Томас Костейн - Наполеон. Последняя любовь
Как-то днем, прогуливаясь с императором, Бетси глубоко вздохнула, проходя мимо этого места.
— Бедняга Старина Хафф.
— Старина Хафф? Кажется, я слышал, как упоминалось это имя. Но почему у вас такой грустный голос?
— Потому, что он тут похоронен! — воскликнула Бетси. — Он был короткое время гувернером у моих братьев. Старина Хафф был приятным человеком и весьма образованным. Нам он очень нравился, но, — она покрутила пальцем у виска, — он был немного не того…
— А-а-а, сумасшедший. Почему его похоронили у дороги? Разве на острове нет кладбищ?
Бетси заколебалась.
— Сир, после его смерти проводилось расследование, и было решено, что он совершил самоубийство, и поэтому его нельзя было похоронить на кладбище.
— Нет? Почему? — удивился Наполеон.
— Я уверена, что никто не стал бы протестовать, но у нас имеется викарий, который не разрешает нарушать правила, и он не позволил это сделать.
Девушка заговорила высоким голосом, пытаясь передразнить преподобного Стоджкина:
— «Я не переношу любые отклонения от правил!» и поэтому бедняга Старина Хафф, который не ведал, что творил, был похоронен именно тут. Слуги никогда тут не ходят по ночам, только большой группой. Они говорят, что на дорогу пробирается привидение, прячется в кустах и ждет, когда можно будет на них напасть.
— Бетси-и, уверен, что вы не верите в привидения.
— Нет, сир. Конечно, нет.
— Вот и хорошо. Уверен, что у вас разумная головка.
— Я замечала, что мы всегда поворачиваем назад именно на этом месте, — сказала Бетси. — И мне показалось, что вам была известна эта история, но теперь мне придется признаться, что вы несколько ленитесь.
— Ничего подобного! Просто у меня небольшая одышка, и я быстро устаю.
— Ваш врач говорит…
— Не смейте мне напоминать о нем! Иногда я жалею, что привез его с собой. Он заявляет, что он хирург, но я уверен, что он не разбирается в болезнях.
— Сир, я думала, что вам нравятся прогулки.
— Бетси-и, самое главное — не перестараться. Во всем нужна умеренность. Главная трудность состоит в том, что мне приходится много времени отдавать диктовке. Если бы отпрыск древнего рода, наш милейший друг маркиз, умел записывать быстрее, у меня оставалось бы больше времени для прогулок.
— Почему бы вам не привлечь и других людей на помощь? Если за вами станут записывать два человека, работа пойдет гораздо быстрее.
— Это совсем недурная идея. — Наполеон остановился и начал что-то обдумывать. — Следует привлечь Гурго. Ему нечего делать, и он жалуется, что я к другим отношусь лучше и держу его на расстоянии. Прекрасное решение. Я должен сразу поговорить с Гурго. — Он продолжил прогулку. — Вам нравится Гурго?
— Сир, — честно ответила Бетси, — это мне напоминает наши ежедневные прогулки и ваше к ним отношение. Мне нравится Барон Гурго… но не чересчур… В небольших дозах…
2
Вечером Наполеон и Ла Касе пожаловали в «Брайарс», чтобы сыграть в вист с Бэлкумами. Бетси прекрасно разбиралась в картах, она расхаживала вокруг стола и наблюдала за игрой. Иногда она шумно вздыхала, замечая как жульничает Великий Человек. Это была его постоянная привычка. Неожиданно на кухне начался страшный шум. Обычно по вечерам там собирались все слуги, за исключением Вильяма Питта, который предпочитал проводить свободное время в одиночестве. Раздавались громкие крики и стоны. Госпожа Бэлкум позвонила в колокольчик, чтобы вызвать Сару.
Сара не появлялась, ненадолго все смолкло, а потом по длинному и темному проходу из кухни в гостиную послышались неуверенные шаги. Дверь отворилась и показалась голова Менти Тиммса.
— Я тебя не вызывала, — заявила госпожа Бэлкум. — Где Сара?
— Да, мисус. Но Сара боится идти, говорит, я должен идти.
С трудом они смогли выведать у него подробности. Сара вышла в сад и там увидела привидение — Старину Хаффа. Он расхаживал среди деревьев позади дома и вроде что-то искал. Сара влетела в кухню, с грохотом захлопнула за собой дверь. Ее вопли вызвали панику у остальных слуг, они сбились в «безопасном» углу кухни.
Вильям Бэлкум широко улыбнулся.
— Ти, ты сам видел Старину Хаффа?
— Да, сэр. Я видел привидение. Этот Старина Хафф пытался войти в дом, и я видел, как он заглядывал в окно и старался открыть двери…
— Вы закончили работу на кухне?
— Да, сэр, все в порядке.
— Тогда возвращайся и скажи Саре и остальным, чтобы они отправлялись спать. И никакого больше шума! Ти, вам нечего бояться. Привидений на свете не существует.
