Владислав Бахревский - Разбойник Кудеяр

Дорофей удивился:

— Экий ты небывалый разбойник. Согласен! — и пошел поглядеть на камень.

Камень был велик, но Дорофей не смутился. Вынул кирпич в печке, достал ключи, отворил все свои кладовые, сундуки, лари и ларцы, показал тайные припрятки, откопал четыре залитых воском кубышки с серебром.

— Семейное. Тут все, что скопили отец, дедушка, прадедушка.

Поделили разбойники казну мельника на три ровнехонькие части. Дело кончили, когда солнце уж село.

Взошел Дорофей на плотину, к ожидавшему его камню. Попросил Кудеяра:

— Отложи на малое время испытание. Уж очень я люблю первую звездочку. Изволь, пожалуй меня.

— Будь по-твоему.

— Спасибо, Кудеяр. С камнем я сам управлюсь, чтоб не брали твои разбойники на душу лишнего греха.

И ушли все с плотины, оставили Дорофея с его мельницей, с водой шумящей, с чистым, как детское личико, небом. Один из разбойников шепнул Кудеяру:

— Не улетел бы!

— Кто?

— Да мельник. Ударится оземь, обернется летучей мышью — только его и видели.

— Как Бог изволит, так и будет, — сказал Кудеяр, и сердце у него кольнуло: стыдно Бога поминать в разбойниках.

И явилась на небе звезда. Ясная, белая. Затаили дыхание люди, на звезду глядя. Тут и плеснуло. Поглядели разом все на плотину — никого. И на воде — никого.

Как чума краснорожая, от которой и береженый не умеет спастись, охватило людей пренехорошее поветрие. Бегали к Кудеяру хоть за тридцать верст, лишь бы соседа своего уличить в недобром. Кто, дескать, слово сказал о разбойниках ругательное, кто самого Кудеяра проклинал. А уж вокруг всякого небедного человека готовы были три плетня сплести один другого чернее.

Доносчики были разные, а Кудеяру чудились глаза Дорофея, ухмылка его мудроватая.

Первых наушников, за предупреждения, Кудеяр еще и награждал, кого-то из оговоренных наказывал, потом спохватился.

Прибежал в Крапивный бор, где однажды с неделю стояли разбойники, рыжий мужичок с круглыми, как у мыши, ушами. Кудеяра ему подавай.

— Спаси! Помещик вконец замучил. Работаем на него от первой зари до первой звезды, на себя работать только ночью позволяет. Избавь нас от злодея.

— Ладно, — согласился Кудеяр. — Садись на коня — показывай дорогу.

— Вы уж без меня, — испугался доносчик, — деревня наша на большаке стоит. Приметная.

— Без тебя не получится, нам завтра недосуг, а вот сегодня сядем на коней да и наедем на твоего злодея-помещика. Как его кличут?

— Да Голяков!

— Поехали до Голякова!

Прискакали в деревеньку, а народу — старики с младенцами.

— Где люди?

— Пруды копают.

— А где барский дом?

— Да вон! Бузину с рябинами видишь?

Подъехали к усадьбе, а это — изба да конюшня. Конюшня на две-три лошади. Изба хоть и поболе, чем у крестьян, но крыта соломой. Двери все не заперты. Кудеяр вошел в горницу. Голый стол, голые лавки. Иконы в углу, печь побеленная. Домотканый половик, два полотенца, с мокошью, с конниками, с деревом. На стене нарядная конская сбруя, сундук. Проворные ребята уже замок сбили. В сундуке пистолет, сабля, железная шапка да душегрея с железными нашлепками — горе-панцирь.

— Положите все назад, — сказал Кудеяр разбойникам, — запоры на место приладьте, да так, чтобы от вашего безобразия следа не осталось. Айда на пруды!

Место, где стояла деревенька, было высокое. Дорога поднималась выше да выше, а на самом верху — ровная степь. Здесь и копошились люди — копали и носили землю.

— Где ваш барин? — спросил Кудеяр у мужиков.

Мужики глядели на разбойников нелюбезно, молчали.

Невысокий человек с темным, как у всех тут, лицом, бросив лопату, отирал руку о рубаху.

— Это я.

Кудеяр поискал глазами доносчика. За спинами спрятался, дворянин Голяков стоял спокойно, ждал, чего от него хотят.

— Не глубоко ли копаешь? Чай, сажени на две с гаком? Или, думаешь, чем глубже, тем рыбы больше?

— Не за ради рыбы трудимся, — сказал один из мужиков. — Надоело без хлеба сидеть. Внизу у всех урожай, а у нас колос от колоса — на лапоть. Земля сухая.

— Рыбу тоже разведем, — возразил крестьянину Голяков. — В большом пруду сазанов, в малом — карасей.

— От зари до звезды, говорят, работаете.

— К осени хотим поспеть, к большим дождям, — сказал говорливый мужик, и все остальные согласно закивали бородами. — На подземную воду надежда малая. Дожди водички нальют, а там от снегов прибавка…

— Кудеяр, зачем я тебе надобен? — спросил хозяин будущих прудов. — Прости нас, невежливых, но каждый светлый час на счету.

