Поле мечей. Боги войны - Конн Иггульден
Теперь все зависело от его единственного слова, и с восходом солнца десятки тысяч людей ожидали приказа действовать.
Юлий поднялся на холм, чтобы обратиться к воинам, рядом с которыми сражался в Галлии вот уже девять лет. Сотни человек он знал по именам и сейчас, взобравшись на возвышение и остановившись у основания наблюдательной вышки, увидел на знакомых лицах выражение напряженного ожидания. Сознают ли они, как он устал? За плечами полководца бесконечные дороги и тяжкие битвы. Воины знали, что он работает куда больше, чем каждый из них, лишая себя отдыха, – вперед заставляет идти одна лишь железная воля.
– Я не стану призывать вас сражаться за Рим! – как можно громче, чтобы слышали все, провозгласил Цезарь. – Что знает Рим о нашей жизни и борьбе? Разве сенат способен понять наши устремления и трудности? Купцы, рабы, строители, шлюхи – разве они делили с нами тяготы боевой жизни? Когда я думаю о Риме, то с трудом представляю его граждан. Мои братья здесь, рядом. Это те, кого я вижу сейчас перед собой.
Перед лицом старых соратников слова лились свободно, послушно следуя за мыслями. Полководец знал всех и говорил с каждым, и очень скоро в рядах воинов началось оживление и раздались приветственные крики: фигура в красном плаще вдохновляла и вселяла уверенность в победе. Объяснить связь между воинами и полководцем было бы очень трудно, да никто и не собирался этого делать. Легионеры знали истинное лицо Цезаря. Они видели своего командира раненым, изможденным в битвах и дальних маршах. Каждый, кому довелось хоть раз поговорить с Цезарем, помнил о встрече и ценил его внимание больше, чем то жалованье, за которое служил.
– В этот последний раз я не буду предлагать вам сражаться за Рим. Я хочу попросить большего – отправиться в бой за меня, – признался Юлий, и воины выше подняли голову, чтобы лучше слышать и видеть. Приветственные возгласы становились все громче, решительно наполняя ряды. – Кто осмелится назвать себя Римом, пока мы живы? Без нас этот город – всего лишь мрамор и камень. Лишь мы – его кровь и жизнь. Мы – его смысл. – Юлий вытянул руку в направлении огромной армии галлов. – Какая огромная честь видеть, что против нас выступают такие полчища! Да, мои легионеры, враги прекрасно понимают нашу силу. Знают, что дух римского войска несокрушим и могуч. Действительно, если бы мне довелось смотреть на наши ряды со стен вот этой крепости, я бы, наверное, и сам испугался. Больше того, пришел бы в ужас. Ведь они совсем не похожи на нас, они другие. Александр Великий гордился бы вами так же, как горжусь я. Он с радостью наблюдал бы, как вы воинственно потрясаете мечами.
Юлий замолчал и внимательно посмотрел на слушателей. Взгляд его упал на Рения. Старый гладиатор, забыв обо всем на свете, жадно впитывал слова ученика.
– Мы всегда идем вперед, – вдохновленный, снова заговорил Юлий. – Когда устают руки и сердца, мы не сдаемся и продолжаем путь. Когда желудки пусты, а губы пересохли от жажды, мы не останавливаемся. – Полководец снова сделал паузу и улыбнулся. – Война – наше дело; мы все – профессионалы. Так неужели не сможем одолеть вот этих жалких любителей? Неужели не хватит сил и сноровки, чтобы раскрошить их на куски?
Легионеры застучали мечами о щиты и закричали в знак согласия и одобрения.
– Вперед, на стены! Они идут! – закричал Брут, и легионеры бросились занимать свои места в линиях обороны.
Юлий обходил изготовившихся к тяжкому ратному труду воинов, с гордостью глядя на них, и солдаты распрямляли плечи и поднимали голову.
Мадок взглянул на раскинувшиеся вокруг Алезии позиции римлян и ощутил нешуточный страх. Всего месяц назад, когда ему с большим трудом удалось незамеченным выбраться из крепости, легионы лишь начинали копать в глинистой земле первые окопы. Сейчас же на высоких крепких стенах стояли вооруженные воины.
– Зажгите факелы! Мы должны сжечь их ворота и башни, – велел Мадок и тут же увидел, как осветилась вся колонна галлов.
Треск огня казался воинственным, и сердце галла ответило стремительными ударами. И все же тревога не покидала, ведь предстояло сразиться с сильной и умелой армией, с нетерпением ожидающей начала битвы. Перед такими укреплениями выносливость и резвость галльских лошадей теряла смысл. Больше того, если не удастся выманить римлян из их укрепления, за каждый шаг вперед придется платить большой кровью.
– Копья к бою! – отдал он приказ.
Под взглядами тысяч глаз Мадок вытащил длинный меч и направил острие в сторону римского войска. На правом фланге стояли соплеменники, арверны, готовые точно выполнить любой приказ. На преданность и самоотверженность остальных можно было лишь надеяться. Мадок опасался, что при первых признаках опасности, а тем более смертельной угрозы племена сразу потеряют дисциплину, которой он добился с немалым трудом.
Командир резко взмахнул крепко сжатым кулаком и пришпорил коня, стремительным галопом направляясь к укреплениям противника во главе своих воинов. За спиной раздался топот копыт, мгновенно заглушивший все остальные звуки. Галлы издали воинственный клич. Кони, как на крыльях, полетели к укрепленным стенам, а каждый из всадников в поднятой руке держал готовое к бою копье.
– Баллисты к бою! Онагры, скорпионы! По сигналу горнов! – кричал Брут, поворачиваясь то направо, то налево.
Римские воины пожертвовали ночным отдыхом, и теперь каждая из находившихся в их распоряжении военных машин стояла, готовая разить превосходящего численностью противника. Стоящие на стенах легионеры внимательно следили за приближением полчищ варваров, и на лицах их читалось нетерпение и предвкушение битвы.
Огромные, пропитанные маслом бревна уже горели, испуская удушливый дым, – еще немного, и они обрушатся на головы врагов.
Брут прикинул расстояние и хлопнул по плечу ближайшего из горнистов. Тот набрал
