Ольга Колотова - Инквизитор. Охота на дьявола
— Успокойся, — сказал Бартоломе, — ради Бога, успокойся. Я не причиню тебе зла. Обещаю, — сказал и увидел недоверие в ее глазах, глазах испуганной дикой лани.
— Санчо! — позвал он. — Санчо! Принеси вина.
Появился слуга с бутылкой и кубком.
Бартоломе поднес кубок к губам Долорес, она отшатнулась.
— Не упрямься, дурочка, — произнес Бартоломе как можно мягче. — Ты что, думаешь, что я хочу тебя отравить? Или что я подмешал в вино сонное зелье? Смотри, — он сделал несколько глотков, — вино совершенно безвредно. Ну же, не бойся.
Пока она пила, Бартоломе осторожно поддерживал ее за плечи. Санчо молча наблюдал эту сцену.
— Похоже, хозяин, у вас ничего не вышло, — заключил он наконец.
— У нас в доме найдется что-нибудь съестное?
— Был как будто кусок говядины, не помню точно, съел я его или нет…
— Скотина! Быстро беги в ближайшую таверну, и если через полчаса не будет накрыт стол, я выбью тебе все зубы!
— Но, хозяин, ночь на дворе…
— Делай, что я сказал!
Недовольный Санчо отправился добывать ужин.
Бартоломе, чтобы не причинять девушке беспокойства, отошел к столу, в глубь комнаты.
— Мне кажется, я чувствую себя лучше, — тихо произнесла она. — Я ведь не ослышалась, вы сказали, что отпустите меня?..
— Да, ты свободна. И… я хотел бы, чтобы ты забыла о том недоразумении, которое едва не произошло.
— И я могу идти?
— С одним условием.
— Значит, — ее голос дрогнул, — вы не отступитесь, пока я… не расплачусь?
— Я дал слово! Помнишь, я обещал, что спасу тебя и твою мать. Разве я не выполнил обещание? Почему же сейчас ты мне не веришь?!
— Чего же вы хотите?
— Я хочу, чтобы ты задержалась здесь всего лишь на час. Я хочу, чтобы ты разделила со мной ужин. Только и всего. Надеюсь, тебя это не затруднит?
— Зачем?..
— Девочка, милая, посмотри на себя, ты же едва на ногах держишься… Кстати, все ценности (если, конечно, они у вас вообще были), все имущество было возвращено вам приемщиком инквизиции? Нет? Еще нет? Я займусь этим, — последние слова он произнес очень тихо, скорее самому себе, чем ей, и уже мысленно добавил: «Если я этим не займусь, вы вообще ничего не получите обратно».
Через полчаса вернулся Санчо, злой, недовольный, но молчаливый и покорный, так как вполне осознавал, что сейчас хозяину лучше не противоречить, и принялся расставлять тарелки. Санчо потрудился на славу. Очевидно, ему не только удалось вытащить из постели какого-нибудь трактирщика, но и заставить его разогреть ужин. На столе появилась олья-подрида — горячее блюдо из мяса с овощами, асадо — жаренное на вертеле мясо. На десерт предназначались фрукты. В довершение Санчо водрузил на стол две бутылки Канарского и удалился с мрачным, но торжественным видом.
— Но ведь сегодня пятница! — сказала Долорес, увидев на тарелках мясо.
— Дурочка! — улыбнулся Бартоломе. — Разве ты не знаешь, больным разрешается не придерживаться постов. А кроме того, разве ты не видишь, на столе два прибора, значит, согрешим мы вместе. Впрочем, если хочешь, после ужина я дам тебе отпущение, — добавил инквизитор. — Идет?
Сперва Долорес стеснялась, но вскоре голод взял свое. Пока она ела, Бартоломе задумчиво ковырял мясо вилкой и размышлял о том, в какое нелепое положение он попал и находил утешение лишь в том, что Долорес этого все равно не понимает. Зато она поняла, что ей и в самом деле больше ничего не грозит. Бартоломе даже не раз замечал острый взгляд, брошенный в его сторону, еще немного настороженный, но скорее любопытный, чем испуганный.
Впрочем, она смогла полностью избавиться от беспокойства и временами с тревогой посматривала в окно. Было уже далеко за полночь.
— Санчо! — крикнул Бартоломе. — Санчо! Проводи сеньориту!
Никто не отозвался.
Раздосадованный Бартоломе тихо выругался и сам отправился в комнатку слуги. Санчо спал, по-детски свернувшись клубочком и тихонько посапывая. Бартоломе стало жаль будить уставшего паренька. «Что-то я на редкость благодушен сегодня», — усмехнулся он про себя.
— К сожалению, наш храбрый защитник уже в объятиях Морфея, — сказал он, возвратившись к Долорес, — так что придется обойтись без него.
— Нет, нет, не нужно беспокоиться, — поспешно сказала она. — Я живу недалеко и без провожатых быстренько добегу до дома.
