Льюис Уоллес - Падение Царьграда
– Теперь мое дело, чтобы этого более никогда не случилось. Пойди теперь с Лизандром в твою комнату и отдохни несколько часов, потом мы с тобой поедем на лодке к патриарху.
Сергий последовал за Лизандром как послушный ребенок.
VI. Что говорят звезды
Ровно в полночь Сиама разбудил князя Индии, и он тотчас поднялся на крышу, где были приготовлены для него кресло, стол, лампа, песочные часы и письменные принадлежности.
У его ног Константинополь покоился безмятежным сном. Нигде, даже во дворцах, не видно было ни малейшего света. Чрезвычайно довольный тем, что все добрые и злые покоились сном праведника, старик обратил свои взоры на небо и так долго, пристально смотрел на ярко блестевшие планеты, что совершенно ясно было, чем он хотел заняться в ночные часы.
Через некоторое время он, по обычаю астрологов, разделил небосклон на двенадцать секторов и нанес их на бумагу, потом перевернул песочные часы и начал изображать в секторах диаграммы, символы видимых планет в том положении, в каком они тогда находились. Когда эта работа была окончена, он проверил ее точность еще более пристальным обзором простиравшегося над ним небесного пространства и спокойно стал следить за движением планет.
По временам он перевертывал песочные часы и чертил на новых диаграммах изменения в положении наблюдаемых им светил. В этой работе прошла вся ночь, и, когда солнце поднялось над высотами Скутари, он собрал свой чертежи, погасил лампу и ушел в свой кабинет, но не для отдыха.
Как только стало достаточно светло, чтобы заниматься, он принялся за математические выкладки. Часы шли за часами, а он продолжал сидеть над своими цифрами. Когда Сиама позвал его к завтраку, то он машинально пошел в другую комнату подкрепить свои силы скромной трапезой и, поспешно вернувшись, снова принялся за свой труд.
Около полудня его занятия были прерваны детским голосом:
– Отец!
Узнав голос, он отстранил от себя свою работу и отвечал с улыбкой:
– Ах ты, враг всякого труда, зачем ты мешаешь мне кончить заданный себе урок, чтобы потом на свободе покататься с тобою в лодке?
Молодая девушка очень выросла и очень изменилась за два года, протекших со времени удочерения ее князем Индии. Теперь ей было шестнадцать лет. Ее смуглые щеки сияли свежестью, алые губы свидетельствовали о ее здоровье, а постоянно игравшая на них улыбка доказывала, что она была счастлива в настоящем, не видала горя в прошедшем и смотрела с надеждой на будущее. Ее красота дышала умом, а ее манеры обнаруживали сердечную доброту и культуру. Она легко и почти в одну минуту переходила от веселого смеха к серьезной думе и во всех отношениях была прелестным, обворожительным существом.
Одета она была по византийский моде. Проходя по улице из отцовского дома, она набросила на свое лицо покрывало, но в дверях комнаты она сбросила его на плечи. Вместе с этим она скинула быстрым движением ног высокие деревянные сандалии, которые до сих пор носят женщины на Леванте, чтобы предохранить себя от грязи и пыли на улицах.
Она подошла к столу и, обняв одной рукой старика, отвечала:
– Отчего ты не послал за мной? Разве ты даром научил меня математике?
Но тут ее глаза остановились на одной из диаграмм, лежащих на столе, и, схватив ее, она воскликнула:
– Я так и думала, что ты этим занимаешься. Я всего более люблю это. Чей ты составляешь гороскоп? Я знаю, что не мой, потому что я родилась в тот счастливый год, когда первенствовала Венера. Ее добрый гений Анаэль простер надо мною крылья, чтобы предохранить от холодного Сатурна, которого на твоей диаграмме я вижу в седьмом секторе, то есть в секторе опасности. Что же ты не говоришь, чей это гороскоп?
– Нет. Ты всегда умеешь выведать у меня все мои тайны, но на этот раз я не отвечу тебе. Есть вещи, о которых тебе рано знать.
Девушка задумалась, положила на стол диаграмму и стала смотреть в окно. Но через несколько минут она снова вернулась к старику:
– Я пришла сюда не для того, чтобы помешать твоей работе, а чтобы узнать две вещи и потом уйти.
– Ты говоришь как ученый риторик.
– Во-первых, Сиама сказал, что ты очень серьезно занят, и я хотела узнать, не могу ли тебе помочь.
– Добрая душа! – промолвил князь Индии.
– Во-вторых, я хотела напомнить, что мы должны после полудня кататься на Босфоре и, может быть, добраться до моря!
– А тебе очень хочется отправиться на прогулку?
