Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны
— Иессей бен Беньямин. Здешний лекарь.
— Вы написали свое приглашение по-английски. И говорите на моем родном языке…
Ответить на это можно было только одно — то, что стало для Роба привычным в Исфагане:
— Я вырос в городе Лидсе. — Роба все это скорее забавляло, чем тревожило: прошло ведь четырнадцать лет, и из того щенка, каким он некогда был, вырос довольно-таки странный пес. Рассуждая так, Роб был уверен, что Босток не сможет связать мальчишку-жонглера с этим рослым лекарем-евреем, в гости к которому его занесло в Персии. — А это моя жена Мэри. Она шотландка, из той страны, что к северу от Англии.
— Приветствую вас, госпожа.
Мэри отчаянно хотелось принарядиться, но огромный живот не позволял и думать о голубом платье, так что она надела бесформенное черное одеяние. Зато чисто вымытые рыжие волосы просто сияли. Она повязала на голову вышитую широкую ленту, с которой свисало на лоб ее единственное украшение — ниточка мелкого жемчуга.
Босток по-прежнему носил длинные волосы, зачесанные назад и удерживаемые при помощи обручей и лент, но теперь эти волосы стали уже не пшеничными, а седоватыми. Одет он был в изысканный костюм красного бархата, узорчатая вышивка на котором изрядно запылилась. Для персидского климата такой костюм был слишком теплым, а для визита в их скромный домик — слишком щегольским. Робу подумалось, что ничьи глаза до сих пор не всматривались так оценивающе и в их лошадей, и в сам домик, и в одежды хозяев, и в каждый предмет мебели. Так же гость, со смешанным выражением любопытства и неприязни, всматривался в смуглого бородатого еврея, его рыжеволосую жену кельтского типа, уже готовившуюся рожать, и в спящего малыша, который был лишним доказательством реальности столь позорного союза между представителями различных религий.
Но, несмотря на нескрываемое неудовольствие, гостю не меньше, чем им самим, хотелось поговорить на английском языке, поэтому очень быстро все трое разговорились. Роб и Мэри не могли удержаться и буквально засыпали Бостока вопросами:
— Вы что-нибудь знаете о том, что происходит в шотландских землях?
— Хорошие времена были в Лондоне, когда вы уезжали, или трудные?
— Царил ли там мир?
— А страной по-прежнему правит Канут?
Таким образом, Бостока вынудили отработать свой ужин, хотя его свежим новостям было уже без малого два года. Ни о шотландской земле, ни о севере Англии он вообще ничего сказать не мог. Но времена были изобильные, Лондон рос как на дрожжах, с каждым годом там возводилось все больше новых домов, а от кораблей на Темзе было не повернуться. Далее гость сообщил, что за два месяца до его отъезда король Канут почил естественной смертью, а в тот день, когда Босток высадился в Кале, умер Роберт Первый, герцог Нормандский.
— Теперь по обе стороны Пролива правят бастарды. В Нормандии герцогом — с помощью друзей и родичей отца — стал незаконный сын Роберта Вильгельм, хотя он совсем еще ребенок. В Англии же трон по праву должен был перейти к Гартакнуту, сыну Канута и королевы Эммы, но он много лет жил в Дании и не ступал на нашу землю. Вот и захватил трон его сводный младший брат Гарольд Заячья лапа — Канут в свое время открыто признал его своим побочным сыном от некоей мало кому известной нортгемптонской дамы, именем Эльфгифа. Гарольд и стал новым королем Англии[206].
— А где же Эдуард и Альфред, те два принца, которых Эмма родила королю Этельреду, еще прежде своего замужества за Канутом? — поинтересовался Роб.
— Они живут в Нормандии под защитой двора герцога Вильгельма. Можно предположить, что оба с большим интересом поглядывают на другой берег Пролива, — ответил Босток.
Как ни изголодались они по новостям из родной страны, но от запахов стряпни Мэри у всех троих потекли слюнки, а у купца даже взгляд стал теплее, когда он увидел, что приготовила хозяйка в его честь.
Парочку фазанов, щедро политых маслом и не раз смазанных жиром, фаршированных по персидскому обычаю рисом и виноградом и долго тушившихся на медленном огне. Еще летний салат. Сладкие дыни. Медовый пирог с абрикосами. Не последнее дело — мех доброго розового вина, купленного за большие деньги, да и с немалым риском. Мэри ходила вместе с Робом на еврейский рынок, где Гинда поначалу упорно отрицала, что приторговывает вином, и испуганно озиралась: кто еще слышал эту опасную просьбу? После долгих уговоров, после того, как ей вручили тройную цену товара, она выкопала из мешка с зерном мех вина, а Мэри доставила его домой тайком от мулл, в люльке рядом со спящим сынишкой.
