Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис
— Но это лишь половина дела, — продолжил Цицерон. — Если верить Квинту Аррию, Этрурия наводнена людьми Катилины. Манлий собирает войско бунтовщиков численностью в два легиона. Они намерены захватить Пренесте, а затем и Рим. Я хочу, чтобы ты возглавил нашу оборону. Действовать придется быстро, если только мы хотим его остановить.
— Что значит «быстро»?
— Ехать нужно уже сегодня.
— Но меня никто не назначал.
— Значит, назначат.
— Подожди, консул. Мне надо обдумать кое-что, прежде чем я наберу войско и начну передвигаться по стране.
— Например?
— Ну, прежде всего я должен переговорить со своим братом Непотом. А потом, у меня есть еще один брат — мой шурин, Помпей Великий, и о нем я тоже не должен забывать.
— На все это просто нет времени! Мы ничего не сможем сделать, если люди будут ставить интересы своей семьи выше государственных. Послушай, Целер. — голос Цицерона смягчился, как случалось нередко. — Твоя смелость и присутствие духа уже один раз спасли республику, во время суда над Рабирием. Именно тогда я понял, что история отвела тебе роль героя. Во всем, что происходит, есть и положительные, и отрицательные стороны. Вспомни Гектора:
Не без борьбы я, однако, погибель приму, не без славы! Сделаю дело большое, чтоб знали о нем и потомки…[56]
Кроме того, если ты откажешься, Красс готов это сделать вместо тебя.
— Красс? Но ведь он не военный. Все, о чем он думает, — это деньги.
— Может быть, ты и прав, но он уже выискивает возможность получить военные почести.
— Если речь идет о почестях, их наверняка захочет получить Помпей. Мой брат прибыл в Рим проследить, чтобы полководца не обошли. — Целер вернул письма. — Нет, консул, благодарю за доверие, но я не могу согласиться без их одобрения.
— Я отдам тебе Ближнюю Галлию.
— Что?!
— Ближнюю Галлию — она будет твоей.
— Но Ближняя Галлия не принадлежит тебе, чтобы ты так свободно распоряжался ею.
— Нет, принадлежит. Я поменялся с Гибридой, отдал ему Македонию, и теперь Галлия моя. Я всегда хотел отказаться от нее. Так что ты можешь взять ее себе.
— Но ведь это не корзинка с яйцами. Должно быть голосование среди преторов.
— Правильно, и ты его выиграешь.
— Ты что, смошенничаешь при голосовании?
— Я мошенничать не буду. Это будет неправильно. Оставим эту сторону дела Гибриде. У него не так много умений, но повернуть голосование куда надо — одно из них.
— А если он не согласится?
— Он согласится. У нас с ним договоренность. Кроме того, — Цицерон помахал посланием без подписи, предназначенным для Гибриды, — я уверен, он не захочет, чтобы это стало достоянием публики.
— Ближняя Галлия, — повторил Целер, поглаживая свой широкий подбородок. — Это, конечно, лучше, чем Дальняя Галлия.
— Дорогой, — Клавдия положила свою руку на его, — это очень щедрое предложение, и я не сомневаюсь, что Непот и Помпей поймут тебя.
Целер откашлялся и несколько минут в задумчивости раскачивался, стоя на месте. На его лице была написана жадность. Наконец он сказал:
— И насколько быстро я смогу получить эту провинцию, как ты думаешь?
— Сегодня, — ответил Цицерон. — Это вопрос безопасности государства. Я буду настаивать на том, что по всей стране должно сохраняться единоначалие, а сам я обязан находиться в Риме, так же как ты — в поле, сражаясь с восставшими. Мы будем вместе защищать республику. Что скажешь на это?
Целер посмотрел на Клавдию.
— Так ты обгонишь всех своих соперников, — сказала она. — Консульство будет тебе обеспечено.
Авгур еще раз прочистил горло и повернулся к Цицерону.
— Очень хорошо, — сказал он, протягивая Цицерону большую мускулистую руку, — ради спасения отечества я говорю «да».
Далее Цицерон направился к Гибриде, который жил в нескольких сотнях шагов от Целера. Он растормошил председательствующего консула, пребывавшего в своем обычном полупьяном забытьи, рассказал, что происходит в Этрурии, и сообщил, что нужно делать в этот день. Гибрида начал сопротивляться, говоря, что не будет подтасовывать голосование за Ближнюю Галлию, но Цицерон показал ему письмо заговорщиков, предназначенное для него. Остекленевшие красные глаза Гибриды почти выскочили из орбит, он мгновенно вспотел и затрясся от страха.
— Клянусь, Цицерон, я ничего об этом не знаю!
— Конечно. Но как тебе известно, в этом городе полно завистников, которые с удовольствием поверят в обратное. Если ты хочешь доказать свою преданность, помоги мне с Ближней Галлией — и можешь рассчитывать на мою вечную благодарность.
Итак, с Гибридой все было улажено. Осталось только переговорить с нужными сенаторами, чем Цицерон и занимался до дневного заседания, пока авгуры изучали ауспиции. К этому времени город заполнили слухи о нападении бунтовщиков на город и их намерении убить главных магистратов. Катула, Исаврика, Гортензия, братьев Лукуллов, Силана, Мурену и даже Катона, которого вместе с Непотом избрали трибуном, — всех отозвали в сторонку, а затем шепотом объяснили им, в чем дело. В такие минуты Цицерон больше всего походил на торговца коврами в разгар базарного дня: то смотрит через плечо покупателя, то оглядывается и шевелит руками в ожидании заключения сделки. Цезарь наблюдал за ним издали, а я, в свою очередь, наблюдал за Цезарем. По его лицу ничего нельзя было понять. Катилина нигде не показывался.
Когда сенаторы прошли на заседание, Цицерон занял свое обычное место — на краю первой скамьи ближайшей к консульскому возвышению. Он всегда сидел там, когда не вел заседание. Рядом расположился Катул. С этой точки при помощи кивков головы, жестов и шепота Цицерону, как правило, удавалось управлять ходом заседания даже в те месяцы, когда он не был председательствующим консулом. Надо сказать, на Гибриду вполне можно было положиться, если только ему заранее сообщали, что́ говорить в течение дня. Широкоплечий, с откинутой назад благородной головой, он торжественно объявил своим пропитым голосом, что за ночь обстановка в стране серьезно изменилась, а затем вызвал Квинта Аррия.
Аррий нечасто выступал в сенате, но, когда говорил, его слушали с уважением. Не знаю почему. Может быть, нелепое произношение сообщало его словам дополнительную правдивость. Он встал и подробно рассказал, что именно видел в провинции: вооруженные шайки, набранные Манлием, собираются в Этрурии, их численность скоро может достигнуть десяти тысяч человек; ближайшая цель, как ему стало ясно, — Пренесте; безопасность самого Рима находится под угрозой; подобные же восстания хотят поднять в Апулии и Капуе.
К тому времени, как он вернулся на место, в зале начался переполох. Гибрида поблагодарил Аррия и вызвал Красса,
