Николай Задорнов - Амур-батюшка
– Нишкни, окаянный! – рявкнул поп. – Не произноси такого слова. Тигр, волк – хищники. Кто тебе сказал про хищничество? А? Никакого хищничества нет, есть вольный промысел. Господь бог украсил землю, вложил в нее золото, серебро и драгоценные каменья на благо людям. Тут, под самой деревней, заложено в землю богатство. Предвидел он, что придут люди на новоселье, и захотел помочь. И вы мойте смело, укрепляйте свое хозяйство.
Егор остолбенел.
– А как же закон, батюшка?
– Какой закон? Един закон от бога. Люди вольно должны золото добывать, вольно жить. Тут и пристав ездит по деревням и с крестьян золото собирает, часть ему дают с промывки. Новый пристав Телятев – молодой, умный человек. Он и к вам приедет. Кто золота не даст – того накажет, а не тех, кто моет. Мой, чадо, не бойся. Закон тебя не коснется. Волоса не упадет с головы твоей.
– Да я не потому, что боюсь, а по разумению…
– У тебя любой чиновник это золото скупит по разумению-то. Только покажи! Есть много людей нечестных, слабых духом, причастных к золоту. На грехи им драгоценность сия. А вам ли, простым мужикам, бояться соблазнов? В труде не до грехов, дыры бы заткнуть. Ты на это золото новую запашку сделаешь, нужную вещь прикупишь.
– Святая речь! – в восторге воскликнул Федор.
– А вот, к примеру, скажем, кому продавать? – спросил Силин. – Мы никак не придумаем. Можно ли китайцам?
– Продавай смело, кому хочешь, кому придется. Сибирь и Россия не обеднеют от этого. У нас золота – горы, а добывать некому, переселенцы как приедут, первый год голодные сидят. А чем скорее люди станут на ноги, тем лучше. Покупайте и у китайцев, что вам требуется. Грешник из-за этого золота пойдет в геенну огненную, а праведнику послужит оно для славных дел. Вот это и все твое золото? – спросил поп у Кузнецова.
– Да, тут все.
– Немного ты намыл, хотя и открыл россыпь. Чтобы не сомневался ты, я возьму это золото и сам продам его, а тебе пришлю деньги. Еще намоешь – принеси на баркас или в лавку китайцу. Продавай, кому выгодней.
Поп поднял рясу, достал из брюк мешочек с золотом.
– Горюнское, гляди, похуже будет додьгинского. Я так и знал, что чем выше, тем золото богаче. Это все левые речки.
Видно было, что поп с большим любопытством сравнивает разное золото, как заядлый приискатель.
Поп поднялся и благословил Егора.
– Крепи хозяйство свое, обзаведись, побольше добывай золота, помоги себе и детям своим в великом труде. Ну, во имя отца и сына…
В сумерках поп уехал, с силой выгребая против течения.
«Придется мыть», – решил Кузнецов.
Ему ясно было одно, что на Амуре все моют вольно и никто заявок не делает.
– Чего, Егор, поедешь мыть? – спрашивала Наталья.
– Поеду.
– Поп какой умница, – молвил дедушка Кондрат. – Вот поп так поп!
– Да, это поп так поп, – согласился Егор, и ему вдруг пришло на ум, что как-никак, а поп-то хищник…
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Старый черный баркас-лавка, видимо купленный купцом по дешевке и назначенный в Николаевске на слом, подвалил к отмели.
Обычно молодые женщины не поднимались одни на баркасы. Слухи были, что торгаши увозили баб и спускали их потом где-нибудь на пустынном мысу.
Но на этот раз Дуняша и Татьяна смело взбежали по трапу.
– Заходите, заходите, бабоньки… Про вас всего напасено, – встретил их низкорослый хозяин в красной рубахе.
У него было плоское бледно-желтое лицо, безбородое, как у скопца.
– Здравствуйте, дяденька! – поджимая губы, поклонилась Дуняша.
– Ну, чего желательно? – спросил купец.
– Ботиночки бы нам, – молвила Дуняша.
– Со скрипом… – скромно сказала Таня, держась за подругу.
Подошел приказчик – здоровый мужик с белокурым чубом и с могучим туловищем на кривых коротких ногах. У него были большие красные уши и толстые красные губы.
– А малины-то насобирали?
На баркасах скупали у жителей прибрежных деревень сушеную малину – для перепродажи в город и на Север.
– А без малины? – ответила Татьяна.
Чубатый нескромно оглядел бабенок и переглянулся с хозяином.
– А ты знаешь, какая цена со скрипом-то? – посмеиваясь, спросил приказчик. – Чем расплачиваться станешь?
– Знаю, дяденька, – застенчиво призналась Дуняша.
Видимо, полагая, что такие дорогие покупки молоденьким бабенкам сделать не на что, оба торгаша обнаглели. Белобрысый подступил поближе.
– А вы, дяденька, золотца не купите ли? – как бы стесняясь, уронила Дуняша.
– Ах, язва! – игриво воскликнул белобрысый.
– Откуда же у тебя золото? – насторожился хозяин.
– Сами намыли! – строго ответила Таня.
