Андрей Серба - Мечом раздвину рубежи
Отпустив викинга, Василий долго сидел, сжав голову руками. Вызвав затем дежурного центуриона, он распорядился доставить в шатер капитанов хеландий, успевших снова вернуться к нему.
– Останься и ты,– приказал он центуриону, когда тот, приведя моряков, собрался покинуть шатер.
Хмуро оглядев замерших перед ним капитанов, Василий не спеша заговорил:
– Сейчас отправитесь к друнгарию и передадите, что отряд стратига Иоанна полностью погиб, я окружен и завтра буду вынужден принять бой со славянами. Приказ друнгарию: с рассвета быть наготове и ждать моего сигнала – два раза подряд три пущенные в небо дымные стрелы. Заметив сигнал, пусть тут же плывет к лагерю, чтобы принять на борт людей. Вы оба останетесь с друнгарием и вместе с ним ответите головой за исполнение приказа.
Отправив моряков, Василий подошел к центуриону, положил ему руки на грудь, где на выпуклой поверхности доспе-ха было выгравировано изображение креста-распятия.
– Илья, мы не первый год знаем друг друга. Видит Бог, я давно тебе хотел дать под твое командование когорту. Однако мне всегда было жаль расстаться с тобой, потому что в первую очередь я воспринимал тебя не как солдата, а верного друга, которого желаешь иметь рядом с собой. Сейчас, в тяжелейшую минуту, когда мы оба смотрим смерти в глаза, я открываю тайники своей души только тебе. Выслушай и пойми меня правильно… Завтрашнюю битву мы проиграли, даже не выстроив еще своих солдат: славян больше, они сражаются на родной земле, окрылены победой над стратигом Иоанном. Мне нисколько не жаль вонючего охлоса, что именуется солдатами великой империи, удел которого в том и состоит, чтобы по моему приказу умирать во славу Византии. Пусть весь легион ляжет под славянскими мечами, но мы с тобой обязаны, несмотря ни на что, уцелеть. Ибо только мы и нам подобные – цвет и гордость Нового Рима, его основа и созидатели.
Я не могу покинуть войско без сражения, иначе меня обвинят во всех ошибках этого с самого начала обреченного на неудачу похода и отрубят на ипподроме(Ипподром – в описываемый период место не только зрелищ, но и свершения казней.) голову. Зато я имею полное право уцелеть после проигранного сражения и спастись вместе с остатками своих солдат. Так я и намерен завтра поступить. Илья, ты лучше меня знаешь легион, отбери из его солдат и командиров две когорты самых опытных и отважных. Во время битвы я оставлю их в личном резерве, и, когда к берегу подойдут корабли друнгария, мы пробьемся с этими когортами на их палубы. Только так можно спастись, не замарав при этом свое имя трусостью.– Василий убрал руки с груди собеседника, усмехнулся.– У империи много легионов, однако жизнь у нас с тобой лишь одна.
С понимающей ответной улыбкой Илья склонил голову.
– Спафарий, считай, что две сводные когорты лучших солдат империи уже под твоим личным командованием. А мой дядя, патриарх всех христиан империи, при необходимости замолвит за нас перед императором слово, и наши подвиги на этих берегах не останутся без щедрой награды. Но для этого, как ты правильно сказал, мы должны возвратиться домой живыми.
Поднявшееся над горизонтом солнце ударило косыми лучами в стену русских червленых щитов, заиграло на их поверхности и украшениях всеми оттенками красного цвета, от нежно-розового до ярко-багряного. Казалось, что между берегом моря и горами разложен огромный вытянутый в длину костер, буйно пламенеющий на фоне свежей зелени леса и пепельно-серых скал. Лучи солнца засверкали на лезвиях копий, заискрились в складках кольчуг, слились с ослепительной белизной надетых перед боем свежих рубах.
Перед славянскими дружинами, спиной к солнцу, замерли три прямоугольные коробки византийских таксиархий. За ними на невысоком пригорке виднелись две расположенные уступом резервные когорты, над которыми развевалось знамя легиона с ликом Спасителя и вышитой под ним надписью: «Ника!».
Стоявший рядом с Асмусом и Браздом воевода Любен повернулся к славянским шеренгам, рванул из ножен меч, указал им на византийцев.
Побеждай!
– Болгары! Братья русичи! – раздался его зычный голос.– Вот она – империя, мечтающая отнять у славян родину и свободу! Сегодня она явилась с огнем и мечом в Болгарию, завтра шагнет через Дунай на Русь! Так пусть за все кривды и горе, что принесла славянам, империя получит смерть!
– Смерть ромеям! – могуче пронеслось над славянскими рядами.
Крик этот, отразившийся от гор и усиленный эхом, снова вернулся к дружинам, прошумел над ними, исчез над просторами моря.