— Да вот спросить приехали, — ответил Кудеяр, — правда ли, что нужны тебе работники? Твой человек пришел к нам, позвал.

— Кто же?

Разбойники, удивляясь словам атамана, вытолкали вперед рыжего.

— Бобыль Бездельна! — удивились мужики. — Мы ему бока намяли, чтоб от дела не отлынивал, а он вона! Две дюжины работников сыскал, лишь бы самому ничего не делать.

— Так вы не рады помощникам? — спросил Кудеяр.

— Помощникам рады. Только чем вам за труды платить? Кулешом накормим, квасом напоим, а денег у нас нет.

— По рукам! — согласился Кудеяр. — Рыбу заведете — на уху будем в гости ездить.

Выставили разбойники дозоры и принялись копать и таскать землю.

Три дня работали в поте лица. Ушли ночью, так тихо, что никого из деревенских не потревожили во сне.

Рыжий мужик все три дня рыл землю, как барсук, и еще больше бы успел, когда бы не понос.

Дивное дело! Кончилась вдруг всеобщая болезнь. Перестали бегать к Кудеяру шептуны. А ведь он никого не наказал за напраслину, никого ни единым словом не попрекнул. Сама собой кончилась худая болезнь. И Кудеяр дух перевел.

Часть 3

Кудеяр

Глава первая

В ямском кабаке, стоявшем на пересечении трех дорог, народу было много. Здесь был и лошадям отдых, и людям. Лошадям овес, возчикам щи, а кто и медом себя баловал, сбитнем. Кваском жажду утоляли. Светло было — работящему человеку рано загуливать.

Один-таки все ж пил. И давно. Остались на нем порты да онучи.

— Эх, головушка ты моя невезучая! — сказал себе загулявший. — Пропью лошадь. Не берет меня зелено вино, а смотреть на Божий мир не хочу. Ничего мне теперича не нужно: пропала жизнь! И никакого я теперича стыда не знаю!

Крестьяне, какие были тут, ругать парня не стали:

— Знаем, Егорушка, твою печаль. Хоть и нехорошо ты пьешь, а лучше уж пить. Западет от лукавого думка — сам себя в пекло отправишь.

Сидел в темном уголку человек один. Подошел он к Егорушке.

— Что у тебя за беда, коль решился ты последнее крестьянское богатство — лошадь свою — пропить?

Перед незнакомым человеком Егорушка не куражился, сказал ему честно:

— Сватался я нынче. Хоть и знал — от ворот поворот будет, а все равно сватался, потому что промеж нас любовь.

— Родители у нее больно богаты или ты беден?

— Богатство мое — вот оно. — Егорушка показал черные от копоти руки. — Кузнец я первейший. И родители Дарьины из наших, крестьяне. Только давно уже они пустились в торг. Метят выдать Дарью за купца, чтоб через нее и самим в купцы выбиться. Условие мне Дарьин отец поставил: вынь да выложь сто рублей!

— Сто рублей! — охнули крестьяне. — Где ж такие неслыханные деньги добыть! На большой дороге разве?

— Помогу я твоему горю, — сказал человек и спросил строгим голосом крестьян: — Какой здесь поблизости богач живет? Да из нелюбимых чтоб!

В один голос ему ответили:

— Милославский! Царь пожаловал боярина селами, и грабит он крестьян, будто на войне. Может, боится, что царь дареное назад возьмет.

— Это какой же Милославский? Илья Данилыч?

— Нет, брат его Иван. На охоту боярин в новые свои земли пожаловал, лис погонять. Он-то сам, может, и ничего, да холопы у него голодные, у своих же православных отнимают, как татары какие.

Кто-то, крестясь, сказал:

— Слава богу, завтра уезжает. Натешился.

Незнакомый человек Егорушку по плечу погладил.

— Слышь! Домой поезжай. Будут у тебя деньги. Будет у тебя любимая жена. Это говорю тебе я, Кудеяр!

Будто колдун вошел в избу — все, кто был в кабаке, глаза в пол: как бы не задел гляделками.

Кудеяр! Про́клятый разбойник, да ведь при царе Иване Васильевиче про́клятый, никак лет сто тому назад.

От колдуна отворачиваться хорошо ли? Обидеться может.

Подняли глаза, а Кудеяра нету. Только заржал конь под окнами да земля вздрогнула: ускакал.

— Уж не призрак ли? — задумался кабатчик.

— Нет, — сказал Егорушка. — Кудеяр за плечо меня трогал, живая рука, а призрак бестелесен.

— И то! — согласились крестьяне и бросились из кабака вон.

Иван Данилыч Милославский спал на лавке в пустой душистой горнице. Перед приездом боярина ее мыли квасом, настоянным на анисе. Анисовый аромат холодинкой стоял во рту, и спалось очень хорошо, без полуденных кошмаров, происхождение которых немец-доктор объяснял боярину духотой и положением светил на небе.