Эптон Синклер - Широки врата

— Вы ничего не смогли узнать о нем?

— Никто не слыхал о нём ни слова с тех пор, как его захватили. Мы все уверены, что он был убит, а от тела его тайно избавились.

— Вы не могли бы рассказать мне о его аресте, если можете.

— Он был арестован вместе с вашим родственником, евреем, который играл на кларнете. Тот пришел к Мюллерам в дом из-за внезапной болезни, у него было несварение желудка. Фрау Мюллер вышла за продуктами, а когда она вернулась, то обнаружила, что на дом был налёт, и ее муж и ваш родственник были захвачены.

— Это соответствует тому, что она мне рассказала. Позвольте мне спросить, что она рассказала вам о своем последнем свидании со мной?

— Она выходила из портновской мастерской со свёртком одежды, когда вы подошли к ней и настойчиво утверждали, что узнали ее, несмотря на её желание быть неузнанной. Вы сообщили ей, что ваш родственник был в Дахау и обещали попробовать выяснить, был ли ее муж там. Но она больше никогда не слышала о вас.

— Она рассказала вам, как она хотела со мной общаться?

— Вы должны были подойти к определенному углу, а она бывала там в полдень каждое воскресенье, но вы не появились.

— Она рассказала, что я дал ей?

— Вы дали ей шесть банкнот достоинством в сто марок, и она хочет, чтобы вы знали, что они были переданы в группу и использованы для нашей работы.

«У меня никогда не было никаких сомнений по этому поводу», — ответил американец. — «Это все убедительно, герр Монк, а теперь скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделал».

— Нам нужно больше таких банкнот, герр Шмидт. Вы понимаете, что в старые времена рабочее движение обладало силой, потому что могло собрать взносы с миллионов членов, но теперь у нас небольшая группа, и при каждом новом контакте мы рискуем жизнью. Для рабочих в нашей стране в настоящее время трудно достаточно заработать на жизнь, не говоря уже о литературе. Мы должны иметь помощь от товарищей за границей, и фрау Мюллер надеется, что вы дадите согласие выступать в качестве нашего сборщика средств.

Ланни не нужно было задавать последний вопрос. Он знал, что произойдет, и у него заныла совесть, как это было много раз до этого. Люди так много ожидали от мистера Ирма Барнс, который водил дорогие автомобили, был одет по последней моде, жил в элегантных виллах в самых восхитительных уголках земли!

Несомненно, товарищ Монк тоже знал, что происходит в этой хорошо ухоженной голове. Он быстро продолжил: «У нас есть дело, за которое мы рискуем не просто жизнью, но самыми жестокими пытками, которые изверги в человеческом обличии смогли придумать. Это не просто наше дело, но и ваше. Ибо, если эти изверги, которых вы хорошо знаете, превратят ресурсы страны в вооружение, то вы окажетесь в такой же опасности, как и мы. Поэтому мы имеем право требовать поддержку достойных и благонамеренных людей. Я предпринял длинное и опасное путешествие сюда и не чувствую себя неловко, сделав вам такое предложение. Я не нищий, я товарищ, и я делаю такое предложение как дело чести и долга, от которого человек не может отказаться без стыда. Вы видели невинно пролитую кровь, и кровь вашего убитого друга обращается к вам, не для мести, а за справедливость, за правду, за долгую, трудную и опасную работу, чтобы распространять правду».

Как бы то ни было, сейчас Ланни Бэдд слышал те же слова, которые день и ночь говорил его внутренний голос, который преследовал и мучил его, нарушая его покой даже в самом высшем обществе, даже в объятиях пламенной молодой Юноны, которая так глубоко повлияла на него. Эти слова были произнесены требовательным тоном, и он подумал: «Если этот грубый трудяга является агентом гестапо, то они, безусловно, имеют первоклассную школу сценического и ораторского искусства».

Бедный Ланни! Он должен был начать «рассказ о злоключениях», который он повторял много раз, что даже устал себя слушать. «Геноссе Монк, я не знаю понимает ли Тру…, то есть фрау Мюллер, это или нет, но мои денежные средства не такие, как о них думают люди. Я должен заработать то, что я трачу. И я трачу много, потому что источник моих заработков богатые люди, и нельзя иметь дело с ними, если не жить, как они. У меня есть богатая жена, но у меня нет прав на расходование её денег, а она не разделяет мои политические убеждения. И чувство гордости позволяет мне сохранять свою независимость».

— Я принимаю то, что вы говорите, геноссе, но я не могу иметь чувства гордости, потому что нахожусь в розыске, и беспокоюсь не только за себя, но и за те миллионы трудящихся, чьи потребности настолько велики, что никто не может их преувеличить. Это не домыслы, я говорю вам чистую правду, что наиболее важной целью во всем мире сегодня является вырвать мою страну из рук бандитов. Литература, искусство, цивилизация всё будет разрушено, если мы проиграем. Конечно то, через что вы прошли и что вы видели, заставит вас принять эту истину!