Тотчас щиты, стоявшие прежде у ног дружинников, взлетели на их плечи, копья, смотревшие до этого вверх, склонились и замерли, выставленные жалами в сторону врага. Тысяцкие и сотники, обнажив мечи, шагнули вперед, застыли перед рядами воинов. Взмах меча Любена – и славянские дружины двинулись в бой.
Трижды сходились противники в ожесточенной сече, и столько же раз славяне возвращались на свое прежнее место. Силы сторон, введенные в бой, были примерно равны, одинаково умелы и опытны. И насколько яростно атаковали славяне, настолько упорно было сопротивление византийцев, понимавших, что на сей раз они сражаются не за интересы империи или во славу императора, а прежде всего защищают собственные жизни. Когда славяне, столкнувшись с ромеями в четвертый раз и не прорвав их железные ряды, собирались вновь отступить, воевода Асмус подозвал к себе Микулу, назначенного командовать славянским резервом.
– Тысяцкий, оставь при мне варягов и две сотни русичей. Всех других воинов бери под свое начало, пробей среди ромеев брешь и ударь на спафария. Он находится под знаменем среди еще не вступивших в битву когорт.
Удар отряда Микулы был сокрушающим. Выстроив дружинников по пять десятков в ряд, тысяцкий направил свежие шеренги русичей одну за другой в центр оборонительной позиции византийцев. Сопровождаемые меткой стрельбой сотни отборных лучников, прикрывающих фланги ударного клина, воины Микулы после кровопролитной схватки прорвали фронт ромеев. Уничтожая либо заставляя врагов спасаться бегством, поддерживаемый одновременным натиском русичей и болгар с других направлений, отряд Микулы достиг подножия пригорка, над которым реяло знамя легиона и расположились коробки резервных когорт. Здесь русичи были остановлены тучей дротиков, стрел, камней пращников.
Прекратив наступление и укрывшись щитами, воины Микулы стали размыкаться в стороны, охватывая пригорок полукругом. Русские лучники, оттянувшись за спины своих копьеносцев, со всей возможной скоростью посылали в противника ответные стрелы. Прежде чем дружинники снова двинулись в бой, над византийскими шеренгами взметнулось вверх несколько длинных шестов с прикрепленными поперек них деревянными перекладинами. На шестах и перекладинах были часто развешаны золотые и серебряные цепи, браслеты, ожерелья, вязанки колец и перстней, пухлые от монет сафьяновые кошельки. Украшения ярко вспыхивали и блестели на солнце, искрились и переливались.
Это был старый, испытанный прием византийских полководцев: в критические минуты боя они «дарили» солдатам часть войсковой казны или захваченной добычи, а иногда и личные драгоценности. Легионерам же, дабы стать обладателями этих богатств, оставалось лишь защитить их от противника, который стремился захватить добычу с не меньшим упорством, чем византийцы – отстоять ее для последующего дележа. Под шесты, моментально ставшие самой притягательной силой для легионеров, со всех сторон потянулись разбежавшиеся от удара отряда Микулы византийцы. Вымуштрованные годами суровой учебы, закрепившие до автоматизма полученные навыки в сражениях, они стали сбиваться в десятки, вытягиваться в линии центурий, заслоняя собой висевшие над головами сокровища и готовые скорее умереть, нежели уступить их кому-либо другому…
Расталкивая локтями и плечами товарищей, из толпы викингов выбрался сотник Индульф, торопливо направился к Асмусу. Остатки варягов, вернувшихся с воеводами Браздом и Любеном после разгрома отряда стратига Иоанна, были включены в тысячу Микулы, который после Асмуса пользовался у викингов самым большим авторитетом. Даже введя в сражение основную часть воинов Микулы, воевода, хорошо знавший варягов, оставил их опять-таки в резерве. Киевские князья и их воеводы, стремясь иметь викингов под своим знаменем, поступали так не из-за любви к ним или признания особых боевых качеств, а оттого, что, не сделав варягов сегодня собственными союзниками, возможно, завтра имели бы их врагами.
– Главный воевода,– проговорил Индульф, останавливаясь против Асмуса и опираясь на секиру,– мои воины изнывают от скуки. Разреши им тоже вступить в бой. Клянусь, что я швырну ромейское знамя, как тряпку, к твоим ногам.
Опустив единственное око в землю, Асмус едва заметно усмехнулся. С появлением на поле боя шестов с драгоценностями он ждал этого разговора. Ответ на предложение Ин-дульфа тоже был готов, ибо славян было слишком мало, чтобы пренебречь воинским умением и отвагой почти сотни викингов. Сейчас был тот редкий случай, когда эти наемные солдаты, в любой ситуации прежде всего пекущиеся о личном обогащении, станут сражаться с полным напряжением сил.
