Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн
Чен И старался не выказывать волнения, пока Чингис ходил по дому, рассматривая убранство. Хану, похоже, было не по себе, и Чен И не знал, как начать разговор. Он отослал своих людей и слуг, и дом выглядел непривычно пустым.
— Я рад, что тебе пригодился каменщик, — наконец нарушил молчание коротышка.
Чингис рассматривал черную лакированную вазу и ничего не ответил. Затем поставил безделушку на место. Хан был слишком велик для комнаты, казалось, в любую минуту он может задеть головой балку и обрушить весь дом.
«Это людская молва сделала его могучим, в жизни он не такой», — сказал себе Чен И.
Тут бледно-желтые глаза Чингиса уставились на него, и у коротышки похолодело внутри. Хан провел пальцем по вазе, по изображениям людей в саду, затем повернулся к хозяину:
— Не бойся меня, Чен И. Хо Са говорит, что ты сумел многого добиться своими силами, у тебя ничего не было, однако ты выжил и разбогател.
Чен И бросил взгляд на тангутского воина. Тот сохранял бесстрастное выражение лица. Впервые в жизни Чен И растерялся. Ему обещали город, но он не знал, сдержит ли великий хан слово. Коротышка понимал: когда ураган сносит твой дом, тебе остается только пожать плечами и смириться с судьбой. Сейчас он чувствовал то же самое. Все правила, которые он знал, сметены. Одно слово монгольского хана — и Баотоу сотрут с лица земли.
— Да, я богатый человек, — признал Чен И.
Он не успел договорить, почувствовав на себе заинтересованный взгляд Чингиса. Монгол вновь взял вазу, начал крутить в разные стороны. В его руках она казалась еще более хрупкой.
— А что такое богатство, Чен И? Ты человек города, улиц и домов. Что ты ценишь? Вот это?
Чингис говорил быстро, однако Чен И успел собраться с мыслями, пока Хо Са переводил. Коротышка благодарно посмотрел на воина.
— Потребовалась тысяча часов, чтобы сделать эту вазу, повелитель. Когда я смотрю на нее, мое сердце радуется.
Чингис вертел безделушку в руках. Похоже, ответ хозяина дома его разочаровал, и Чен И снова бросил взгляд на Хо Са. Тот поднял брови, показывая, что нужно говорить дальше.
— Но богатство не в этом, повелитель, — продолжил Чен И. — Я голодал и потому знаю цену пищи. Я замерзал и теперь ценю тепло.
Чингис пожал плечами.
— Овцам тоже это знакомо. У тебя есть сын?
Он знал ответ, однако ему хотелось понять человека, чей мир был не похож на его собственный.
— У меня три дочери, повелитель. Моего сына убили.
— Тогда зачем тебе богатство, Чен И?
Чен И успокоился. Он не знал, к чему клонит Чингис, но ответил честно:
— Чтобы отомстить, повелитель. Богатство — это возможность поразить врагов. Это люди, которые убьют за меня или сами пойдут на смерть. Жена и дочери — вот мое богатство.
Чен И осторожно взял вазу из рук Чингиса и бросил ее на пол. Ваза разбилась вдребезги, осколки разлетелись по полированному полу.
— А все остальное ничего не стоит, повелитель.
Чингис ухмыльнулся. Хасар был прав, когда сказал, что Чен И не из тех, кого можно запугать.
— Наверное, если бы я родился в городе, жил бы как ты, Чен И. Правда, на твоем месте я бы не доверял моим братьям.
Чен И не ответил, что доверяет лишь Хасару. Впрочем, Чингис, похоже, прочитал его мысли.
— Хасар хорошо о тебе отзывался. Я не отступлю от слова, которое он дал от моего имени. Баотоу — твой. Для меня он всего лишь шаг на пути к Яньцзину.
— Благодарю тебя, повелитель, — ответил Чен И, сдержав вздох облегчения. — Не выпьешь ли со мной вина?
Чингис кивнул, напряженность исчезла, и Хо Са почувствовал себя свободнее. Чен И оглянулся, тщетно отыскивая взглядом слугу. Вспомнив, что отослал всех людей, сам принес чаши, под его ногами хрустели осколки драгоценной вазы, некогда украшавшей покои императора. Дрожащими руками налил три чаши вина, и только после этого Чингис сел. Хо Са, звеня доспехами, занял другое кресло. Поймав взгляд коротышки, Хо Са едва заметно кивнул, словно показывая, что Чен И выдержал испытание.
