Михаил Каратеев - Железный Хромец
– Туганнарча селям[68] – сказал подошедший первым, кланяясь и прикладывая руку ко лбу и сердцу. – Да будет благословен Аллах, позволивший нам еще раз увидеть наших свободных братьев!
– Алейкюм селям, – ответил Салех, окидывая говорившего внимательным взглядом. Он не увидел, а скорее понял, что стоявший перед ним высокий и крепко сложенный человек был еще молод, хотя висевшие на нем лохмотья, страшная худоба и давно не бритое лицо старили его на много лет. – Ты татарин?
– Да, абый. Я был десятником в войске нашего повелителя, великого хана Тохтамыша, да поможет ему Аллах покорить всю землю. В битве под Яссами, раненый, я попал в руки врагов и вот уже два года живу в неволе, завидуя каждой пробегающей мимо собаке, ибо если ее и бьют, как меня, то хоть не заставляют работать.
– Почему же ты не бежал?
– Я два раза бежал, абый. Оба раза меня поймали, и сам я не знаю, как выжил после всех полученных побоев. Когда будет случай, побегу и в третий раз, хотя теперь уже меня просто убьют, если схватят.
– Я думаю, что в третий раз тебе не придется бежать, – сказал Салех, с участием взглянув на собеседника. – Наш начальник, сиятельный оглан Карач-мурза, едет послом великого хана к великому эмиру и ведет с собой всех пленных, которых мы взяли под Яссами. Великий хан, желая мира, возвращает их Тимур-беку, и Тимур-бек, наверное, теперь отпустит всех вас.
– Да прославится великий Аллах, и да пошлет он тебе долгую и счастливую жизнь за эту отрадную весть, абый! – воскликнул просиявший пленник. – Значит, я еще буду пить воду из родного Джаика и увижу, как восходит солнце над Сараил-Джадидом!
– Так ты родом из Сараил-Джадида? По пути сюда мы проходили через этот город. Да ты садись с нами, сейчас будет готова еда.
– Благодарю, абый, но мне нельзя садиться: стража смотрит за нами во все глаза. Нам позволили только подойти к вашему костру и узнать новости.
– Что же ты хочешь знать?
– Все ли спокойно в Сараил-Джадиде, абый? Не нападали на город какие-нибудь враги, и не было ли там пожара или других больших бедствий?
– Все там, благодарение Аллаху, благополучно, и никаких несчастий не было, если ты не считаешь несчастьем того, что наш преславный начальник Карач-оглан по пути прогнал вашего ясакчи Халила и повелел хакиму поставить на его место другого.
– Да живет тысячу лет справедливый и мудрый Ка-рач-оглан! Теперь наш город вздохнет свободно, избавившись от этого змея. Что же такое он сделал?
– Он преследовал и несправедливо осудил на смерть одну молодую женщину. Узнав об этом, Карач-оглан велел освободить ее и прогнал Халила.
– Наконец-то этот похотливый пес получил по заслугам! Все мы его хорошо знали, и только теперь, после того что ты сейчас рассказал, я буду спокоен за свою Фатиму…
– Это имя твоей жены – Фатима? – спросил Салех, быстро поднимая голову. – А тебя самого как зовут?
– Я Нух, сын Улу-Исхака, абый.
– Нух! – воскликнул Салех, вскакивая на ноги. – Тогда идем со мной. Тут есть один человек, который тебя знает и которого ты, наверно, рад будешь увидеть.
– Я не могу идти с тобой, абый! Начальник нашей стражи за это переломает мне все кости.
– Ничего не бойся. За тебя заступится сам Карач-оглан. Идем!
С этими словами Салех схватил Нуха за руку и повлек за собой. Оставив его стоять в нескольких шагах от кибитки, в которой помещались служанки ханум Хатедже, сам он прошел вперед и, слегка раздвинув края кошмы, что-то тихо сказал.
А минуту спустя из кибитки вышла Фатима и, узнав мужа, со слезами бросилась к его ногам.
Когда Карач-мурза приказал позвать к себе начальника стражи и объявил ему, что хочет выкупить Нуха, тот сначала заупрямился.
– Я не могу этого сделать, хотя мне и хотелось бы угодить тебе, благородный эмир,'– твердил он. – Этот раб не принадлежит мне. Я получил людей по счету и за каждого из них отвечаю перед своим начальством.
– Ну а если бы он умер? – спросил Карач-мурза. – Наверное, при такой тяжелой работе у тебя умирает немало людей.
– Когда умирают, это другое дело, эмир. Но если я отпущу или продам пленника, на меня обязательно донесет кто-нибудь из моих подчиненных, потому что многие из них ждут случая занять мое место.
– Ты скорее потеряешь свое место, если будешь упорствовать. За этого раба просит сама пресветлая ханум Хатедже, племянница великого эмира Тимур-бека, которая едет со мной.
– Племянница великого Тимур-бека, да вознесется шатер его славы до самого неба! – воскликнул пораженный начальник стражи. – Почему ты мне сразу этого не сказал, сиятельный эмир? Тогда бы я тоже сразу сказал тебе: бери этого человека, сиятельный эмир! И да усыплет Аллах цветами счастья дальнейший путь благородной ханум Хатедже, племянницы нашего великого повелителя!
