Франсин Риверс - Последний пожиратель греха

— Да, — согласилась со мной Лилибет.

— И все же жаль, что она ушла.

— Она все равно не могла тебе помочь.

— Помнишь тот день последний, когда она молчала все время? Она всю свою жизнь вспоминала, так ведь? Ей так не хватало тех цветов из Медвежьей Долины…

— Ей не только этих цветов не хватало, Катрина Энис.

Усталая, я прилегла около могильного холмика и стала поглаживать выросшую на нем траву. Я подумала: интересно, а как это — заснуть навеки? А сны она видит? Иногда я бываю такой усталой, когда спать ложусь, что, когда просыпаюсь, никаких снов не могу вспомнить. Смерть, наверно, такая и есть? Сон без сновидений, от которого просыпаются только в Судный день? Это время, наверное, пролетит, как ночь без сновидений — быстро, как мгновение ока? А может, смерть — это наоборот, как страшный сон, когда снятся кошмары?

— А какая она, смерть, Лилибет?

— Я ничего не знаю о смерти, Катрина Энис. Я знаю только жизнь. И ты думай только о жизни.

— Смерть повсюду вокруг меня. Она всегда там, где я.

Смерть была не только на кладбище, она окружала нас везде и всюду.

— И жизнь тоже. Тебе надо выбрать.

Слова Лилибет часто повергали меня в недоумение. Иногда она казалась мне ребенком, таким, как я сама, а иногда даже старше, чем миссис Элда. Она что-то хотела мне показать — это было нечто важное, что изменило бы все. Но я никак не могла это понять, как ни старалась. К тому же я слишком устала от событий последней ночи, чтобы сегодня думать о чем-нибудь серьезном. Возможно, она не поняла, что я имела в виду, говоря о смерти. То, о чем я говорила, было внутренним чувством. Оно было у меня даже там, на лугу в долине Кай, когда ярко светило солнце, — я чувствовала, что всех нас окружают какие-то темные силы. Я понимала, что совершила ужасный грех, но было еще что-то, чего я не понимала. Одна часть меня изо всех сил желала найти то, что я искала, а другая, наоборот, не хотела ничего менять.

Я всегда любила смотреть, как сквозь темную, плотную завесу туч вдруг открывается небо, и лучи солнца, как острые копья, пронзают воздух и врезаются в горы. Но даже в самом воздухе я порой ощущала такую силу, что по спине пробегал холодок, а по коже мурашки. Во всем этом был Бог, но и что-то другое было тоже. Разные духи и демоны, как говорила бабушка. Я же как будто стояла между тем и другим. Ад был близко, я чувствовала, как меня затягивает его мрак, а небо так недосягаемо далеко…

Каким-то образом пожиратель грехов мог ответить на эти вопросы. Если только я его найду.

Оставив варенье на кладбище, я вышла за ворота и спряталась в зарослях папоротника, чтобы увидеть, когда придет пожиратель грехов, а самой остаться незаметной.

Я стала ждать.

Становилось все теплее. Я стала зевать и легла на спину, согнув колени и подложив под голову руки, глядя на голубое небо сквозь зеленый шатер леса. Кругом с ветки на ветку порхали птички, шумно чирикали и щебетали. Постепенно сквозь полог деревьев на меня стала опускаться жара, от которой тяжелели веки и клонило в сон. Я повернулась на бок, устроившись так, чтобы передо мной было кладбище, потом слегка раздвинула листья папоротника: нужно было видеть то место, где я оставила банку. Теперь, если придет пожиратель грехов, я его сразу увижу. К тому же мне будет мягко, тепло и уютно в этой лесной постели.

Я проспала довольно долго и проснулась от яркого света, бившего мне в лицо. Открыв глаза, я очень удивилась, обнаружив, что сплю на земле. Но потом вспомнила, в чем дело, встала на колени и осторожно раздвинула густые ветки папоротника. Варенье было по-прежнему на месте. Слегка расстроившись, я отпустила ветки, и они вернулись на прежнее место. Наверно, пожиратель грехов так быстро не придет. Если вообще придет.

Тогда я оставила свой наблюдательный пост и пошла к миссис Элде.

— Ну, какие успехи? — спросила она из глубины своего крыльца. Мне не надо было спрашивать, что она имела в виду.

— Ничего, мэм. Это огромная гора, да он и не очень-то хочет, чтоб его кто-то нашел.

— Ну, и ты руки опустила. Бог за шесть дней весь мир сотворил, а ты какого-то человечишку жалкого за восемь дней на такой горе найти не смогла.

— Не сдалась я. Я поставила банку с вареньем на бабушкиной могиле — она так делала.

— Украла, что ли?

Я опустила голову.

— Если это не твое, то это никакой не подарок. Ну, как ты цветы с моего же луга мне даришь.

