Павел - Сергей Анатольевич Шаповалов
– Десятерых? – не поверил Панин.
– Представьте! И все, слава Богу, живы и в здравии. Старшей Натали, двадцать два исполнилось, а младшему Николаусу только шесть годков.
– Вы – счастливчик. Но поведайте мне, Пётр Алексеевич, если это не составляет большого секрета, по какому делу в Петербург едите? – спросил Панин, хитро прищурив один глаз.
– Нет никакого секрета, – просто ответил фон Пален. – Дочь моя, Софья воспитывается при Императорском обществе благородных девиц. Слыхали о таком? Матушка Императрица утвердила сие воспитательное заведение пять лет назад, дабы дать России образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества. Её Величество, поклонница прогрессивных идей Монтеня, Локка и Фенелона.
– Кадетский женский корпус? – усмехнулся Панин.
– Зря острите. Готовят их отменно: языки, танцы, этикет – все на высшем уровне. Ученицам Сен-Сирского института далеко до наших дочерей. Мадмуазель Софии прочат должность фрейлины.
– Вот как! – выразил искренне восхищение Панин. – Поздравляю. Но все же, хоть вы и говорите, что старше меня в два раза и опытнее в делах, но я тоже чувствую людей. – Он бросил косой взгляд на собеседника. – Скрываете вы что-то.
– Не доверяете? – прищурил в ответ один глаз фон Пален.
– Ну, если начистоту.
– Хорошо, давайте начистоту, – согласился генерал-губернатор Курляндии. – Я вижу в вас благородного и честного человека. Да и дурного о вас ничего не слышал. Так что, могу довериться. Только учтите, отныне вы идёте со мной рука об руку, хоть на парад, хоть на эшафот.
– Согласен! – махнул рукой Панин. – Но, если дело стоит того.
– Стоит, я вас уверяю, – загадочно произнёс фон Пален. – И Семён теперь наш сообщник.
Ну, так говорите! – загорелся Панин.
– Учтите, я доверился вам.
– Слово дворянина – не погублю и не предам, – слегка обиделся Панин.
– Вы помните год назад, а может того меньше объявился некий пророк из Никола-Бабаевского монастыря?
– Да, что-то припоминаю, – кивнул Панин. – Кажись, монаха Авелем звали. Книжку неугодную сочинил с какими-то пророчествами, за что и был заключён в Шлиссельбургскую крепость.
– Если бы каждого монаха за книжки в Шлиссельбургскую крепость сажали – казематов бы не хватило, – усмехнулся фон Пален. – А книжка у него была не простая. В ней описаны многие события, которые свершились и должны свершиться. И заметьте, ни в одном своём пророчестве этот Авель не ошибся.
– Так за что его в крепость?
– Вот! – фон Пален многозначительно поднял указательный перст и, понизив голос, таинственно произнёс: – За предсказание смерти императрицы.
– Господь с вами! – Панин испугано перекрестился. – Откуда вы знаете?
– Из уст того, кто его допрашивал. Да и сама императрица с глаза на глаз беседовала с монахом, после сего и приказала заточить его, дабы не болтал лишнего.
– И когда сие несчастие должно случиться?
– На днях.
Вы шутите? – Панин испуганно вытаращил глаза и принялся неистово креститься.
– Помилуйте, Никита Петрович, кто такими вещами шутит, – обиженно фыркнул фон Пален.
– И вы хотите этим воспользоваться? – Панин пристально взглянул на него.
– Почему бы – нет. Новый император будет раздавать должности новым людям. Если заметили, Павла Петровича не очень жалуют при дворе. И он нынешних министров недолюбливает. Возможно, мы только что проявили себя с лучшей стороны перед будущим вседержителем. Если бы вы ещё не выкаблучивались, возможно, уже готовились на высокую должность.
– А вы, однако, дьявол! – с уважением произнёс Пани.
– Чего и вам желаю, – посоветовал фон Пален и выпил очередную чарку вина.
– За нас и нового императора! – согласился Никита Петрович и тоже выпил.
– Простите, господа, но мне ужасно неприятно слышать от вас такие речи! – возмутился я и не стал пить.
– А вы привыкайте, – холодно ответил генерал-губернатор Курляндии. – Ещё не к такому придётся привыкать, если, конечно, не хотите всю жизнь тянуть лямку где-нибудь под Оренбургом и окончить службу пьяницей-полковником.
– Хочу признать, что Семён Иванович – умнейший человек, – попытался защитить меня Панин.
– Я понимаю. Наследник просто так не поставил бы его командиром батареи. И чем же вы так понравились Павлу Петровичу?
Лицо фон Палена сделалось каким-то деревянным, глаза безжизненные. Стало не по себе, глядя на него. Как будто стоишь голый перед толпой.
– Он хорошо разбирается в математике. Превосходно знает языки: французский, немецкий, английский, латынь…
– Английский? – встрепенулся фон Пален. – И насколько хорошо вы понимаете английский?
– Превосходно, как и русский, как и французский, благодаря матушке, – ответил я. – Она из старинного шотландского рода.
– Вот оно что! – серьёзно задумался фон Пален. – А не соизволите провести сегодня вечер со мной. Уж сильно вы мне пригодитесь.
– Почту за честь, – заверил я. А что мне ещё делать вечером в незнакомом городе?
– Вот и отлично. Я перед вами буду в неоплатном долгу.
Какое-то время мы ехали молча. Я находился под впечатлением пребывания в Гатчинском замке. Сразу столько нового обрушилось на меня, что я никак не мог поверить, что все со мной происходит наяву. Я внезапно попал в другой мир.
– Что с вами, Семён? – обратил на меня внимание фон Пален. – Вы выглядите, как будто вас контузило в голову.
Вы не могли бы мне рассказать о наследнике? – попросил я.
– О Павле Петровиче? А что вы хотите о нем знать?
– Все!
– Все я не знаю, но Никита Петрович мне поможет. Уж он-то хорошо осведомлён.
– Кое-что, – кивнул Панин.
– Как вам известно, – начал фон Пален. – Павла Петровича родила, тогда ещё, Великая княгиня Екатерина в двадцать пять лет. Я правильно говорю?
– Да, вы совершенно правы, – откликнулся Панин. – Двадцать пять. В шестнадцать лет её привезли в Россию. Пётр третий был племянником матушки Елизаветы и объявлен наследником престола.
– Насколько я помню, у Петра был какой-то мужской дефект, – вспомнил фон Пален. – Вы нас простите, Семён, может это и анекдот. Но вся история построена на анекдотах.
– Нет, не анекдот. Он действительно обладал дефектом, – подтвердил Панин, – посему целых шесть лет супруги жили раздельно, и Пётр не показывался в спальне у жены.
– Зато, как мне известно, в эту спальню зачастил граф Сергей Салтыков, бывший тогда на должности камергера. – Сергей Васильевич ещё тот Ловелас, – кивнул Панин.
– Но Павел Петрович, все же сын Петра третьего? – попросил уточнить я.
– Его долго уговаривали и все же уговорили на небольшую операцию, – сказал Панин. – Всего-то делов – один надрез – и он уже нормальный мужчина.
