Болеслав Прус - Фараон
— Я и сам дивлюсь, как это я здесь! — грустно ответил Гедеон. — Я пробирался крадучись через сад, как вор; от самого Мемфиса мне казалось, что все встречные указывают на меня пальцем, а каждый проходящий еврей плюет мне вслед.
— Ведь ты же сам отдал меня наследнику, отец!.. — прошептала Сарра.
— Отдал… А что я мог сделать? Впрочем, мне только так кажется, что на меня указывают пальцами и плюют. Те из египтян, кто меня знает, кланяются мне тем ниже, чем они знатнее. За то время, что ты здесь, наш господин, Сезофрис, сказал, что надо будет расширить мой дом, господин Хайрес подарил мне бочонок великолепного вина, а достойнейший наш номарх присылал ко мне доверенного слугу справиться о твоем здоровье и спросить, не соглашусь ли я поступить к нему управляющим.
— А евреи? — спросила Сарра.
— Что евреи? Они знают, что я согласился не по доброй воле. Ну… и каждый не прочь бы, чтоб над ним учинили такое же насилие. Пусть нас рассудит господь бог. Лучше скажи, как ты поживаешь?
— И в раю ей не будет лучше, — вмешалась Тафет. — Целый день носят нам фрукты, вино, хлеб, мясо, чего только душа пожелает. А какая у нас ванна!.. Вся из меди. А какая кухонная посуда!..
— Три дня назад, — перебила ее Сарра, — был у меня финикиянин Дагон. Я не хотела его принять, но он так настаивал…
— Он подарил мне золотое колечко, — опять вмешалась Тафет.
— Он сказал мне, — продолжала Сарра, — что арендует землю у моего господина, подарил мне два ножных браслета, серьги с жемчугом и шкатулку благовоний из страны Пун.
— За что он тебе это подарил?
— Ни за что. Просил только, чтоб я хорошо к нему относилась и когда-нибудь при случае замолвила за него словечко перед моим господином, сказав, что Дагон — вернейший его слуга.
— У тебя скоро будет полный сундук браслетов и серег, — сказал, улыбаясь, Гедеон. — Эх, — прибавил он, помолчав, — собери побольше драгоценностей, и убежим в нашу землю! Здесь нам всегда будет горько. Горько, когда плохо, а еще горше — когда хорошо.
— А что скажет мой господин? — спросила Сарра печально.
Отец покачал головой.
— Не пройдет и года, как твой господин бросит тебя, и многие ему помогут в этом. Если бы ты была египтянкой, он взял бы тебя к себе в дом. Но еврейку…
— Бросит? — повторила Сарра, вздохнув.
— Зачем горевать о том, что будет; все в руках божьих! Я пришел провести с тобой субботу…
— А у меня как раз прекрасная рыба, мясо, лепешки и кошерное[52] вино, — поспешила вставить Тафет. — Да, кстати, я купила в Мемфисе семисвечник и восковые свечи… У нас будет ужин лучше, чем у самого господина Хайреса.
Гедеон вышел с дочерью на террасу. Когда они остались вдвоем, он сказал:
— Тафет говорила мне, что ты все сидишь дома. Почему? Надо выходить хотя бы в сад.
Сарра вздрогнула.
— Я боюсь, — прошептала она.
— Чего тебе бояться в своем саду?.. Ведь ты же здесь хозяйка, госпожа… большая госпожа…
— Я вышла как-то в сад днем, меня увидали какие-то люди и стали говорить между собой: «Смотрите, вот еврейка наследника престола, из-за которой запаздывает разлив Нила…»
— Дураки они, — сказал Гедеон, — разве в первый раз Нил запаздывает с разливом на целую неделю?.. Ну что ж, выходи пока по вечерам…
— Нет… Нет! — воскликнула Сарра, снова вздрогнув. — В другой раз я пошла вечером туда, в оливковую рощу. Вдруг на боковой дорожке показались две женщины, словно тени… Я испугалась и хотела бежать… Тогда одна из них, помоложе, невысокого роста, схватила меня за руку и говорит: «Не убегай, мы хотим на тебя посмотреть». А другая, постарше, высокая, остановилась в нескольких шагах и заглянула мне в лицо… Ах, отец, я думала, что превращусь в камень… Что это была за женщина!.. Что за взгляд!..
— Кто бы это мог быть? — спросил Гедеон.
— Та, что постарше, похожа была на жрицу.
— И они ничего не сказали тебе?
— Ничего. Только когда, уходя уже, они скрылись за деревьями, я услышала слова, вероятно, старшей: «Воистину она прекрасна…»
Гедеон задумался.
— Может быть, — сказал он, — это были какие-нибудь знатные женщины из дворца?..
Солнце заходило. На обоих берегах Нила собирались густые толпы людей, с нетерпением ожидавших сигнала о разливе, который действительно запаздывал. Уже два дня дул ветер с моря, и река позеленела. Уже солнце миновало звезду Сотис[53], а в жреческом колодце в Мемфисе вода не поднялась ни на одну пядь. Люди были встревожены, тем более что в Верхнем Египте, как сообщали, разлив шел нормально и даже обещал быть очень обильным.