«Откуда вы знаете, что я видел?» — спросил Ланни с внезапным любопытством.

— Это один из вопросов, на который я не должен отвечать. В моей стране сегодня люди носят маски, говорят шепотом, но этот шепот не смолкает все время, и новости распространяются с большой скоростью. Именно поэтому несколько кусочков тонкой бумаги, которые стоят ничтожно мало денег, могут сделать так много. Они могут зажечь огонь, который никогда не потушить. Поверьте мне, я знаю состояние умов наших рабочих, и что может быть сделано. Дайте нам те деньги, какие сможете, и посмотрите, как можно собрать больше для нас.

«У меня есть много богатых друзей», — продолжил Ланни свой «рассказ о злоключениях» — «но мало кто из них будет вкладывать деньги в дело, о котором мы говорим. Я боюсь то, что я дам вам, я должен сначала заработать».

— Делайте то, что вы можете, это все, что мы просим. Наши жизни зависят от вашего времени.

«Хорошо», — сказал Ланни. — «Я дам вам пятьсот долларов сегодня. Это все, что я могу выделить в настоящее время. Но я дам вам тысячу или две, как только заработаю, продавая картины. Я прошу только одно условие для будущих сумм: я должен увидеть вашего друга фрау Мюллер и услышать от нее, что она этого хочет от меня».

— Это будет очень трудно организовать, Геноссе.

— Не так сложно, я считаю, я готов приехать в вашу страну. Час назад я бы сказал, что ничто не может заставить меня туда вернуться. Но я приеду ради этой работы.

— А разрешение на въезд?

— Я вполне уверен, что не будет никакого вмешательства в мои передвижения. У меня есть бизнес, который bevorzugt[21]. Он приносит валюту в вашу страну. Я был осторожен и сохранил свой статус. Я знаком с важными и влиятельными лицами. Позвольте мне добавить: Я храню ваши секреты и ожидаю, что вы сохраните мои. Вы можете рассказать обо мне фрау Мюллер, но никому больше.

— Я и не предполагал ничего другого.

— Sehr gut, abgemacht![22] Пусть фрау Мюллер напишет мне записочку. Ее почерк, я думаю, я узнаю, и подпишет Мюллер. Пусть она установит время, днем или ночью, когда будет на месте, где она бывала ранее, чтобы встретить меня. Я хорошо помню это место и не сомневаюсь, что она тоже. Скажите ей установить его на неделю вперед, что даст мне время все организовать и прибыть туда. Вы можете заверить ее, что я приму все меры предосторожности и удостоверюсь, что никто не следует за мной. Ей не нужно будет ходить или ездить со мной, если она сочтёт это неразумным. Будет достаточно, если я хорошо разгляжу ее, чтобы опознать, и услышу от нее два слова: доверяйте Монку. Конечно, это не чрезмерное требование.

«Das wird sich tun lassen![23]» — решительно заявил гость. — «И позвольте мне добавить, герр Шмидт, что я восхищаюсь вашей манерой ведения бизнеса».

Вот так снова Ланни «вляпался». Предаваясь пороку, показывая слабость, которая приводила в отчаяние три семьи. Его неспособность сказать нет людям, которые болтали о «социальной справедливости», и обещать им компенсацию для бедных за счет богатых. Что Ланни знал об этом грубом субъекте? Тот говорил на языке революционного идеализма с кажущимся подлинным красноречием. Но что это значит? В Британском музее можно найти тысячи книг, наполненных таким идеализмом, и в любой день вы можете увидеть плохо одетых и давно нестриженых людей в очках, углубившихся в эти тома и впитывающих в себя эти идеи. Они были повторены в тысячах брошюрах, которые можно купить за несколько пенсов в киосках в рабочих районах. Любой мог выучить этот жаргон. Как и любой также может научиться делать взрывчатку и изготавливать бомбы!

Ланни мысленно обсуждал этот вопрос с женой и матерью, пока ехал со встречи в Лаймхаусе. Ланни не был уверен в своей позиции, и подвергся резкой критике со стороны этих двух и других лиц, которые имели притязание на него: матери Ирмы, Эмили Чэттерсворт, Софи, Марджи и всех других светских знакомых. «С какой стати, вы должны доверять этому человеку?» — спросят они. — «Он говорит, что он не террорист, а что, если это не так?! Вы говорите, что Труди Шульц социалист. Но прошёл год и несколько месяцев с тех пор, как вы видели ее. И откуда вам знать, что она не изменилась из-за преследований? Вы говорите, что не умрете от горя, если они сделают бомбу и убьют Гитлера. Но вы готовы к тому, что гестапо выжмет из них правду, и газеты всего мира опубликуют историю, что внук Оружейных заводов Бэдд, иначе известный как мистер Ирма Барнс, вложил свои деньги в эти бомбы? И что вы думаете, мы будем чувствовать, когда нас назовут матерью, женой, тещей, друзьями этого мечтательного товарища убийц? Неужели богатые не имеют никаких прав, которые молодой социалист обязан уважать?»