— Где ты живешь, я прекрасно знаю, — перебил он. — Но не могу же я отпустить тебя одну, когда на улицах не осталось никого, кроме бродяг и бандитов! И это еще не самое страшное. Теперь, говорят, по городу черти разгуливают так же свободно, как у себя в преисподней! Конечно, я могу предложить тебе остаться здесь до утра…
— Нет, нет! — опять горячо запротестовала она, очевидно, все еще не доверяя Бартоломе. — Я не останусь! Я должна быть дома! Если я задержусь до утра, мама обнаружит, что меня нет… Она с ума сойдет от беспокойства!
— В таком случае, как же тебе удалось ускользнуть от ее бдительного ока?
— Я сказала ей, что иду спать, а когда она тоже легла, я тихонечко вышла из дома… Но теперь я должна вернуться!
— …пока она ничего не заметила. Замечательно! Следовательно, ты все от нее скрыла, заботливая дочь… Пожалуй, это правильно. Ну, ну, не волнуйся, я не собираюсь и дальше тебя задерживать. Однако, не взыщи, тебе придется потерпеть мое общество еще полчаса. Пока я не доставлю тебя домой в целости и сохранности.
Бартоломе пристегнул к поясу кинжал в кожаных, расшитых серебром ножнах, надел перевязь со шпагой, набросил на плечи плащ, взял шляпу. Долорес невольно отметила, как легко и привычно обращается он с оружием, так, словно он был солдатом, а не монахом.
Сейчас он совсем не походил на священника. Перед ней стоял красивый и изящный кабальеро, по-юношески подтянутый и стройный, и вдруг ей пришла в голову странная мысль, что все ее подруги умерли бы от зависти, если бы увидели ее рядом с ним. «Дура!» — рассердилась она сама на себя, и ей стало так стыдно, что ее щеки вспыхнули.
Они вышли на улицу.
Ночь была на удивление светлой. Полная луна висела над крышами домов в окружении своих младших сестер — звезд. Ощущалось легкое дуновение бриза. Эта ночь, принесшая в тесные городские закоулки покой и прохладу, была точно создана для неспешных прогулок, тихих, нежных бесед и серенад под балконом. И не верилось, что эта ласковая, бархатная ночь таит в себе угрозу, что под ее совиными крыльями находят укрытие не только влюбленные парочки, но также убийцы и грабители.
Бартоломе предложил девушке руку, и она приняла это как должное, даже не успев подумать, как и почему это произошло.
Некоторое время они шли молча, пока какая-то тень не метнулась прочь прямо у них из-под ног. Долорес тихо вскрикнула и отступила на шаг. Бартоломе лишь рассмеялся.
— Это кошка, — сказал он. — Просто кошка. Самая обыкновенная, серая или черная.
— Но ведьмы могут превращаться в кошек! — возразила Долорес.
— Тебе виднее, — усмехнулся он.
— Но вы же знаете, что я не ведьма, что нас с мамой несправедливо обвинили и что я… я, на самом деле, так их боюсь…
— Не волнуйся! Я думаю, ни одна ведьма не станет показывать свои способности перед инквизитором.
Долорес вдруг почувствовала, что он над ней смеется, очевидно, считая маленькой, глупой девочкой. Но она с детства наслушалась сотен страшных историй о проделках злых колдуний, которые могут принять облик кого угодно: кошек, собак, жаб… Она слышала эти рассказы от матери, от недавно умершей бабушки, от подруг. Не верить им было просто невозможно! Но сейчас ей стало стыдно, стыдно за то, что она оказалась такой трусихой.
— Пойдемте! — сказала она. — Конечно, это была только кошка…
Неожиданно тишину ночи нарушила песня. Главенствовал сочный баритон, ему вторили писклявый тенорок и хриплый, пропитый бас. Вскоре в конце переулка показались и сами исполнители — тройка подвыпивших матросов, по всей видимости, возвращавшихся из портовой таверны. Двое — обладатели тенора и хриплого голоса — шли в обнимку, поддерживая друг друга, причем один из них был на голову выше другого. Коротышка нес фонарь. Третий — высокий, крепкий мужчина, очевидно, предводитель маленькой компании, шествовал впереди и держался на ногах довольно твердо. Именно он начинал очередной куплет, а приятели ему вторили.
— Ого! — воскликнул длинный. — Да тут прячется какая-то парочка! А ну, посмотрим, кто это!
Коротышка поднял фонарь и едва не ткнул им в лицо Бартоломе.
— Черт побери! — удивился он. — Да ведь это крошка Долорес! С кем это она, а, Рамиро?
— Долорес! — ахнул широкоплечий парень. — Что ты тут делаешь, ночью, да еще в этой странной компании?!
Ты!.. Ты…
Он, казалось, едва не задохнулся от негодования и злости.
— Отвечай мне, кто он такой?! Кто этот мерзавец, с которым ты… И как ты могла, как?!