— Что же удерживает его под Мемфисом? — спрашивали озабоченные земледельцы, с тоской ожидая сигнала.
Когда на небе показались звезды, Тафет накрыла в столовой белой скатертью стол, поставила светильник с семью зажженными свечами, придвинула три стула и возвестила, что сейчас подаст субботний ужин.
Гедеон покрыл голову, воздел над столом руки и, глядя молитвенно вверх, произнес:
— Боже Авраама, Исаака и Иакова, ты, который вывел народ наш из земли египетской, ты, давший отчизну рабам и изгнанникам, заключивший вечный союз с сынами Иуды… Бог Яхве, бог Адонаи, дозволь нам вкусить без греха от плодов вражьей земли, исторгни нас из печали и страха, в каких мы пребываем, и верни на берега Иордана, который мы покинули во славу тебе…
Вдруг из-за ограды послышался голос:
— Достойный Тутмос, вернейший слуга царя и наследника престола…
— Да живут они вечно!.. — откликнулось несколько голосов из сада.
— Благороднейший господин, — продолжал первый голос, — шлет приветствие прекраснейшей розе Ливана.
Когда он смолк, раздались звуки арфы и флейты.
— Музыка!.. — воскликнула Тафет, хлопая в ладоши. — Мы будем встречать субботу с музыкой!..
Сарра и ее отец, сперва встревоженные, улыбнулись и сели за стол.
— Пусть играют, — сказал Гедеон, — их музыка не испортит нам аппетита.
Флейта и арфа сыграли несколько вступительных аккордов, и вслед за ними раздался тенор:
— «Ты прекрасней всех девушек, что глядятся в воды Нила. Волосы твои чернее воронова крыла, глаза нежнее глаз лани, тоскующей по своему козленку. Стан твой — словно ствол пальмы, а лотос завидует твоей прелести. Груди твои — как виноградные гроздья, соком которых упиваются цари…»
Снова раздались звуки флейты и арфы, а потом песня:
— «Выйди в сад отдохнуть… Слуги твои принесут бокалы и кувшины с разными напитками. Выйди, отпразднуем сегодняшнюю ночь и рассвет, что придет после нее. Под сенью моей, под сенью смоковницы, родящей сладкие плоды, твой возлюбленный возляжет рядом с тобой; и ты утолишь его жажду и будешь покорна всем его желаниям…»
И снова запели флейта и арфа, а после них тенор:
— «Я молчаливого нрава, никогда не рассказываю о том, что вижу, и сладость плодов моих не отравлю пустой болтовней».[54]
10
Вдруг песня умолкла, заглушенная шумом и топотом бегущей толпы.
— Язычники!.. Враги Египта!.. — кричал кто-то. — Вы распеваете песни, когда все повергнуты в горе, и славите еврейку, которая своим колдовством остановила течение Нила…
— Горе вам! — кричал другой голос в ответ. — Вы попираете землю наследника престола!.. Смерть постигнет вас и детей ваших!..
— Мы уйдем, но пусть выйдет к нам еврейка, чтобы мы могли высказать ей свои обиды…
— Бежим!.. — закричала Тафет.
— Куда? — спросил Гедеон.
— Ни за что! — возмутилась Сарра: ее прекрасное лицо пылало от негодования. — Разве я не принадлежу наследнику, перед которым эти люди падают ниц!
И прежде чем отец и прислужница опомнились, она выбежала на террасу, вся в белом, и крикнула толпе, волновавшейся за оградой:
— Вот я!.. Чего вы хотите от меня?..
Шум на минуту утих, но вскоре послышались грозные голоса:
— Будь проклята, чужеземка, твой грех задерживает воды Нила!
В воздухе просвистело несколько камней, брошенных наугад. Один из них попал Сарре в лоб.
— Отец!.. — вскрикнула она, схватившись за голову.
Гедеон подхватил ее на руки и унес с террасы. В темноте видны были голые люди в белых чепцах и передниках, перелезавшие через ограду.
Внизу кричала не своим голосом Тафет, а невольник-негр, вооружившись топором, встал в дверях дома, грозя размозжить голову всякому, кто осмелится войти.
— Давайте сюда камни! Прикончить этого нубийского пса! — кричали в толпу люди, сидевшие на заборе.
Но толпа вдруг утихла. Из глубины сада вышел человек с бритой головой, одетый в шкуру пантеры.
— Пророк!.. Святой отец!.. — пронесся шепот.
Сидевшие на заборе стали соскакивать вниз.
— Народ египетский, — раздался спокойный голос жреца, — как дерзаешь ты поднять руку на то, что принадлежит наследнику?
— Там живет нечистая еврейка, которая задерживает разлив Нила… Горе нам!.. Нищета и голод нависли над Нижним Египтом.