Босток с удовольствием поглощал выставленные блюда, но вот он сделал добрый глоток вина и объявил, что через несколько дней отправляется в обратный путь, в Европу.
— Когда я прибыл в Константинополь по церковным делам, не смог удержаться и не проехать дальше на восток. Ведомо ли вам, что король Англии возведет в тэны всякого купца-путешественника, который отважится совершить три поездки в дальние края и откроет таковые для английской торговли? Так вот, это чистая правда, а для свободного человека — это отличная возможность получить благородное звание, в то же время добыв и немалую прибыль. «Шелка!» — подумал я. Если бы удалось проехать по Великому шелковому пути, я бы вернулся домой с таким грузом, что смог бы купить весь Лондон! Я был рад, когда добрался до Персии — здесь я вместо шелков купил много ковров и искусных вышивок. Но больше я сюда не вернусь, уж больно невыгодно: мне ведь приходится оплачивать чуть не целое войско, чтобы безопасно доставить товар в Англию!
Робу захотелось узнать, насколько схожи пути, которыми они добрались до Персии. Босток рассказал, что из Англии он сперва направился в Рим.
— Я объединил свои торговые дела с поручением Этельнота, архиепископа Кентерберийского. В Латеранском дворце папа Бенедикт IX посулил щедрую награду за expeditiones in terra et mari[207] и велел мне именем Спасителя Иисуса направить свои стопы в Константинополь, дабы вручить там послания папы патриарху Алексию.
— Так вы папский легат! — воскликнула Мэри.
«Не столько легат, сколько гонец», — сухо поправил ее Роб про себя, хотя было ясно, что Босток вызывает у Мэри полный восторг.
— Вот уже шестьсот лет Восточная церковь оспаривает решения Западной, — проговорил купец, надувшись от важности. — В Константинополе Алексия считают равным папе, что глубоко возмущает Святой Римский престол. У патриарха его треклятые бородатые попы женятся — женятся! Они не молятся ни Иисусу, ни Марии, они и к Троице относятся без должного почтения[208]. Потому-то обе стороны и обмениваются постоянно письмами со взаимными обвинениями.
Кувшин опустел, и Роб вышел в соседнюю комнату — наполнить его из меха.
— Вы христианка?
— Да, — ответила Мэри.
— Как же вы стали наложницей этого еврея? Может, вас захватили пираты или мусульманские разбойники и продали ему?
— Я — его жена, — внятно произнесла Мэри.
Роб в соседней комнате перестал наполнять кувшин и стал прислушиваться к разговору, невесело усмехаясь: англичанин так сильно ненавидел его, что даже не потрудился умерить силу своего голоса.
— Я охотно устрою вас с ребенком в своем караване. Вы получите носилки и носильщиков, пока не родите и не сможете ехать верхом.
— Увы, мастер Босток, это исключено. Я принадлежу своему мужу — всей душой и по взаимному согласию, — ответила на это Мэри, однако сдержанно поблагодарила купца за предложение.
Он с принужденной любезностью возразил, что это был его долг христианина — он желал бы, чтобы кто-нибудь предложил такую услугу и его собственной дочери, окажись она (Боже упаси!) в подобном положении.
Роб Коль вернулся к столу с желанием изувечить Бостока, но Иессей бен Беньямин держался с восточным радушием, наливая гостю вина вместо того, чтобы тузить его. Беседа, однако, сделалась неприязненной и прерывистой. Едва покончив с ужином, англичанин покинул их. Роб и Мэри остались наедине. Собирая со стола посуду, каждый из них углубился в собственные мысли.
— Так мы когда-нибудь отправимся домой? — спросила Мэри.
— Ну, а как же! — удивленно воскликнул Роб.
— Значит, с отъездом Бостока такая возможность для меня не потеряна?
— В этом я тебе клянусь.
Глаза у нее засверкали.
— Он правильно делает, что нанял для охраны целое войско. Путешествие сюда полно опасностей… Как смогут двое детишек отправиться в такую даль и не погибнуть в пути?
Обхватить Мэри было сейчас непросто, но Роб осторожно заключил ее в свои объятия.
— Будем в Константинополе — снова сделаемся христианами и присоединимся к большому каравану, хорошо охраняемому.
— А как добраться отсюда до Константинополя?