Нуху все случившееся в этот день казалось сном. Утром – несчастнейший из рабов, оборванный, голодный и уже потерявший надежду на лучшую долю, к вечеру он стал свободным человеком, нукером могущественного и славного Карач-оглана. Он снова был сыт, хорошо одет, получил прекрасного коня и оружие, а что самое главное и удивительное, – здесь, в этой чужой стране, соединился с любимой женой, которую уже не чаял когда-нибудь увидеть. Воистину велик Аллах, если он может творить такие чудеса!
Несколько дней спустя, сидя с Фатимой под деревом, в стороне от остановившегося на ночлег отряда, Нух любовно гладил руку жены и говорил:
– Скажи мне, Фатима: это правда, что мы еще живы и находимся на земле? Или, может быть, мы оба умерли и теперь встретились в садах Аллаха?
– С тобой мне здесь не хуже, чем в садах Аллаха, мой Нух! Я думаю, что мы не умерли и что только теперь начнется наша настоящая жизнь!
– Ты сказала истину! И теперь мы всегда будем вместе. Я останусь на службе у Карач-оглана, потому что это самый лучший князь на земле. Он спас тебе жизнь, он привел тебя ко мне, и меня он тоже спас, Фатима! Когда он поедет назад, ты уйдешь от ханум Хатедже и мы вместе возвратимся в Орду.
– Ханум Хатедже тоже очень добра, и мне у нее хорошо. Мне не хочется уходить от нее, Нух.
– Значит, ты не хочешь быть со мной?
– Как можешь ты это говорить, Нух! Я сказала только, что не хочу покидать ханум Хатедже.
– Тогда, чтобы быть с тобой вместе, мне надо покинуть Карач-оглана? Но это невозможно, Фатима. Я не могу заплатить ему такой неблагодарностью!
– Тебе не нужно покидать Карач-оглана, Нух. И мне не нужно покидать ханум Хатедже. Надо только подождать немного. Если я не совсем глупа и что-нибудь понимаю, мы и так сможем быть всегда вместе.
ГЛАВА XI
«Самарканд большой и очень красивый город Здесь столько виноградников и садов, что, подъезжая, видишь сначала как бы лес из тенистых деревьев, и потом, внутри его обнаруживается самый город».
Маркиз Руис Гонсалес де Клавихо, посол кастильского короля к Тимуру.Город Самарканд – в древности Мараканда – по времени своего возникновения является, вероятно, самым старым из всех городов, вошедших в состав Российской державы. По преданиям он был основан полулегендарным царем Афросиабом[69] более чем за три тысячи лет до начала христианской эры. Возможно, что это несколько преувеличено. Но во всяком случае в 329 году до Р. X., когда Самаркандом овладел Александр Македонский, это был уже большой и превосходно укрепленный город. Римский историк первого века, Квинт Курций Руф, пишет, что он был обнесен стеной общим протяжением в семьдесят стадий[70], и что за этой стеной было еще и внутреннее укрепление.
Географическое положение города было исключительно удачно: он был окружен чрезвычайно плодородными землями и лежал на пересечении главных караванных путей того времени, идущих из Индии, Китая, Персии и Хорезма. Все это способствовало пышному развитию земледелия и торговли, привлекая сюда множество народа и обеспечивая Самарканду быстрый рост. По количеству населения и по величине он всегда был первым городом Мавераннахра, даже в те периоды истории, когда столицей государства бывала Бухара.
По свидетельствам арабских историков X-XII веков можно заключить, что в их времена город Самарканд, то есть его центральная часть – Шахристан, занимал огромную площадь в несколько тысяч десятин и был опоясан стеной протяжением около шестидесяти верст. К нему примыкало обширное предместье – раббад, тоже защищенное мощными укреплениями. Стены города, также как и все его ворота, были двойными.
Не в пример чрезвычайно уплотненной Бухаре, Самарканд был построен просторно, здесь в огороженное стенами пространство входило множество садов и виноградников. Но все же городское население его было очень велико: по данным китайского историка Чань-Чуня, перед нашествием Чингиз-хана тут насчитывалось около ста тысяч семейств, то есть не менее четырехсот тысяч жителей. Самарканд в это время был огромным торгово-промышленным центром, безусловно самым крупным во всей Средней Азии. Знаменитый арабский географ Макдиси оставил нам довольно подробный перечень товаров, которые вывозились из Самарканда. Сюда входят парча и ткани, преимущественно хлопчатобумажные; в большом количестве шелк, который по качеству не уступал китайскому; овечья и козья шерсть, ножницы и иголки; резные серебряные кубки, медные котлы и другая посуда; оружие, в особенности луки и колчаны; походные шатры, кибитки, седла, шорные изделия и металлические части сбруи; кожи, виноград, фрукты, орехи т. д. Но едва ли не самым важным предметом вывоза, во всяком случае, в культурном своем значении, являлась писчая бумага.