Лживая весна - Александр Сергеевич Долгирев
Скорее всего, девочка зашла в сарай последней или вместе с Викторией. Убийца не добил ее – она умерла от кровопотери. Возможно, он нанес девочке травмы и сразу после этого отправился в дом. В сарай он больше не возвращался, по крайней мере, в ночь убийства. Судя по всему, домработница и младенец в планы преступника не входили, и он не знал, что они будут в доме.
Возможно, убийца был истощен и нуждался в крыше над головой. Это идет вразрез с описанием преступника как человека физически сильного, но я не могу по-другому объяснить его пребывание в доме в течение еще трех дней после убийства.
Я думаю, что больше он не убивал и, если его не поймали по горячим следам, найти его сейчас будет очень трудно. Меня очень смутило отсутствие в деле фотографий дома и участка. Это может стать весьма значительной проблемой, особенно учитывая, что дом давно снесен. Не были сняты отпечатки пальцев – это странно и, опять же, является для нас серьезной проблемой.
В общем-то, это все. Вы уже нашли дела полицейских, работавших над делом и, значит, следующим шагом мне видится опрос тех из них, кого удастся найти. Далее – вполне возможно, что фотографии, если они все же были сделаны, хранятся в одном из архивов, правда, я плохо разбираюсь в формах организации архивов в Германии и не особенно представляю, с чего начинать.
Мне кажется, также, что имеет смысл перепроверить судьбу мужа Виктории, потому что если он вдруг не погиб в 1914-ом, то именно он становится нашим главным подозреваемым.
Кроме того, возможно, стоит привлечь к расследованию психиатра.
– Зачем?
Последнее предложение удивило Вюнша.
– Но ведь вероятность того, что преступник – душевнобольной человек, нельзя исключать, да и в целом… Консультация у психиатра поможет нам определить некоторые черты личности убийцы.
Идея была новой для Хольгера, но весьма неплохой. «Надо будет выбить у Калле разрешение на привлечение психиатра консультантом по делу» – отметил для себя Вюнш.
В целом аналитическая работа юного Майера произвела на Хольгера хорошее впечатление. Иберсбергер не зря выдал парню щедрый аванс.
– Где вы учились, Франц?
У Вюнша больше не было сомнений, что Майер имел высшее образование, причем в области права.
– В Сорбонне, праву.
«Ничего себе! Да этот парень мог идти с таким образованием куда пожелает, а не только простым мюнхенским детективом. Кто же ты такой Франц Майер?» – подумал Хольгер, бросив на Майера внимательный взгляд. Тот, тем временем, невозмутимо пил кофе.
– Что же – хорошая работа, Франц. Идея с психиатром мне нравится, и я подам оберсту Иберсбергеру запрос на привлечение такого человека в качестве консультанта. Может быть, у вас есть кто-нибудь конкретный на примете, к кому можно обратиться?
– Нет, к сожалению, в Мюнхене нет.
– Ладно, тогда можно обратиться в одну из психиатрических лечебниц или к практикующему психоаналитику – в газетах наверняка есть много объявлений.
Франц молча кивнул, а Хольгер перевел разговор к результатам работы в отделе кадров:
– Я просмотрел дела Рейнгрубера, Рауша, Вебера и Юнгера. Двое последних мертвы. Рейнгрубер на пенсии с 26-го и, возможно, еще жив. В последние годы работы у него были определенные дисциплинарные проблемы, которые, скорее всего, и привели к его отставке. В 26-м году он жил на Перманедерштрассе, шестнадцать. Этот адрес нужно будет проверить. Рауш до сих пор работает в полиции и живет в Ингольштадте. К нему тоже придется съездить. Кроме того, я нашел адрес судмедэксперта Аумюллера, правда, тоже старый – от 26-го года. Его также желательно проверить. А что с личными делами Носке и Хольца?
– Носке ушел из полиции в 1929-м году. На тот момент жил в Ингольштадте по адресу: Шютцштрассе, восемь. Ничего необычного: ветеран Войны, в полиции служил с 20-го года, выше обермейстера не дослужился, характеризовался положительно, имеет ножевое ранение в живот, полученное при исполнении обязанностей в 1924-м.
«С 29-го прошло не так уж много времени – может статься, что он до сих пор там живет…» – Хольгер испытывал сдержанный оптимизм в отношении перспектив найти Носке.
– А Хольц?
– Согласно личному делу: Вольфрам Хольц был уволен из полиции в 1922-м году. Характеризовался отрицательно, с работой не справлялся. Есть пометка о членстве в НСДАП. По большому счету – это все. Адрес в 22-м году – Лайбахерштрассе, дом три.
– Да, негусто…
Франц кивнул, соглашаясь с оценкой Вюнша, а после спросил:
– А дела Йозефа Шварценбаума не было в отделе кадров?
– Наверняка было, просто я неплохо знаю Шварценбаума, а так же знаю, где он живет, поэтому не стал лишний раз утруждать господина Либуду. Кстати, именно с Шварценбаума я и предлагаю начать.
– Согласен, если вы точно знаете, где его можно найти.
– Хорошо. Значит, завтра мы должны будем переговорить с Шварценбаумом, а так же посетить адреса, указанные в личных делах Рейнгрубера, Аумюллера и Хольца.
– То есть, на сегодня я могу быть свободен?
– Да, я думаю, что на сегодня достаточно. Я планирую сразу поужинать, если хотите, можете составить мне компанию.
– Благодарю вас, оберкомиссар Вюнш, но я вынужден отказаться. У меня были запланированы дела на вечер.
– Дела, так дела… Тогда завтра с утра жду вас у себя в кабинете. Да, и еще – прихватите, пожалуйста, с собой дело, Франц – пусть лежит у меня в столе.
Майер кивнул и начал собраться.
– Всего доброго, Франц.
– До свидания, оберкомиссар Вюнш.
Остаток вечера Хольгер провел в размышлениях. Как и следовало ожидать, за одиннадцать лет участников событий разбросало по жизни так, что теперь было трудно даже просто установить статус некоторых из них. Йозеф Шварценбаум и Иоахим Рауш были единственными фигурами, на которых можно было пока опереться. Возможно, к ним добавятся Рейнгрубер, Аумюллер и Носке. В том, что Хольца удастся найти по адресу из личного дела, Вюнш сильно сомневался и, уж точно, на это не рассчитывал. Вебер и Юнгер тоже больше никому не могли помочь.
Хольгер постоянно возвращался мыслями к Юнгеру. Он дважды видел Дитера в переделке и тот оба раза вел себя очень рискованно и храбро. До глупости храбро, до отчаяния, будто искал пулю. Видимо, в конце концов, он ее нашел. Железный крест, контузия, жена – он не о чем никому не