Чен И понимал: раз Чингис решил принять приглашение хозяина дома, значит, ему что-то нужно. Коротышка внимательно посмотрел на темное плоское лицо гостя, когда тот принял чашу с вином, и вдруг до него дошло, что хан тоже не знает, как начать разговор.
— Должно быть, Баотоу кажется тебе маленьким, повелитель, — рискнул Чен И, когда Чингис отхлебнул рисового вина и замер, определяя, нравится ему новый вкус или нет.
— Раньше мне не доводилось бывать в городах, я их только сжигал, — признался Чингис. — Для меня непривычно, что здесь такая тишина.
Он допил вино и налил себе еще, предложив бутыль сначала Чен И, а потом Хо Са.
— Пожалуй, еще одну чашу, и хватит. Вино слишком крепкое, а мне нужна ясная голова, — ответил Чен И.
— Кобылья моча, — фыркнул Чингис. — Впрочем, мне нравится: хорошо согревает.
— Повелитель, я велю доставить сто бутылей вина тебе в лагерь, — торопливо пообещал Чен И.
Хан монголов посмотрел на него из-за края чаши и кивнул:
— Ты щедрый человек.
— Это совсем немного в обмен на мой родной город, — сказал Чен И.
Чингис, похоже, расслабился, услышав слова Чена И, откинулся на спинку кресла.
— Ты умен, Чен И. Хасар сказал, что ты правил Баотоу даже тогда, когда здесь были императорские воины.
— Он слегка преувеличил, повелитель. Моя власть простиралась не дальше простых людей — портовых грузчиков и торговцев. У вельмож совсем другая жизнь, и мне лишь изредка удавалось на нее повлиять.
Чингис хмыкнул. Ему не нравилось сидеть в доме, который окружали тысячи подобных строений. Он почти физически ощущал давление огромной человеческой массы. Хасар прав — для того, кто вырос на свежем воздухе степей, город пахнет омерзительно.
— Значит, ты ненавидишь вельмож? — спросил Чингис.
Вопрос был не случайный. Чен И ответил не сразу. У кочевников не существовало нужных слов, и потому он заговорил на своем родном языке, попросив Хо Са переводить.
— Большинство вельмож так далеки от меня, что я о них и не думаю, повелитель. Но их судьи требуют соблюдения императорских законов, которые для знати не писаны. Если украду я, мне отрубят руки или забьют палками. А вот если у меня украдет вельможа, справедливости не дождешься. Забери он моих детей — я и тогда ничего не смогу сделать.
Чен И терпеливо ждал, пока Хо Са переведет его слова хану, и по пристальному взгляду Чингиса понял, что выдал свои истинные чувства.
— Да, я их ненавижу, — подтвердил он.
— Въезжая в город, я заметил на воротах казарм десятка два или три повешенных, — сказал Чингис. — Твоя работа?
— До твоего прихода, повелитель, я отдал старые долги.
Чингис кивнул и вновь наполнил обе чаши.
— Настоящие мужчины всегда возвращают долг. И много здесь таких, кто думает, как ты?
Чен И горько улыбнулся.
— Всех не сосчитать, повелитель. Цзиньских вельмож совсем немного, а власти у них куда больше, чем людей. Без войска у них бы ничего не было.
— Если вас больше, почему вы не подниметесь против них? — поинтересовался Чингис, движимый любопытством.
Чен И вздохнул и снова заговорил по-китайски, быстро и горячо:
— Из пекарей, каменщиков и лодочников не сделаешь воинов, повелитель. При малейших признаках неповиновения вельможи безжалостно расправляются с чернью. В прошлом люди пытались что-то сделать, но среди них было много доносчиков. Стражники хватали всех, у кого находили оружие. Если жители какого-нибудь города поднимали восстание, об этом сразу же сообщали императору, он посылал туда свое войско, и весь город сжигали дотла. Я слышал, что это было не так давно.
Коротышка замолчал. Пока Хо Са переводил, ему пришло в голову, что хан вряд ли сочтет действия императорских войск жестокостью. Чен И хотел было поднять руку и остановить Хо Са, однако сдержался. Как бы то ни было, Баотоу пощадили.
Чингис как зачарованный слушал Чена И, прикидывал. Он силой заставил племена объединиться, стать одним народом, но мысль о единении не радует людей, подобных Чену И, по крайней мере пока. Может, цзиньский император и управлял всеми городами, да только они не видели в нем вождя, не чувствовали себя частью его клана. Всю императорскую власть присвоили вельможи. А Чен И ненавидит их за высокомерие, богатство и вседозволенность. Это может пригодиться.
