Купец из будущего. Ч. 1 - Дмитрий Чайка
— Но они же пели… — растерянно сказал купец. — Так ты обманул меня?
— Ну, конечно же, я тебя обманул, «хозяин», — издевательски посмотрел на него Само. — И знаешь, что было самым сложным? Не заржать в голос, видя твою унылую рожу. Все, пока! Встретимся через год.
Вскоре после этого Самослав сидел на поляне вместе с земляками-хорутанами, осоловевшими от непривычной сытости. Четыре барана, что они купили и съели только что, вознесли их на вершину счастья. Само расстелил платок и высыпал на него почти четыре сотни франкских тремиссов[24], сверкнувших на закатном солнце крохотной золотой чешуей. Монетки были чуть больше ногтя мизинца, но они завораживали своим блеском простых парней, никогда не видевших столько золота сразу. Чего греха таить, тут всего пара человек это самое золото и видела. И то в виде браслетов и серег.
— Как это у тебя получилось? — почесал Горан кудлатую голову, выразив этим вопросом общее мнение. — Мы сколь раз сюда добычу водили, и половины этого не имели. И то, забирали всяким товаром. Я так понял теперь, что нас и на том товаре тоже нагрели.
— Так вы челядь[25]Хуберту продавали, — пояснил Само. — А уже тот франкским купцам, и с того свою выгоду имел. А теперь мы сами как тот Хуберт стали. Теперь понял?
— О, как! — задумался могучий мужик. — Ну что братья, как делить станем?
— По обычаю, — загудели все. — Вождю — десятую долю, остальное поровну.
— А кто у нас вождь? — растерялся вначале Самослав.
— Да, теперь получается, что ты, — усмехнулся Горан, кивая на кучу золота. — Мы с мужами тебя избрали. А если боги отвернутся от тебя, не взыщи, другого выберем. Таков обычай. Вождем становится тот, кому боги благоволят. Получается, это ты и есть, хоть и на вид пацан пацаном.
— Ну, раз я вождь, слушайте мою волю, — усмехнулся Самослав. — Мы вообще ничего делить не станем. Я вот что предлагаю…
Глава 6
Месяц назад
— А ну, вставай, ленивая скотина, — возмущенный Приск пнул бессовестно дрыхнущего раба, который со всеми удобствами расположился в тени дерева.
— Ой, хозяин! — вскинулся Самослав, преданно глядя на купца. — Мне тут такое приснилось, ты не поверишь!
— Да что тебе может присниться, животное? — Приск был безумно зол. Товар дрянь, цена заоблачная, а тут еще раб наглейшим образом спит средь бела дня.
— Святой Мартин снова приснился, — почтительно сказал раб. — Он сказал мне, что тебя старый знакомый обмануть хочет, и ты большие деньги на этом потеряешь. А еще сказал, что с тобой скоро случится такое, чего никогда не случалось. Тебе это покажется несчастьем, да только никакое это не несчастье будет. Только богатство обретешь.
— Да что ты такое несешь? — купец облизнул внезапно пересохшие губы и ощутил, как где-то в груди ледяная рука сжала его сердце. Он присел на камень и вытер со лба обильно выступивший пот.
— Не знаю, хозяин, — раб смотрел на него наивными глазами, в которых плескалось искреннее недоумение. — Я и сам не понял ничего. Разве старые друзья могут обмануть? Они же друзья!
— Я же купил вендов, в чем тут может быть подвох? — обреченно произнес купец. — И по тебе я еще ответ не дал.
— По мне? — изумленно спросил паренек.
— Забудь, не твое дело, — махнул рукой купец. — Пошли к рабам, переводить будешь.
Они подошли к загородке, где венды стояли, подняв глаза и связанные руки к небу. Они тянули какую-то заунывную песню. Полуголые мускулистые тела в лучах заходящего солнца казались сделанными из узловатого дерева, лишь слегка тронутого топором плотника. Три десятка пленников что-то пели, не обращая внимания на своего нового хозяина, его переводчика, что стоял немного сзади с самым невинным выражением лица и стражников, которые изумленно смотрели на эту картину, опираясь на копья. Они, много лет торгующие живым товаром, никогда не видели ничего подобного. Одна песнь закончилась, и славяне затянули другую, не менее заунывную.
— Да что тут происходит? — в изумлении спросил Приск, который с ужасом вспомнил предсказание великого святого. Он, и впрямь, никогда не видел ничего подобного. — Они что, спятили?
— Они к смерти готовятся, хозяин, — легкомысленно сказал Самослав, на всякий случай покинув линию вероятного удара. Уж в этом у него был огромный опыт.
— К смерти? Как, к смерти? — побледнел купец. — Я же тогда разорюсь! Я же за них почти двести номисм отдал. Весь вечер с этим живоглотом торговался, даже вон того старика забрал. Хуберт нипочем не хотел их отдельно продавать, жулик проклятый. Только всех вместе. А я еще радовался, что в Марселе две цены за них возьму.
— Не, хозяин, в Марсель они не пойдут, они уже гимн смерти спели, — со знанием дела ответил Само. — Они на встречу к богине Моране[26]собрались.
— На какую еще встречу? Какая-такая Морана? Почему не пойдут в Марсель? — в который раз за этот день почтенный купец почувствовал, как его сердце сделало в груди головокружительный кульбит и улетело куда-то в пятки.
— А зачем им туда идти? — с неподдельным изумлением спросил раб. — Только вспотеешь. Они и тут замечательно умрут.
— Как умрут? Зачем умрут? Я же их только что купил, — Лицо купца выражало столь неподдельное горе, что Самославу даже стало его жалко. Двести солидов были огромной суммой, и это пробило бы серьезную брешь в капитале купца, дела которого и так шли не лучшим образом. Крепкое крестьянское хозяйство с наделом земли еще совсем недавно можно было купить за двадцать-тридцать номисм.
— Это бойники, хозяин. Они же воины, и рабами становиться не хотят, — терпеливо пояснил Само. — Они знают, что в рабстве все равно умрут на рудниках или на весле ромейского дромона, вот и решили умереть сейчас. Они работать ни в какую не станут, хозяин, они грабежом жить привычные.
— Святой Мартин, помилуй меня, — убитым голосом сказал купец. — Да быть такого не может. Эй, парни, всыпьте им покрепче. Ишь, удумали умирать за мои деньги!
В загон ввалились охранники, которые принялись избивать пленных кулаками и короткими дубинками, стараясь не калечить. Вскоре венды, украшенные свежими синяками, сели в углу, угрюмо глядя на всех из-под бровей. Самый старый из них встал и произнес:
— Переведи ему парень, хочу хозяину слово сказать.
— Старик говорить хочет, — перевел Само купцу, который смотрел на купленный товар с нескрываемым отвращением. Святой Мартин свидетель, это была худшая сделка в его жизни.
— Пусть подойдет, развяжите ему ноги, — бросил купец, который побаивался подходить к куче злобных дикарей.
Старика подвели, и он униженно упал на колени, уткнувшись лбом
