Фердинанд Оссендовский - Ленин
— Я весь день искал вас… — сказал Ленин, улыбаясь страшно содрогавшемуся лицу Дзержинского.
— Знаю, — ответил тот, — я был в городе… Искал исполнителей покушения. Еще вчера я сказал Володарскому, где их следует искать… Но он не захотел, или не посмел…
Дзержинский многозначительно посмотрел на Ленина и долго выдерживал пронзительный, изучающий блеск черных монгольских глаз. — Ну, и что же! — спросил Ленин.
— Они попрятались как кроты под землю, — прошептал визитер, — но я их выслежу. Я приказал арестовать Володимирова…
— Моего шофера?! — выкрикнул Ленин.
— Вашего шофера… Он был в сговоре с покушавшимися, — прошептал Дзержинский. — Впрочем, вы в этом скоро убедитесь, товарищ. Только оставьте это дело мне!
Ленин кивнул головой и пожал плечами. Дзержинский, не произнеся больше ни слова, покинул комнату. Диктатор снова склонился над письменным столом. Тихо скрипело перо. Большие буквы почерка выстраивались в кривые, волнообразные линии, над которыми, как над зарослями кустарника, возвышались, похожие на высокие деревья восклицательные и вопросительные знаки, а также — бесконечные кавычки. Работа шла своим чередом. Пролетарская революция не допускала промедления, сомнений, боязни, отступления и лишавших равновесия эмоций. Или все, или ничего! Теперь, или никогда! Ленин писал… Шелестела бумага. Перо трещало, как стрекотание ядовитого насекомого.
В коридоре и во дворе раздавались твердые, тяжелые шаги. Вооруженные винтовками и гранатами латыши охраняли пророка свободы и счастья нищих, готовые в любой момент схватить, пронзить штыком, растерзать смельчака, прорывающегося в кузницу светлого завтра…
В Москве, на улице Большая Лубянка, в доме, принадлежавшем страховому обществу «Якорь», разместилась «всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем». Жизнь и смерть 150-миллионного народа находились в руках председателя «чека» — Феликса Дзержинского, имеющего право карать смертью без утверждения приговоров Совнаркомом и центральным исполнительным комитетом.
Возродилась легенда Кремля…
Из-за толстых стен Китай-города, из закутков, из темных подвалов, из лабиринта мрачных комнат, узких таинственных проходов проступил призрак царя Ивана Грозного и его могущественного палача — Малюты Скуратова. За ними, словно стая волков, появлялись тени кровавых преторианцев — угрюмых «опричников» буйствующих по всей стране, тонущих в крови, кричащих злобными голосами: «Слово и дело»! Призраки с восхищением и страхом смотрели на прохаживающегося по Кремлевской площади маленького человека с лысым черепом, монгольскими скулами, губами и глазами. Он ходил, засунув руки в карманы полинялого пальто, а рядом с ним шагал высокий, худой человек в серо-зеленой куртке и сапогах с высокими голенищами. Он шел, сгорбившись, сжимая бледными руками серое, нездоровое, перекошенное ежеминутными судорогами лицо; неподвижный взгляд его вонзался в круглые камни старой мостовой. Призраки слышали страшные, ужасные слова. Дзержинский рассказывал о работе, которая кипела в «чека», о тысячах замученных и убитых людей, схваченных дома и на улицах латышскими и китайскими солдатами.
— Ни один секрет не останется в тени! — шептал Дзержинский, заглядывая Ленину в глаза. — Мы умеем заставить быть искренними, о, умеем!
Ленин сжимал руки и смотрел вокруг уверенным, проницательным взглядом. Когда его взгляд останавливался на толпящихся невидимых призраках, они улетучивались в панике и непередаваемом ужасе. Дзержинский остановился и сказал:
— Сегодня я буду расследовать дело о покушении. Я привез сюда вашего шофера Володимирова. Приходите, товарищ, услышите важные вещи. Надо, чтобы вы их обязательно услышали!
— Когда? — спросил Ленин.
— Сегодня вечером… — прошептал Дзержинский.
— Я приеду…
Они расстались и пошли в разные стороны.
Тени старого Кремля смотрели полными отчаяния и немого страха глазами. Поднялся морозный ветер. Призраки развеялись, будто туман над болотами. Появились другие призраки. Бледные, окровавленные, замученные тени людей погибших на протяжении столетий в подземельях кремлевских палачей. Они искривляли страшные лица, поднимали длинные руки к низко висящим, полным снега тучам, беззвучно смеялись, радовались бешеной радостью, ругались проклятиями и со стоном вздыхали:
— Месть за нас…! Месть за нас…!
