Вадим Каргалов - Даниил Московский
Вот и теперь, возвращаясь в Москву, князь Даниил Александрович мучился новой заботой: «Как с Тверью?»
* * *А с Тверью было плохо, и князь Даниил узнал об этом тотчас по возвращении в Москву. Боярин Протасий Воронец, вопреки его же прошлым заверениям, приехал из Твери считай что ни с чем!
Молодой тверской князь Михаил Ярославич уклонился от прямого разговора, перепоручил московских послов заботам своего тысяцкого Михаила Шетского. А тот принялся крутить вокруг да около, оплетать послов пустыми словами. Протасий чувствовал, что тверичи хитрят, ждут чего-то, но чего именно, дознаться не сумел. Так и отъехал из Твери, не добившись от князя Михаила желанного обещанья быть заодин с Москвой.
Стоял Протасий Воронец перед своим князем; виновато разводил руками (Даниилу даже жалко его стало!):
— Не пойму, княже, чего хотят в Твери? Михаил только приветы тебе шлет, ничего больше. А уж тысяцкий Шетский…
— Змий лукавый! Обольститель лживый, сатанинский! — неожиданно вмешался архимандрит Геронтий, вспомнив, видно, как ловко уходил от ответов тверской тысяцкий. — Прости мя, Господи, за слова сии, но — бес он сущий!..
— Ладно, отче! — прервал Даниил разгорячившегося духовника. — Не хули тысяцкого. Михаил Шетский своему господину служит, как может. Другое меня заботит: что задумал сам тверской князь? Ну да время покажет. Ступайте пока…
* * *По крохам доходили в Москву вести, раскрывавшие затаенные намерения тверского князя Михаила. Эти вести прикладывались одна к другой, и уже можно было догадаться, в какую сторону направил свою тверскую ладью князь Михаил Ярославич.
…Во Владимир и в Ростов зачастили тверские послы…
…Князь Михаил Ярославич без положенной чести встретил в Твери владимирского епископа Якова, поставленного при прежнем великом князе и нелюбезного Андрею Городецкому. Епископ Яков покинул Тверь с великой обидой…
…Тверской тысяцкий Михаил Шетский повез татарскую дань со своего княжества не к темнику Ногаю, как раньше, а к ордынскому хану Тохте, и ехал тысяцкий по Волге в одном судовом караване с ростовскими князьями…
Большой боярин Протасий Воронец многозначительно хмурил брови, передавая эти вести князю Даниилу, строил предположения:
— Не иначе, Тверь склоняется к великому князю Андрею!
Но Даниил отвечал неопределенно:
— Повременим, боярин, с решениями. Что еще знаешь?
— Пока что все, княже.
— Повременим. Что-то не больно мне верится в крепкую дружбу Михаила с Андреем. Не нужна Андрею сильная Тверь, а Михаилу всесильный великий князь — и того меньше. Но за тверскими делами ты все-таки присматривай!
— Присматриваю, княже…
Дальнейшие события как будто подтверждали опасения Протасия.
Месяца ноября в восьмой день князь Михаил Ярославич Тверской обвенчался с дочерью покойного ростовского князя Дмитрия Борисовича, лучшего друга и союзника Андрея Городецкого. Ростовская княжна Анна вошла хозяйкой в новый дворец Михаила Тверского.
А спустя малое время — еще одна многозначительная свадьба. Великий князь Андрей Александрович взял за себя вторую дочь того же ростовского князя — Василису. Тут и недогадливому все сделалось понятным. Андрей и Михаил переженившись на сестрах, скрепляли союз родственными узами, праздновали завязавшуюся дружбу хмельными свадебными пирами.
Но в Москве от тех пиров только похмелье, тревожные думы да тяжкие заботы. Князь Даниил спешно надстраивал стены городов, собирал ратников в полки, непрестанно сносился с Иваном Переяславским, своим единственным союзником.
И Иван тоже готовился к осаде и войне, умножал сторожевые заставы на владимирских и тверских рубежах, жаловался, что ратников у него мало.
Даниилу были понятны тревоги племянника. Бояться Ивану приходилось даже больше, чем самому Даниилу. Верные люди предупредили, что великий князь Андрей открыто называет Переяславское княжество своей вотчиной, ссылаясь на то, что издревле Переяславль принадлежал старшим в роде, а ныне в роде князей Александровичей старшим он, Андрей. «Надлежит Ивану сидеть не в Переяславле, а в уделе малом, милостью великого князя выделенном…» Каково было такое слышать Ивану?..