Ей не нравились разговоры и взгляды торгашей. Она подтолкнула подругу, чтобы та не мешкала.
Дуняша приосанилась.
– Гляди-ка ты! – вскинув брови, смело молвила она, обращаясь к хозяину и разворачивая узелок с золотым песком.
– А ну, бабы, пожалуйте в лавку, – вдруг меняясь в лице и как бы сильно испугавшись, сказал хозяин. – Живо, Протасий!.. Живо!.. Покажи им товар, какой желательно. Ботинки-то… Да пошевеливайся!
Торгаши засуетились. Белобрысый согнулся, словно старался казаться поменьше, игривости его как не бывало. Торгаши уже не смотрели на баб, а видели только золото.
Хозяин достал маленькие весы.
– Сейчас свесим. По семьдесят копеек золотник.
– Ишь ты! – воскликнула Дуня. – Нет уж, по рубль двадцать. Так у нас покупают.
Она заспорила с купцом.
– Продажная твоя душа! Думаешь, баба – так и одурачишь!
Торгаш возражал все слабее и, наконец, уступил. Кривоногий приказчик онемел и замер в угодливом поклоне.
Золото потянуло на пятьдесят рублей. Молодухи взяли по паре ботинок, ситцу, пряников, чаю и сахару.
– А ну, еще покажи ружье, – велела Дуня чубатому.
– Вот, бабоньки, умоляю, возьмите, – тонким голосом просил хозяин, стоя у нижней полки на коленях и показывая какую-то материю. – Уверяю – наилучшее.
Один патрон закатился под полку. Хозяин, пачкая свою красную рубаху, пытался достать его. Кривоногий встал на четвереньки и попробовал выгнать патрон железным аршином. Оба торгаша легли на брюхо.
– Вы что, дяденьки, раскорячились? – сказала Дуняша и добавила насмешливо: – Плюньте! Я за этот патрон и так заплачу.
– Премного благодарен, – отряхиваясь, поднялся хозяин.
Дуня купила ружье и перекинула его на ремне через плечо.
– Заходите еще, – провожая баб, кланялся торгаш. – Да скажите там людям: Иннокентий, мол, приехал. Я когда-то сплавщиком был. Мы эту деревню населяли. Скажите: Кешка-казак, сплавщик Афанасьев. Все знают меня.
– Да на баркасы другие этак не ходите, – заметил чубатый, – обидеть могут.
– Мы те обидим!.. – ответила Дуня, собирая покупки в узел. – Нынче это прошло – баб увозить. Вон телеграф за рекой – все идет по проволоке. Живо знать дадим, а из Тамбовки выедут тебе навстречу.
Кривоногий хотел помочь Дуне сойти по трапу, но оступился и сам ухватился за нее.
– Ах, извините… Чуть вас не столкнул.
– Смотри ты!.. – строго сказала Дуня. – А то брякну по морде! – Она вдруг взглянула чубатому в глаза и прыснула. – Ухажер!..
Бабы побежали домой.
– Мать ты моя, греховодница! – изумился дед, увидав Татьянины покупки.
– А тебе, дедушка, на шапку, а дяде Егору на штаны…
– Вот Егоровы-то штаны!
– А Павлухе – соски.
Мужики, услыхав про Кешку, поспешили на баркас.
– Вон они валят! – выкрикивал купец в красной рубахе, встречая мужиков на палубе и обнимая всех по очереди. – Уж я обрадовался, пермяки, вас встретивши!
Крестьяне также были рады старому знакомому. Когда-то Кешка плыл на плотах вместе с ними и водворял их на релке, отмеривая на каждую семью по пятьдесят сажен вдоль берега.
Крестьяне провели с Иннокентием целый день. Они позвали его к себе на релку, показывали избы и росчисти. Афанасьев рассказывал про город Благовещенск, про золотые прииски на Верхнем Амуре. У него в городе построен был свой дом. Услыхав от Егора, что тот хочет делать еще одну росчисть в глубине тайги, Иннокентий посоветовал ему поехать в город, купить хороших коней.
– Там есть купцы-лошадники. Они ездят за сибирскими лошадьми в Томск и пригоняют целые табуны. Надо уметь захватить вовремя, а то, как баржи с лошадьми придут, их сразу раскупают: томские лошади славятся. Их с забайкальскими сравнить нельзя. Пахать, груз ли возить – томская лошадь сильней. Вот старайся, Егор, намывай золотишка и на тот год приезжай ко мне в Благовещенск. Сведу тебя с лошадниками. Поглядишь, как наши переселенцы живут. На Зее место ровное, мужики по пятьдесят десятин запахивают. Зерно продают, в тайгу ходят зимой, промышляют. Жизнь у нас полегче, земля черней, богаче, место потеплей, паря, повеселей. Ветры так людей не жгут, не сушат.
– Когда же успели сделать такие росчисти? – спросил Егор.
– Место выбрали хорошее, – отвечал Кешка. – Там равнина, степь. А вот у вас прииск, видно, небогатый. Россыпь, однако, пустяковая. Золото ладное, чистое, но небогатое. При хозяйстве, конечно, подмога. Кто хочет нажиться, надо в тайгу идти, искать настоящее золото. Но все же и это мойте, не бросайте.
