Елена Маркова - Первая сказка
— Ма аа! — испуганно сказал он, показывая на брошенное мясо. Ему показалось, что в этом куске поселился огонь и горящий Аа накажет его за попытку съесть чужое.
— Ом аа, Ма-ма аа, Та-та аа, — успокаивала его Ма-ма. Она сама подняла кусочек уже остывшей медвежатины и откусила немножко. Мясо оказалось необычным на вкус и, главное, очень мягким. Аа прожевал для них мясо и выплюнул его. Ма-ма, оценив по достоинству заботу Аа, отдала остаток необычной еды Та-та. Лицо его выразило крайнее удовольствие и удивление: он никогда не пробовал ничего более вкусного.
Вечером Та-та решил снова отдать огню свою еду. Мясо опять сделалось таким же восхитительным, как и утром.
— Та ма, ва ма, — восклицал Та-та, облизывая пальцы. Ма-ма отказалась от еды — завтрак оказался настолько сытным, что она до сих пор не проголодалась…
На ярко-желтой леопардовой шкуре лежит ком земли. Дует ветер, треплет блестящий мех, приподнимает края шкуры, и бесформенный комок вдруг становится маленьким медвежонком, он растет, растет, потом Та-та и Ма-ма убивают его и съедают.
— Аа да та ма, — сказала Ма-ма. Аа не только пережевывает пищу, но и вкладывает в нее свою силу.
Та-та задумался. Мысль подруги ему понравилась. Он и вправду наелся таким маленьким кусочком мяса, которого ему раньше вдвойне бы не хватило. Это натолкнуло его на новую идею.
— Аа да та… та, — пробормотал Сероглазый, и мысль его превратила маленькую палочку, лежащую на желтой пятнистой шкуре, в толстую отцовскую дубину. Чтобы проверить свою догадку, Тата выбрал длинную, средней толщины еловую палку и сунул ее в огонь. Палка загорелась, но толще не стала и в боевую палицу не превратилась. Та-та разочарованно вытащил ее из костра и потушил маленький огонек на конце. Теперь он заметил, что, хоть палка и осталась такой же, зато конец ее, где плясал огонек, стал острым и крепким. Та-та вспомнил, как он убил самого Дарующего Жизнь вот такой же заостренной палкой. Значит, Аа и в самом деле может сделать оружие непобедимым.
— Ом! Аа да та! Аа но у! — радостно воскликнул Та-та. Он вскочил на ноги и начал носиться по пещере, размахивая своим новым грозным оружием.
— Та-та да ма! — восхищенно визжала Ма-ма. Она подняла кусок медвежьей шкуры с большой дыркой посередине и накинула этот лоскут через голову на плечи своему другу. Та-та пришел от этого в неописуемый восторг и даже положил себе на голову медвежий череп — так он будет еще больше похож на Дарующего Жизнь. Но череп все время падал, так что пришлось придумывать что-то другое. Та-та выбрал короткий толстый сук и как можно плотнее насадил на него череп. Помахав этой зубастой палицей в воздухе и убедившись, что в руках у него поистине страшное оружие, Та-та подержал палицу над огнем, чтобы Аа и ее сделал непобедимой.
Потом он застыл, окидывая себя самого мысленным взором. Та-та видел себя огромным черным медведем, ужасным, могучим, которого боятся не только все люди и Отец, но даже духи мертвых.
Ма-ма, пораженная величием его мыслей, подошла к нему и нежно погладила его новую пушистую кожу.
— Та-та да ма, — тихо произнесла она, и Та-та, обнимая ее, ответил:
— Ом да ма!
* * *Та-та вышел из пещеры под холодный моросящий дождь. Он удивился, что несмотря на сырую погоду, в их пещере было тепло и сухо. Он прекрасно помнил, как холодно и промозгло бывало в обиталище Семьи, когда снаружи шел дождь. Та-та жалко было уходить из уютного жилища, но запас веток для костра подошел к концу — нужно было принести дров.
Та-та так и не снял с себя медвежью шкуру, и новое оружие не захотел оставить в пещере, хоть и понимал, что оно помешает нести хворост.
Он шел по невысокой свежей траве кратчайшим путем к лесу. В спину дул холодный ветер, он трепал волосы Та-та, обгонял его и со свистом несся вперед, раскачивая высокие ели. В другой раз Та-та побежал бы быстрее, чтобы согреться, но сейчас он шел не спеша. Его новая кожа — медвежья шкура — защищала его от ветра, в ней было так же тепло, как и рядом с Аа.
Внезапно Та-та почувствовал какое-то смутное беспокойство. Он не мог понять причины этого — вокруг было тихо, никаких хищников он не видел, и нос его ощущал только знакомые запахи. Это было ново и странно — раньше, испытывая тревогу или страх, он всегда хорошо знал, что именно вызвало эти чувства. Но с тех пор, как часть его духа, соединившись с духом Ма-ма, осталась в светящемся круге, его сознание как бы разделилось надвое, и он теперь не всегда мог сразу разобраться в собственных ощущениях.