Эти стонущие тени становились в угрюмые хороводы. Они выли и плясали в клубах метели, поднимались все выше, играли с шелестящим на ветру красным полотнищем, протяжно смеялись и исчезали в завихрениях и снежных столбах усиливающейся пурги.
ГЛАВА ХХVI
Ветер завывал и бросал сухим, морозным снегом в темные окна, растянувшихся вдоль Большой Лубянки, домов. На пустой улице нельзя было встретить ни одного прохожего, хотя стрелка на башенных часах приближалась к 11.
Одинокий человек в выцветшем пальто, подняв высокий каракулевый воротник, вынырнул из-за угла пересекающей улицы. Он шел, глядя на искрящиеся под ногами снежные сугробы, вздымавшиеся и кружащие в вихре.
Из арки дома с разбитыми окнами и выщербленной пулями штукатуркой выскочили трое солдат и, окружив прохожего, грозно спросили:
— Куда идешь? Покажи документы!
Прохожий поднял глаза, а солдаты окаменели, выпрямляясь и шепча:
— Товарищ Ленин!
Он доброжелательно улыбнулся и спросил:
— Покажите мне, где здесь здание «чека»!
— Вы стоите перед ним, товарищ, — ответил солдат перепуганным голосом.
Ленин окинул внимательным взглядом огромное здание с большими, до половины забитыми досками, темными слепыми окнами.
— Что за дьявол?! — проворчал он недовольным голосом. — Все спят там что ли?…
Как будто отвечая ему, откуда-то из недр здания вырвался пыхтящий рокот автомобильного мотора. Со звуками машины соседствовали еще какие-то звуки. Потом все замолкло. Наступила глухая, беспокойная тишина.
— Что это было? — спросил Ленин, глядя на солдат. — «Чека» расстрелял приговоренных… — прошептал офицер. — На это время всегда заводят грузовик, чтобы заглушить пулеметные выстрелы, крики и стоны расстреливаемых…
Ничего больше не говоря, Ленин направился к воротам дома и позвонил. Через секунду хриплый голос спросил:
— Кого это черти несут в такое время! Отойди от ворот, а то выстрелю…
— Председатель Совнаркома к товарищу Дзержинскому — ответил Ленин.
Он услышал топот ног убегающего постового и пронзительный свист.
Прошло несколько минут, пока открылась калитка. Какой-то маленький, коренастый человек с испещренным оспой лицом осторожно, подозрительно выглянул и молча впустил Ленина.
Закрыв калитку, человек шел за ним и ворчал:
— Мы должны быть бдительными… К нам уже несколько раз приходили вооруженные люди, чтобы убить товарищей Дзержинского и Петерса… Поляки и латыши злятся на них… Они уже не вышли отсюда, но есть другие, присягнувшие отомстить. Вчера в университетском саду нашли товарища Багиса, повешенного неизвестными злодеями…
Ворча, он провел Ленина через двор.
В желтом свете керосиновых фонарей, слабо освещавших двор, возвышалась высокая, сплошная, потрескавшаяся и выщербленная стена, исчезавшая вверху во мгле метели. На остальной штукатурке виднелись кровавые подтеки и сосульки. Под стеной лежали неподвижные обнаженные тела, скорчившиеся, свернувшиеся, как куча тряпок. Над ними поднималось небольшое облачко пара. Рядом стоял большой, окрашенный черной краской грузовик.
Ленин остановился и обернулся на крадущегося сзади человека. Ключник понял немой вопрос раскосых глаз и снова начал ворчать:
— Массовая продукция… иначе нельзя!
Ленин кивнул головой в сторону обнаженных трупов и спросил:
— Как вы поступите… с этим?
— Частично вывезем за город, где завтрашние смертники приготовят могилы для них и для себя. А часть заберут в больницы, чтобы врачи учились на них. Один ученый профессор часто сюда приходит и рассказывает, что наступили хорошие времена для науки, потому что трупов сколько захочешь! Никогда не знаешь, кому и чем угодишь!
Он рассмеялся писклявым голосом, заслонив широкой ладонью рот. Они шли по лестнице на третий этаж. Везде были расставлены солдатские посты. Издалека доносились крики, стоны, плач; раздавались глухие звуки выстрелов. Ленин шел выпрямившись, тяжело дыша; он чувствовал как его охватывает дрожь. Они вошли в огромную приемную с уходящим вглубь здания коридором, в котором возле каждых дверей прохаживались китайские солдаты.
— Я доложу товарищу председателю чека… — сказал, сидящий за письменным столом худой блондин с уставшими, покрасневшими глазами.
Когда он ушел, Ленин изо всех сил подавил охватывающее его волнение. Здесь было тихо. Только время от времени раздавались хриплые голоса китайцев и раздражительные, нетерпеливые звонки.