Ли Ги Ен - Земля
— Вам виднее, брат. Делайте так, как сочтете лучше.
— Ну, не будем терять времени; я побежал к Тю Тхэ Ро… Ох, я ведь тоже должен приложить печать!
Ко Бен Сан вскочил как ошпаренный, торопливо достал из кармана мешочек с печатью. Печать была старая, Ко Бен Сан пользовался ею еще при японцах, и поэтому на одной стороне ее было выгравировано «Господин Такаяма». После освобождения Кореи он выгравировал на оборотной стороне свою настоящую фамилию.
Ко Бен Сан положил заявление на ладонь, поплевал на печать и со всей силой прижал ее к бумаге. Руки у него дрожали…
Впопыхах Ко Бен Сан не заметил, что приложил печать не той стороной, где красовалась его корейская фамилия, а той, откуда смотрел на мир «господин Такаяма»[20]. Не подозревая, какую он совершил оплошность, Ко Бен Сан выскочил на улицу и торопливо направился к дому Тю Тхэ Ро.
Глава третья
Сказание о современном Хын Бу
1В доме Пак Чем Ди настроение у всех сегодня праздничное. Угроза голода не так страшит семью: до осени они как-нибудь протянут, а там снимут обильный урожай. Не придется больше туго затягивать пояс.
Мрак сменился для них солнечным утром. Через пропасть беспросветного отчаяния им перекинули мост надежды.
Правда, на ужин у них была нынче только вареная соя, но сейчас это не огорчало их.
Жена Пак Чем Ди заняла этой зимой конопли на два куска холста и вместе с дочерью Кан Нани всю зиму теребила волокно. Если они выткут два куска холста, один кусок останется у них. Это все же лучше, чем сидеть сложа руки.
Коноплю теребили вручную. Ногти у них на пальцах покривились, вывернулись и на коленках появились мозоли: конопляные нитки скручивают ладонями на коленях.
После ужина они, как обычно, зажгли лучину и сели за работу. Пак Чем Ди, пристроившись в дальнем углу комнаты, попыхивал трубкой, а Дон Су и Дон Ун уселись возле светильника, сменяя догоравшие лучины. До полуночи сгорало много лучин. А заготовить лучину — нелегкое дело!
Надо запасти много смолистых сосновых дров и потом мелко-мелко расщепить их. Кропотливая это работа, да что же делать? Купить керосин пока было не на что: деньги в доме не водились.
Жена Пак Чем Ди оторвалась на миг от работы и проговорила, обращаясь к мужу:
— Послушай-ка, старик, на рисовом поле надо бы нам посеять юк-у[21]. Там суглинок: какой бы рис ни взошел — гнить не будет.
— Я тоже так думаю, юк-у для этого поля больше подойдет, чем гуфун.
В разговор вмешался Дон Су, недовольный выбором сорта семян.
— Так-то так, да об одном вы не подумали. Если на поле попадет холодная вода, не погубит ли она урожай? По-моему, хорошо бы вырыть возле поля колодец побольше; тогда вся холодная грунтовая вода соберется в этот колодец!
— Неплохо придумано! — Пак Чем Ди одобрительно взглянул на сына. — Вы что, дети, были уже на нашем поле?
— Вчера вечером мы туда все вместе ходили, — ответила за всех Кан Нани.
— Молодцы! Но колодец потребует большого труда. Осилим ли мы такую работу?
— Осилим, отец!.. Мы уже не маленькие. И вот увидишь, как все отлично получится: когда на поле не хватит воды, будем брать воду из колодца!
Вся семья с жаром обсуждала, как лучше возделать поле, увеличить урожай.
— На верхней плантации стоило бы высадить квансан. Туда, видимо, придется подавать холодную воду.
— Ну, квансан! У квансана заусеницы большие, хорошего урожая он не даст! — сказал Дон Су.
— Не хотите квансан, так посеем там жирный рис[22]. А? — вопросительно взглянув на мужа, предложила жена Пак Чем Ди.
— Вот хорошо-то было бы! — с живостью откликнулась Кан Нани. — Давайте побольше посеем жирного риса!..
— А зачем его много, сестренка?.. Ты уж, смотрю я, размечталась о чальтоке?
— Ох, как хочется вдоволь поесть чальтока! А ты бы, Дон Ун, тоже, наверно, не отказался, а?.. — И Кан Нани залилась веселым, заразительным смехом.
— Ладно уж, наготовим чальтока и досыта тебя накормим. В этом году хорошо поработаем, и у нас будет жирный рис.
— Правда, мама?.. — Кан Нани оставила на коленях коноплю и радостно захлопала в ладоши.
Взглянув на сияющее, счастливое лицо дочери, мать вдруг почувствовала, что на глаза у нее навертываются слезы. Бедная девочка, как измучило ее постоянное недоедание, как исстрадалась она без сытной пищи! Все это, правда, осталось в прошлом, и все-таки воспоминание о несчастной доле детей отозвалось в материнском сердце острой болью.
