Ши Най-Ань - Речные заводи (том 1)
– Вы и ваши атаманы, уважаемый брат, как будто не поверили, что я стрелой рассек спутанный узел. Видите? Там далеко летит стая диких гусей. Не смею хвастаться, но думаю, что эта стрела пробьет голову третьего в ряду гуся. Если же я промахнусь, то, надеюсь, атаманы не станут смеяться надо мной.
С этими словами Хуа Юн приложил стрелу к тетиве, натянул лук до отказа и прицелился. Стрела взлетела ввысь и действительно попала в третьего в ряду гуся. Птица полетела вниз на склон горы. Тотчас же послали человека принести гуся, и когда рассмотрели его, то увидели, что стрела попала прямо в голову. Чао Гай и остальные главари были поражены и дали Хуа Юну прозвище «Волшебный воин».
– Что тут говорить! Вы чудесный воин и подобны Сяо Ли‑гуану, но даже сам Ян Ю‑цзи не мог бы соперничать с вашим великолепным искусством, – с восхищением сказал У Юн. – Поистине большое счастье для нашего стана, что вы пришли сюда.
После этого случая в горном стане не было ни одного человека, который не почитал бы его. Все главари вернулись в помещение, и пир продолжался, а когда наступила ночь, все пошли отдыхать.
На следующий день снова начался пир. Нужно было определить звание каждого человека. Раньше Цинь Мин сидел выше Хуа Юна, но так как Хуа Юн приходился старшим братом жене Цинь Мина, то ему было предоставлено пятое место, ниже Линь Чуна, а Цинь Мину шестое. Лю Тан занял седьмое, Хуан Синь – восьмое; далее, ниже трех братьев Юань, сели Янь Шунь, Ван Коротконогий тигр, Люй Фан, Го Шэн, Чжэн Тянь‑шоу, Ши Юн, Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй и Байшэн. Всего в звании главарей было теперь двадцать один человек.
Когда торжественное пиршество в честь этого события закончилось, принялись за постройку больших лодок и домов; сооружали повозки и другие вещи, ковали оружие, необходимое для войны, кольчуги, шлемы; приводили в порядок флаги и одежду, луки и стрелы. Все это делалось для борьбы с правительственными войсками. Однако об этом мы пока говорить не будем.
Расскажем лучше о том, что случилось с Сун Цзяном. Покинув деревенский трактир, он шел домой, не зная отдыха, и на следующий день после полудня подошел к кабачку, расположенному у входа в его деревню. Там он остановился немного отдохнуть. Хозяин кабачка по фамилии Чжан был в хороших отношениях с семьей Сун Цзяна. Видя, что Сун Цзян чем‑то расстроен и даже потихоньку плачет, Чжан спросил его:
– Господин писарь, более полутора лет вы не были дома. Мы рады, что вы сегодня вернулись к нам. Почему же вы так печальны? Почему ваше сердце не радуется? Вы должны быть счастливы, что вышло помилование. Ведь вам, несомненно, будет сделано снисхождение.
– Дорогой дядюшка, вы правы, – ответил Сун Цзян. – Но обо всем этом мы поговорим после. Как же мне не печалиться, если больше нет в живых моего родного отца, который дал мне жизнь?
– Да вы шутите, сударь, – громко рассмеявшись, сказал Чжан. – Ваш уважаемый батюшка только что пил здесь вино и с час тому назад вернулся к себе домой. Как можете вы говорить такие слова!
– Вы, дядюшка, не смейтесь надо мной! – возразил Сун Цзян, вынув письмо, полученное из дома, и передавая его Чжану. – Мой брат Сун Цин ясно пишет, что отец наш умер в первые дни первой луны нового года и что он с нетерпением ждет моего приезда на похороны отца.
Прочитав письмо, Чжан воскликнул:
– Что за чудеса! Да ведь только сегодня в полдень он был здесь, ел и пил вместе с почтенным Ваном из Восточной деревни. С какой стати мне обманывать вас.
Эти слова привели Сун Цзяна в полное недоумение, и он стал раздумывать, что бы предпринять. С наступлением вечера Сун Цзян распрощался с хозяином кабачка и поспешил к себе домой. Он подошел к воротам своего поместья, заглянул туда, но не увидел ни живой души. Однако Сун Цзяна уже заметили работники, вышли из дома и встретили его с поклонами.
– Отец и брат дома? – спросил их Сун Цзян.
– Ваш почтенный отец все глаза проглядел, целые дни дожидаясь вашего возвращения, господин писарь, – отвечали ему работники. – Вот радость‑то, что вы вернулись! Ваш отец только что пришел домой из кабачка Чжана, где пил с почтенным Ваном из Восточной деревни, и сейчас спит во внутренней комнате.