– Она снилась мне всю ночь.
– Так мы непременно поедем. А в доказательство того, что я не забыл об этом, могу сказать тебе, что лодочники получили уже приказание ожидать нас после полудня.
– Так я едва поспею одеться! – воскликнула Гуль-Бахар со смехом. – Я хочу одеться так же роскошно, как императрица. День прекрасный, много будет катающихся, и меня все знают как дочь князя Индии.
– Ты достойна быть дочерью императора, – отвечал старик с гордостью.
– Однако мне пора идти одеваться.
Она поцеловала князя и поспешно пошла к дверям, но на пороге остановилась и вернулась назад:
– Еще одно слово, отец.
– Что такое? – спросил старик, который уже принялся за свою работу.
– Ты говорил, чтобы после занятий я всегда дышала чистым воздухом. Поэтому я каждый день приказываю отнести себя в паланкине на берег, против Буколеона. Там открывается удивительный вид на море, а под ногами расстилаются дворцовые сады. Иногда я выхожу из паланкина и гуляю в сопровождении Сиамы или Нило. Но при этом я избегаю как старых, так и новых знакомых. Но в последнее время какой-то юноша всюду следует за мной, останавливается, когда я останавливаюсь, и даже пытается заговорить. Я вчера отправилась в ипподром, но этот юноша пришел и сел на одну скамейку со мной. Я тотчас встала. Что мне делать?
Вместо ответа князь Индии спросил:
– Ты говоришь, что он молод? Ты узнала, кто он?
– Нет. Мне не у кого узнать.
Старик задумался. Как было ему предохранить Лаель от оскорбления? Жаловаться судье он не хотел, не рассчитывая, как чужестранец, на правосудие местных властей. Не лучше ли ему было поручить Нило охранять молодую девушку? Наконец, он подумал, что не следовало придавать слишком большого значения этому обстоятельству, и решил послать ее на следующую прогулку с ее отцом Уелем, который мог бы разузнать, что это за юноша.
– Здешние молодые люди очень легкомысленны, – сказал он спокойно, – и часто позволяют себе самые глупые выходки. Лучшего трудно и ожидать от поколения, которое думает только о нарядах и забавах. К тому же, может быть, твой преследователь не знает, кто ты такая, и одного слова предостережения будет достаточно, чтобы научить его вежливости. Что же касается до тебя, то ты не обращай на него никакого внимания. Это лучшая защита порядочной женщины от невежливых выходок и даже оскорблений. А теперь, моя милая Гуль-Бахар, иди одеваться, да смотри, нарядись как можно лучше и надень все твои драгоценности. Конечно, мы отправимся на пристань в паланкинах.
Когда девушка исчезла за дверью, он вернулся к своей работе.
VII. Встреча князя Индии с императором Константином
В тот день, когда князь Индии задумал покататься по Босфору со своей приемной дочерью, этот пролив отделял владения греческого императора от владений турецкого султана.
Уже мало кто помнил про былое величие Римской империи, простиравшей свои владения на два континента, от моря до моря. В 1355 году некогда громадная Восточно-Римская империя сжалась до уголка, имевшего пятьдесят миль в длину и тридцать в ширину. Когда же в 1442 году на престол взошел Константин, то империя стала еще меньше – она состояла из Царьграда и нескольких городков, прижавшихся к ее стенам. Все владения Византии на Балканах, все ее города, провинции были захвачены турками. Даже предместья на противоположном берегу Босфора были в руках турок, а Галата, расположенная на другой стороне Золотого Рога, стала колонией генуэзцев.
Пытались турки завладеть и Царьградом.
Однажды султан уже осаждал Константинополь, но был обращен в бегство, по преданию, появлением Богородицы на стенах города. Поэтому он удовольствовался тем, что обложил данью императоров Мануила и Иоанна Палеолога.
Таким образом, благодаря этим мирным дружеским отношениям между христианскими и мусульманскими государями княжна Ирина могла спокойно жить в своем дворце в Терации, а князь Индии – предпринимать прогулку по Босфору.
Однако суда под христианским флагом редко приставали к азиатскому берегу. Их шкиперы предпочитали бросать якорь в бухтах, лежащих у подножия гористого европейского берега. Это делалось не из племенной ненависти или религиозной нетерпимости, а по сомнению в честности воинственных турок, о бессовестных проделках которых ходили многочисленные рассказы. На базарах рыбаки передавали ужасные истории о насилии и грабеже, а по временам гонцы являлись в Константинополь с известием, что мусульманские армии двигаются со всех сторон, при звуках труб и барабанов, но с неизвестной целью.