Словно угадав невеселые мысли своей жены, Пак Чем Ди перевел разговор на другую тему:
— Послушаешь тебя, старуха, и невольно придет на ум песня о Хын Бу[23]. Помнишь, как он тыкву распиливает? Распилил одну, а оттуда так и посыпался рис! И первым делом наварил Хын Бу полный котел каши и накормил своих детей…
Старику не случайно вспомнилась старая песня; в судьбе Хын Бу и впрямь было что-то сходное с судьбой Пак Чем Ди.
Жена его, проворно собрав коноплю и положив ее на полку, подсела к мужу и взяла его за плечи.
— Ах, муженек, ты так хорошо поешь эту песню!.. Давай-ка я начну барабанить, а ты спой нам ее…
Кан Нани тоже оставила работу и принялась упрашивать отца:
— Правда, отец, спойте нам песню о Хын-Бу!
Ну, как тут было отказаться старому Пак Чем Ди? Он и сам был не прочь сегодня немного повеселиться.
— Так и быть, пусть будет по-вашему, раз уж выдался сегодня такой радостный день… Только как же это петь без единой стопки сури[24]?
— Ладно, старик, потом как-нибудь выпьешь. Сегодня и так хорошо!..
— Тогда приготовься, мать!
Кан Нани выбежала в кухню и тотчас вернулась оттуда с корытом, наполненным водой. В воде плавал вверх дном черпак из кабачковой корки. Мать, аккомпанируя песне мужа, ударяла по этому черпаку: барабанила. Когда все нехитрые приготовления были закончены, Пак Чем Ди начал знаменитую песню о Хын Бу.
— Ну, так вот… Распилили, значит, Хын Бу и его жена первую тыкву, и из нее посыпался рис. Они так обрадовались, что даже пила в их руках заиграла, запела.
Пак Чем Ди закончил вступление, и жена его, улыбнувшись мужу, воскликнула: «Хой-са, хо-о-орошо!» и ударила по черпаку.
Пак Чем Ди громко запел:
Шрыы-рын, шрыы-рын, сык-сак!..[25]Новая тыква распилена,Раз! — и расколота на-двое!..Сколько в ней шелка и золота,Их не сочтешь и не смеряешь!..Замерли оба от радости;Начал Хын Бу пританцовывать,Песню завел он веселую:«Деньги, да где ж пропадали вы?..Вы ль это, деньги, что можетеСделать счастливым несчастного,Сделать несчастным счастливого?Те ль это деньги — взгляните-ка?!»
Пак Чем Ди вошел в азарт; приподняв над головой одну руку, он вдохновенно, высоким голосом, выводил мелодию, а старуха в такт песне била по черпаку, рассыпая звучную дробь… Чудесная это была песня! В ней — и радость крестьянина, у которого сбылась мечта, и жалость к несчастным, обманутым людям. Песня так увлекла, захватила и слушателей и исполнителей, что вся семья Пак Чем Ди забылась на мгновение, поддавшись ее магическим чарам. Кан Нани не терпелось: казалось, вот-вот сорвется она с места и плавно пойдет по кругу, выгибая руки, выбивая ногами такт…
Пак Чем Ди не выдержал и пустился в пляс.
Пляшут Хын Бу и жена его,Пляшут вкруг тыквы-волшебницы,И обвивает жена егоСтан свой парчою чудесною…
Пак Чем Ди понизил голос и, словно шаман при изгнании злого духа, начал перечислять скороговоркой:
Кофта парчовая, черная,Черная юбка парчовая,Черная муфта парчовая,И для иголок подушечкаТоже парчовая черная;И на белье тонкотканное,И на чулки тонкотканные.На поясок на узорчатыйТоже достало парчи!..Так наряжалась хозяюшка,В доме — черным все черно у них!..И, поглядев на жену свою,Молвил Хын Бу: — КоролевоюХочешь одна быть нарядною?Дай-ка и я приоденуся!..— Что ж за одежду ты выберешь?..— Раз уж в парчу ты оделася,Тоже в парчу наряжуся я!Только не нужно мне черную!Будем мы оба как вороны -Как нас тогда отличить?Дай-ка мне лучше ты желтую…Миг — и Хын Бу наряжаетсяВ желтое, в желтое, в желтое.Может теперь он похвастатьсяЖелтой парчовой накидкою,Желтой парчовой рубашкою,Желтые — даже штаны!..Чудо!.. Парча на крестьянинеРадужно переливается;В этом наряде сверкающемС желтым он схож соловьем!..
Пак Чем Ди и его жена сами были похожи в ту минуту на сказочных героев песни, которую они с таким увлечением исполняли.