И Москва, и Переяславль со дня на день ждали ратного нашествия. И зимой ждали, и весной следующего года, но Бог миловал, не допустил братоубийственной войны.
Но не миролюбие великого князя Андрея было тому причиной, а обстоятельства посторонние. Из далекого Киева в северные залесские епархии приехал митрополит Максим, благословляя и наставляя паству свою. Так уж повелось, что во время святых митрополичьих наездов князья усобицы не заводили, считая это за великий грех. Даже самые безрассудные соблюдали тишину.
А великий князь Андрей к тому же жаждал от митрополита Максима превеликой услуги — низложения епископа Якова, который помнил милости его старшего брата и недобро смотрел на нового великого князя Андрея. А иметь такую занозу во Владимире, под самым боком, приятно ли?
Своего Андрей добился. Митрополит Максим свел Якова с владимирской епископии. Но только-только отъехал задаренный на годы вперед митрополит Максим, как у князя Андрея — новая забота. Ордынский хан Тохта призвал его в Орду, пред грозные очи свои.
Пришлось Андрею с молодой княгиней и боярами ехать в Орду, отложив на время все прочие дела. С ханом не поспоришь. За промедление можно не только княжества, но и головы лишиться.
А может, и с охотой отправился великий князь Андрей к хану. Многоопытный Протасий Воронец предположил, что Андрей задумал отобрать у Ивана отчий Переяславль не войной, а ханской волей, ярлыком с золоченой печатью. И князь Даниил согласился со своим боярином:
— А что? Очень может быть, что и так. Перевертышу Андрею не впервой загребать жар ордынскими руками. В воинском деле он неудачлив, Дмитрия победил лишь татарскими саблями. Не дождаться бы новой Дюденевой рати!
Глава 3. Ордынский посол
1Подобного на Руси еще не бывало, чтобы великий князь звал на совет меньшую братию свою, а те бы не ехали.
Не бывало, но в лето от сотворения мира шесть тысяч восемьсот четвертое[27] вдруг случилось. Великий князь Андрей Александрович не сумел в назначенное время собрать княжеский съезд.
А поначалу все казалось ему таким простым и легко достижимым!
Андрей вернулся из Орды обласканный, привез ярлыки на спорные города, и дело оставалось за малым: объявить князьям непрекословную волю хана Тохты и спокойно властвовать над Русью!
Во все концы земли Русской разъехались гонцы великого князя: звать удельных владетелей в стольный Владимир, на новое строение мира. Но гонцы возвратились, не привезя желаемого согласия. Нельзя же было считать за согласие неопределенные обещания одних и почти неприкрытое противление других князей?!
Даже верные служебники Андрея — Федор Ростиславич Ярославский и Константин Борисович Ростовский — разочаровали. Оба благодарили за честь, оба сообщили, что готовы поспешить во Владимир, но с приездом медлили — ждали, пока соберутся меньшие князья, потому что им, владетелям древних великих городов, приезжать раньше других будто бы зазорно.
А удельные князья, раньше послушные первому слову, будто сговорились: отвечали уклончиво, ссылались на трудности пути по весенней распутице, на неотложные заботы, как будто может быть что-либо неотложнее, чем княжеский съезд!
Подобные ответы, скользкие и призрачные, как весенний лед, — сожмешь в кулаке, и будто бы твердо, но через минуту протечет водой между пальцами, и нет ничего! — привезли гонцы из Белоозера — от князей-соправителей и Федора и Романа Михайловичей, из Углича — от князя Александра Константиновича, из Стародуба — от Ивана Михайловича, из Галича — от Василия Константиновича, из Юрьева — от Ярослава Дмитриевича.
«Сговорились, что ли, князья? — терялся в догадках Андрей. — Но такого не может быть! Каждый удельный владетель живет наособицу, к единению с другими не способен. Может, слабость почуяли в великом князе?»
Предполагать такое было неприятно.
Но не скрытое противодействие удельных князей тревожило Андрея. Знал, что переломить их можно. Мигом прибегут, если пригрозить ратью, потому что измельчали князья, пугливыми стали, слабосильными. И не явная вражда Даниила Московского и Ивана Переяславского была причиной тревоги. С этими двумя тоже было все ясно: не посольскими речами собирался вразумлять их Андрей, а мечом. И будет так, будет, если соберутся за великим князем остальные князья!
Тревожило другое — Тверь.
Начал замечать Андрей, что тверской князь Михаил старается обособиться от него. А первая трещина в былой дружбе пролегла после недавней встречи в Ростове.
