Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
– Народ не жалует вас. Уж больно много обид скопилось. А все из-за того, что князей великих не жалуете.
Лицо владыки дернулось нервным тиком. Когда он подъезжал к Городищу, увидел тьму народа и понял – это жалобщики. Он знал, конечно, сколько неправды творится. «И вот ее доносят великому князю. А он, видать, не из прежних. Уж больно цепок и прозорлив. Ох, беда!» – вздохнул владыка. И понял на обеде, что не ошибся. Народ видит в князе своего избавителя. Там же, на обеде, князь сказал Феофилу, что завтра хочет послушать обедню у Святой Софии.
– Владыка, чтобы было все твое духовенство!
При выходе из собора стояла огромная толпа людей. Увидев князя, все повалились на колени, произнося одно слово: «Суда!»
– Не уеду, пока не разберусь, – ответил князь.
Народ, протягивая к нему руки, двинулся на него. И только бдительная стража сдержала их.
Как и пообещал князь, на другой день он начал суд. В присутствии всех приглашенных Иван Васильевич выслушал жалобщиков. Главных обвиняемых он тут же приказал схватить. Их помощников за 1500 рублей князь отдал на поруки архиепископу. На суде выяснилось, что боярин Иван Афанасьев с сыном подбивали народ принять короля. Их тоже повязали.
Не прошло и нескольких дней, как перед великим князем предстал Феофил, а с ним для поддержки посадник Ананьин и двое старых посадников. Он пришел просить князя отдать ему на поруки схваченных преступников. На что князь ответил:
– Известно тебе, богомольцу нашему, и всему Новгороду, вотчине нашей, сколько от этих бояр и прежде зла было, а ныне, – он укоризненно посмотрел на Феофила, – все, что есть дурного, все от них!
– Это неправда, – вдруг возмутился Ананьин, – и хоть ты великий князь, но уважать нашего архиепископа должен! – сказал посадник и зло поглядел на Ивана.
– Я знаю, почему ты так ся ведешь. И ты вместе с Афанасьевым кричал за короля. И хочешь, чтоб и за тя заступился наш богомолец. Не выйдет! Взять его!
Тот было схватился за рукоять, но рослый стражник, ударив его по лбу кулачищем, заставил посадника сесть на пол. Его схватили, обезоружили, связали по рукам и ногам и вынесли наружу. Но он успел крикнуть:
– Владыка, не сдавайся! Держись! – дверь захлопнулась.
Немного успокоившись, князь опять повернулся к Феофилу:
– Ну, богомолец наш, как же мне их за дурное жаловать?
Через несколько дней, поздним вечером, в ворота хором архиепископа проскользнула чья-то тень. Вскоре в дверях перед монахом появился человек, одетый с головы до ног в черное. Лицо укутано, одни только блестящие глаза видно.
– Я Марфа, – произнес человек, – хочу видеть Феофила. – Голос требовательный и властный.
Монах покорно исполнил просьбу. Вернувшись, он бросил:
– Ступайте, – и рукой показал, куда идти.
Разговор был коротким:
– Ты, владыка, выбран нами, новгородцами. Так и радей за них. Пущай Ананьин, коль ума нет, отвечает за свое. Но пошто это продолжается…
При этом слове Феофил поморщился, но ничего не сказал, а та продолжала:
– …держит других бояр, почтенных для всего Великого Новгорода людей. Нужны будут деньги, я дам, – сказала, повернулась и ушла.
И опять у богомольца выдалась бессонная ночь. И он все же решил идти к великому князю Ивану. На этот раз Феофил был встречен князем с почтением. Он выслушал его и удовлетворил просьбу.
После прекращения судов знатные новгородцы стали приглашать великого князя на пиры, которые давали ради него. Каждый, к кому приходил великий князь, одаривал его дорогими подарками, преподнося меха, ковши золотые, рыбьи зубья, деньги, сукно, вино, лошадей, ловчих птиц… В разгар пиршества Иван, однако, не забывал о деле. По его персту посадником был избран Фома Андреевич Курятник.
Во время одного из пиров внезапно приехал шведский посланник с просьбой о продолжении перемирия. Вновь избранный посадник, к которому по сложившейся традиции обратился швед, вдруг заявил ему:
– Все, больше мы таких вопросов не решаем.
– А кто решает? – спросил весьма удивленный посланец.
– Великий князь! – При этом Курятник поднял палец, что означало: теперь он здесь власть.
Великий князь разрешил Новгороду заключить перемирие. Уходя, довольный швед, отведя посадника в сторону, прошептал ему на ухо:
– И тебя выбирают по повелению вашего великого князя?
Фома ответил глазами, опустив веки.
Отгудели пиры, и уставший от «сердечных» приемов князь заспешил в Москву. Новгородцам понравились разбор и суд, учиненные великим князем. Теперь все чаще можно было слышать: «Я на тя найду управу в Москве!»
Через полтора месяца в столице неожиданно появился архиепископ Феофил. Он приехал к великому князю, но боялся сразу пойти к нему и вначале направился к болеющему митрополиту. Феофил спросил его о здоровье. На вопрос тот ответил:
– Да слава богу, владыка, постепенно сил набираюсь. Ты зачем пожаловал?
– Да… – Феофил замялся.
– За кого-то просить приехал? – догадался Филипп.
Тот кивнул.
– Да, святейший, хочу просить, чтобы некоторых князь из уз выпустил. Без них скудеет казна новгородская. Помогнешь? – неожиданно спросил он.
Филипп подумал, потом перевел взгляд на просителя.
– Ну что ж, придется. Попрошу я господина нашего, великого князя. Пущай помогнет.
Великий князь «помог». Он любезно встретил архиепископа, угостил обедом, но из заточения никого не выпустил. Расстроенный и обозленный возвращался от него Феофил.
Люди быстро узнали, с чем вернулся архиепископ, и зубоскалили на рынке.
– Ишь, ходок нашелся, – не спуская глаз с безмена, проговорил мужик, одетый в добротную шубейку, и продолжил, бросив кусок взвешенного мяса в корзину: – Один раз попросил, великий послушался. А вот во второй отказал: «Они воры и убийцы».
– Так ему и сказал? – полюбопытствовала какая-то баба, внимательно следя за разговором.
– Говаривают, так и сказал, – ответил уверенно мужик в шубейке.
– А что, оно так и есть, – заговорил продавец, – Москва права.
– Да, Москва права наши нам вернула, – вставила бабенка и заторопилась прочь.
И повалил народ в Первопрестольную, забыв старинный уговор: «На Низу новгородца не судить». Вскоре поехали не одинокие искатели защиты, а прикатил один из посадников, Захар Овинов, приведя за собой многих новгородцев: кого судить, кому отвечать. Это было великое знамение: гордый и непокорный Новгород склонил голову перед Москвой. Один знатный новгородский боярин так осветил этот момент: «Такого не бывало от начала, как земля их стала и как великие князья пошли от Рюрика. Один только великий князь Иван Васильевич довел