Поглощенный этими мыслями, Та-та не заметил, как дошел до кромки леса. Дров здесь было сколько угодно, и вскоре он возвратился к пещере, нагруженный ветками, между которыми запутались копье и палица: свое оружие Та-та принес обратно.
Он свалил хворост около костра. Огонек стал уже совсем маленьким — вот-вот потухнет. Та-та осторожно положил в огонь тонкие ветки. Они быстро подсохли на горячих углях и вспыхнули. Теперь Сероглазый мог отдышаться и расслабиться.
Ма-ма в пещере не было. Убедившись в этом, Та-та забеспокоился не на шутку. Конечно, она могла спуститься к реке или отлучиться ненадолго по какой-нибудь другой надобности, но Та-та сердцем чуял неладное. Неясная тревога перешла в уверенность; Аа с небес говорил Сероглазому: стряслась беда.
Та-та выбежал из пещеры. Солнце садилось за серой пеленой туч, приближался вечер — холодный и промозглый. Девушки нигде не было. Та-та стал звать ее, сначала тихо, потом во весь голос.
— Ма-ма!
Никто не откликнулся, только несколько испуганных птиц с протяжными криками вылетели из прибрежных кустов. Та-та бегал вдоль берега, всматривался в темнеющую степь, втягивал в себя воздух, принюхиваясь; но дождь смыл все запахи, оставив только один — запах влажной земли. В одном месте он нашел какие-то следы на песке, но тяжелые капли размыли их очертания, и он не мог понять даже, кто здесь прошел — человек или зверь.
В тоске и страхе Та-та вернулся к огню и сел на медвежью шкуру. Неужели он остался один? Глаза его неотрывно глядели на языки пламени, на красные угли. Только огонь, только Аа мог помочь ему: ведь Аа знает, где Ма-ма и что с ней случилось, он знает все.
Та-та протянул руку и коснулся теплой золы, усыпавшей пол пещеры вокруг кострища. Пальцем он выкопал в золе маленькую ямку.
— Ма-ма, — произнес он тихо, глядя на это углубление, — Ма-ма!
Ямка — МА — изображала женщину, он выкопал ее в подтверждение своих слов. Он звал Ма-ма, он хотел, чтобы она вернулась и просил помощи великого Аа.
— Аа, — сказал Сероглазый, — Та-та у. Хо Ма-ма!
Он взял мокрую ветку и осторожно стряхнул с нее каплю воды прямо в ямку. Потом поджег ветку на огне и воткнул ее горящим концом в углубление. Теперь Аа наверняка поймет, чего просит у него Та-та.
Костер вспыхнул ярче; Та-та приблизил лицо к огню и пробормотал:
— Аа ва! Ом! Та-та, Ма-ма, ом!
Дым попал ему в глаза, потекли слезы. И в этот миг, когда взор Та-та затуманился, Аа наконец ответил ему. Или это были мысли Ма-ма, перенесенные издалека по его просьбе? Сначала образы были неясными и смутными, потом они постепенно прояснились…
Та-та нет — он ушел за ветками для Аа. Ма-ма сидит у костра, прислонившись спиной у стенке, и дремлет. Вот Ма-ма превращается в рыбу, она — в воде, медленно движется против течения, шевелит плавниками, открывает рот… Ма-ма хочет пить. Она стряхивает сон, выходит из пещеры и спускается к реке. Вода прохладна и вкусна, ей нравится прикасаться мокрыми ладонями к лицу, плечам и груди. Напившись и смыв с себя копоть, Ма-ма возвращается, и вдруг на встречу ей из темного входа выскакивают люди. Впереди — Отец со своей дубиной, за ним — трое подростков и Калека. Они несут мертвых собак — собак, убитых Сероглазым несколько ночей назад. Мужчины Семьи украли добычу Тата, так же, как они забирали добычу медведя. Они не знают, что Дарующий Жизнь теперь — не медведь, а человек. Они не могли найти в темноте тайный вход в жилище Аа, так как огонек стал совсем крошечным. Запах дыма смутил и испугал их, они не знают, что означает этот запах и почему он появился в пещере Дарующего. Они собираются поскорей бежать с добычей к Семье, но тут Отец видит Ма-ма. Узнав ее, он издает хриплый возглас удивления и торжества.
Ма-ма ненавидит этих людей. У них собачьи головы. Жалкие пожиратели объедков. Из пещеры выходит огромный медведь — это Тата. Одним ударом могучей лапы он сметает их. Тысячи копий пронзают визжащих людей-собак… Видение расплывается и блекнет. Отец хватает Ма-ма за руку.
— Та-та! — кричит Длинноволосая, отчаянно пытаясь вырваться. Мелькает занесенная дубина, и все погружается во тьму.
Та-та открыл глаза. Он чувствовал, как звериная ярость вскипает в нем; его ненависть к мучителю-Отцу, о котором он уже начал было забывать в последние счастливые дни, вспыхнула с удесятеренной силой. Та-та вскочил и схватил свое ужасное оружие — дубину с насаженным клыкастым черепом.