Услышав это, Сун Цзян был весьма поражен. Бросив свой короткий посох, он вошел в парадную комнату. Там был Сун Цин. Увидев Сун Цзяна, он с поклонами пошел навстречу старшему брату. Сун Цин не носил траура. Тут Сун Цзяна охватил сильный гнев и, указывая на брата пальцем, он принялся бранить его:
– Ты, гнусное животное! Где же это видано! Наш отец находится у себя дома, а ты написал мне письмо и решил потешаться надо мной… Я чуть было не лишил себя жизни, рыдал до потери сознания. Ты, негодяй, совершил мерзкий поступок.
Суп Цин хотел было все объяснить, как из‑за ширмы вышел старый Сун и воскликнул:
– Дорогой мой сын, не сердись! Не брани своего брата, он тут ни при чем. Все это произошло потому, что я все время тосковал по тебе и попросил написать тебе, будто я умер, чтобы ты вернулся как можно скорее. К тому же я слышал о том, что На горе Байхушань – Белого тигра появилось много разбойников. Я боялся, что они уговорят тебя присоединиться к ним, и ты изменишь своему долгу верности и сыновнего почитания. Поэтому я и поспешил послать тебе письмо и позвать домой. Пользуясь тем, что от сановника Чай Цзиня здесь приходил Ши Юн, мы отправили это письмо. Все это сделано по моему желанию, и твой брат ни в чем не виновен. Не брани его! Я только что вернулся из кабачка Чжана и отдыхал в своей комнате, как вдруг услышал, что ты вернулся.
Выслушав все это, Сун Цзян поклонился отцу до земли. Он был и расстроен и обрадован.
– Я не знаю, в каком положении сейчас мое судебное дело, – спросил он отца. – Если объявлено помилование, то наказание за мое преступление будет, конечно, смягчено. То же говорил мне и Чжан недавно.
– До возвращения твоего брата Сун Цина мне очень помогали Чжу Тун и Лэй Хэн, – сказал старый Сун. – А с тех пор как власти разослали повсюду объявление о твоем аресте, никто не приходил и не беспокоил меня. Почему же я вызвал тебя сейчас? А вот почему. Мы недавно слышали, что по случаю назначения в императорском дворце наследника престола объявлено всеобщее помилование. Для всех, кто совершил какое‑нибудь тяжелое преступление, наказание будет немного смягчено. Об этом было объявлено повсюду, так что если власти даже и узнают о твоем приходе и привлекут тебя к ответу, ты получишь наказание только за побег, и тебя не лишат жизни. А пока не будем об этом думать, а поговорим лучше о чем‑нибудь другом.
– А что Чжу Тун и Лэй Хэн бывали у нас в поместье? – опять спросил Сун Цзян.
– Я слышал на днях, что их обоих послали по какому‑то делу, – сказал Сун Цин, – Чжу Туна в Восточную столицу, а куда Лэй Хэна – не знаю. В уезд на их место назначены два новых человека по фамилии Чжао.
– Сын мой, ты устал после долгого пути, – сказал старый Сун. – Пройди во внутренние комнаты и отдохни немного.
Все в доме радовались, и об этом нет больше надобности говорить.
День сменился ночью, и на востоке взошла луна. Было время первой стражи, и в поместье все уже спали, как вдруг у передних и у задних ворот раздались пронзительные крики. Когда в усадьбе вскочили, чтобы узнать, в чем дело, то увидели, что поместье окружено множеством людей с факелами. Со всех сторон неслись возгласы: «Не выпускайте Сун Цзяна».
Услышав это, старый Сун от горя лишь запричитал:
Собралось близ Янцзы много храбрых, – и верность
проявилась великая в жарком бою.
Как удалось Сун Цзяну бежать из поместья, вы узнаете из следующей главы.
Глава 35
повествующая о том, как У Юн вручил Дай Цзуну рекомендательное письмо и как Сун Цзян встретил Ли Цзюня в горах Цзеянлин
Взобравшись по лестнице на стену, почтенный Сун увидел внизу множество факелов и решил, что там собралось более ста человек. Отряд возглавляли два вновь назначенных начальника. Это были братья Чжао Нэн и Чжао Дэ.
– Почтенный Сун! – кричали они. – Если ты человек разумный, выдай нам твоего сына Сун Цзяна, а мы уж сами справимся с ним. Если же не выдашь его, придется арестовать и тебя, старика.
– Да когда же это Сун Цзян вернулся? – удивился старик.
– Не болтай глупостей – закричал Чжао Нэн. – Люди видели, как он выпивал в кабачке старосты Чжана, что па краю деревни, а потом пошел домой. У нас есть свидетель, который шел за ним до самого дома. Нечего тут отпираться!
– Отец, не стоит с ними спорить, – промолвил стоявший около лестницы Сун Цзян. – Я сам выйду к ним, ничего они со мной не сделают. В уездном управлении меня все знают. А кроме того, вышел указ о помиловании, так что ко мне должны отнестись более милостиво. Зачем унижаться перед ними. Ведь семья Чжао славится своей подлостью. А сейчас, когда эти двое стали начальниками, где уж им понять, что такое справедливость! Ничего хорошего от них и подавно не дождешься! Кроме того, у них нет никакого сочувствия ко мне, а потому не стоит их упрашивать.
