердо и страстно: — Клянусь перед Господом Богом, что после нашей свадьбы, как только выдастся случай, я убегу, и никогда вы меня на этом свете не найдете!
И, повернувшись, Софья быстро сбежала по лестнице беседки и бросилась бежать в дом по главной дорожке. В доме были настолько все настороже, настолько зорко присматривали за молодой девушкой, что в ту же минуту с двух-трех сторон бросились к ней горничная и дворник, а навстречу появилась из дому запыхавшаяся и тревожная сама сваха Глафира Исаевна.
XV
Через пять дней в маленькой церкви около Девичьего монастыря, где священствовал отец Иван, произошло венчание. Тихон Егорович пожелал, чтобы сына его венчал их духовный отец, а Хреновы очень обрадовались обстоятельству, что церковь была у них под боком. Разумеется, на свадьбу явился и крестный отец Макара и привез в подарок невесте запястье и серьги с ценными камнями.