Менти очень не хотелось покидать освещенную комнату. Он крепко держался за ручку двери, переминаясь с ноги на ногу и не поднимая глаз.
— Ти, — наконец спросил купец, — ты боишься один возвращаться в кухню?
— Да, сэр, я боюсь один идти в темноте.
У господина Бэлкума был добрый и заботливый характер. Он взял свечу со стола и сказал, чтобы слуга шел за ним.
— Ти, я провожу тебя до кухни. Пошли, тебе не нужно бояться привидений, пока я рядом с тобой.
— Нет, сэр. Пока вы рядом, я ничего не боюсь.
Игра возобновилась, со стороны кухни не было слышно никакого шума. Все позабыли о случившемся, пока не настало время Наполеону возвращаться домой, и тут он решил зло подшутить над Бетси.
Он оглянулся и увидел, что Бетси стоит на лужайке и машет ему рукой на прощанье. Император взметнул руки в воздух и завопил.
— Бетси-и! Бетси-и! Старина Хафф! Он стоит за тобой!
Бетси громко закричала, повернулась и побежала к дому. Потом она сделала над собой усилие, остановилась и взглянула на императора. Девушка поняла, что он ее разыграл, разозлилась и возмущенно пошла в сад. Наполеон страшно веселился, а Бетси кричала ему:
— Ватерлоо! Ватерлоо! Ватерлоо!
3
Возле павильона возвели навес из полотна — для летней кухни и чтобы люди императора могли там скрываться от жары. Но главный повар Наполеона предпочитал пользоваться кухней «Брайарса», поэтому они часто обедали вместе с семейством Бэлкум. Впервые в жизни Наполеон начал увлекаться жирными кушаньями. Цвет лица стал у него здоровым, но он сильно пополнел.
Император вызвал к себе Гурго, решив, что ему понадобится помощник обрабатывать его заметки. Гурго был рад помочь императору и переехал в «Брайарс» из города. Барону Гурго велено было разместиться под навесом. Конечно, он ожидал, что ему отдадут комнаты, которые занимали Ла Касе и его сын.
С первых мгновений Гурго начал возмущаться тем, как младшая дочь семейства Бэлкум завладела Наполеоном. Он в этом преуспел больше, чем Ла Касе. Он был темноволосым человеком, тощим, с тонкими, как у журавля ногами, затянутыми в облегающие его, как кожа, лосины. Он частенько с мрачным видом бродил по саду.
Как-то Наполеон шепнул Бетси на ушко:
— Что вы думаете о нашем любезном Гурго?
— Любезный Гурго напоминает мне черного паука, — шепнула в свою очередь Бетси Наполеону.
— Ну, ну, ma petite, не может быть, чтобы он был настолько плох.
— Сир, у меня есть друг в 53-ем полку…
— Ах, вот как! — воскликнул Наполеон. — Вот вам вся правда. У вас имеется дружок. Один из безмозглых молодых ослов-офицеров с длинными светлыми усами. Я знал, что так оно и случится!
— Сир, он не офицер, а рядовой!
— Мадемуазель, разве вам не известно, что юные леди не должны разговаривать с рядовыми?
— Но он очень мил и говорит всегда такие странные вещи. Он мне сказал, что существуют два типа людей — те, кто за вас, и те, кто против вас. Мне с самого начала было ясно, что барон Гурго — против нас.
— Какой интересный английский юмор, если… если учесть, что его как такового вообще не существует… И я его не понимаю, — заявил Наполеон, но потом усмехнулся.
— Certes [x]! Он в чем-то прав, этот ваш друг. В моей армии заявляли, что Гурго всех и вся ненавидит и даже временами он ненавидит и самого себя. Здорово сказано, не так ли? Вот вам цивилизованный французский юмор. Ненавидеть самого себя!
— И среди англичан есть такие, — заметила Бетси. — Они тоже ненавидят сами себя, об этом многим известно. Да, так случается и в Англии. Сир, — спросила она, помолчав, — он — хороший солдат?
— Ну-у-у, да. Но не настолько, как он думает о себе.
— Он когда-нибудь улыбается?
— Никогда. Он — мрачный, угрюмый, грустный.
— Почему вы выбрали его? Разве не лучше, когда вас окружают добрые и веселые люди? Ma foi…
— Ma foi! Ma foi! — громко захохотал Наполеон. — Вы перенимаете наши выражения, малышка. Видно, вам это нравится.
— Но я все равно, не понимаю, зачем вы привезли с собой этого мрачного офицера.
— Послушайте меня, но потом никому не повторяйте мои слова. Я его не выбирал. Он сам себя выбрал, и никто не мог его отговорить. Я старался изо всех сил, — Наполеон снова захохотал, — Ma foi, да!
— Этот мрачный молодой человек, он — женоненавистник?
— Бетси-и, вам следует знать следующее. Он — солдат, не так ли? Солдаты никогда не являются женоненавистниками. Напротив!