Я почувствовала, как краска стыда залила мое лицо. Комок подступил к горлу, и я с трудом выдавила слова в свою защиту: — Мне ж нечего дать.

— Да ты просто об этом не думала, — ответила она, закрыла глаза и стала медленно покачиваться в своем кресле.

У меня внутри как будто все упало. Я пошла вдоль ее грядок, где росли овощи, время от времени вытаскивая сорняки. Забывшись, я добрела до леса. Когда опомнилась, передо мной была река. Тогда я пошла по берегу к ущелью, где был мост из поваленного дерева — запретное для меня место.

Я ничего не могла с собой поделать. Сколько я себя помнила, меня всегда тянуло к этому месту. Тропинка, которая вела в нашу долину, была по другую сторону реки. Чтобы туда попасть, надо было перейти реку в Долине Кай, где она была мелкой. Ущелье было опасным, но необыкновенно красивым. Река стремительно неслась и бурлила, кружилась вокруг скал и водопадом бросалась со скалы, образуя внизу глубокое озеро, на которое я особенно любила смотреть. Впервые меня сюда привел Ивон, за что мама потом его очень ругала. Это место было не только опасным: оно было также «дверью в иной мир». Будучи послушным, Ивон больше никогда меня сюда не брал. Впрочем, и не надо было, потому что я приходила сама. Я ложилась на живот на самом краю обрыва и смотрела вниз: от безумного рева бурлящей воды у меня замирало. Дыхание и сердце подскакивало внутри.

Я часто бывала по другую сторону реки. Впервые я перебралась по мосту из поваленного дерева в тот год, когда родилась Элен. Мне было тогда шесть лет, и у мамы для меня не было времени. Как мне казалось, на меня легли все ее заботы по дому в добавление к моим собственным, а она в это время ворковала над Элен. Мне никогда не было так страшно, как в тот день, когда я впервые шла по поваленному дереву. Я представила, как падаю вниз в бурлящий поток, как меня стремительно подхватывает вода, несет и ударяет о скалы, потом с водопадом я падаю вниз. Мне стало так страшно, что я опустилась на корточки и на четвереньках перебралась на другую сторону.

В следующий раз мне было восемь лет, и я была уже посмелее.

С тех пор я переходила через Ущелье десятки раз, потом спускалась по тропинке к озеру, куда падала вода. Это было сказочно красивое место: кругом росли папоротники, малиновые азалии, белые колокольчики и гигантские сосны. Озеро было глубоким и синим, вода холодной и прозрачной. Из этой чаши, образованной скалами, вода по камням устремлялась дальше, поворачивая к югу. Как говорил папа, к морю. Наша река, как и все остальные, текла в море.

В прошлом году пала с Ивоном путешествовали вдоль реки. Их не было пять дней, и вернулись они без всякой добычи.

Воздух стал тяжелее, небо потемнело. Вдалеке сверкнула молния, последовал раскат грома. Вот-вот пойдет дождь, как это обычно бывает в жаркие дни. Дождь, как всегда, будет недолгим: он только слегка намочит землю и сделает гуманным следующее утро.

С высоты водопада я увидела внизу незнакомого человека, который стоял на коленях на мшистом берегу и пил воду из реки. Я слегка отступила назад и спряталась под нависающими ветками цветущей рябины. Сначала я подумала, что это индеец: я слышала, что у них длинные волосы, и они носят одежду из оленьих шкур. Потом незнакомец встал и выпрямился — он оказался таким же загорелым, как мой папа, и носил бороду. Он вытер с нее капли воды и вытянул голову, глядя в мою сторону, как будто понял, что там кто-то есть. Я быстро отступила назад, но решила не терять пришельца из виду. Он пошел по крутой тропинке, которая вела в нашу долину.

Движимая любопытством, я быстро перебралась по поваленному дереву на другую сторону ущелья и нырнула в заросли кустарника. Кто бы это мог быть? Почему он туда идет? Это был кто-то чужой, а кроме Лилибет я не видела в нашей долине ни одного пришельца, поэтому хотела посмотреть на него поближе.

Чужестранец стал подниматься по крутому склону. Я видела, как его губы шевелились. Он остановился, посмотрел вниз на водопад, потом вверх, где река проходила через Ущелье. Теперь я могла его слышать: он говорил громко, вытянув вперед правую руку.

«Глас Господень над водами; Бог славы возгремел, Господь над водами многими. Глас Господа силен, глас Господа величествен. Глас Господа сокрушает кедры… Да!» Он отвернулся от меня, поднял руки к небу. Потом снова заговорил громким голосом, отчего у меня по коже побежали мурашки: «Глас Господа потрясает пустыню… глас Господа разрешает от бремени ланей и обнажает леса; и во храме Его все возвещает о Его славе…».