Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси
Не получилось. Восстала шляхта. Война с Московией привела на первых порах к потере Смоленска. В глазах Европы Польша потеряла былой престиж. Татары продолжали грабить южные земли.
Обманул союз с австрийским императором Максимилианом, который обещал склонить великого князя Московского Василия III к миру с Польшей и заставить магистра ордена Крестоносцев принести Польше ленную присягу. Обещания остались только обещаниями. Орден превратился в светское герцогство и перекрыл Польше выход к Балтике.
На детях Зигмунта Старого кончалась династия Ягеллонов. Зигмунт III был всего лишь сыном дочери старого короля. Материнская линия — чего она стоила! Внук чувствовал себя шведом — сыном шведского короля Иоанна III.
Он не придавал значения тому, что родился — в шведской тюрьме. В Грипсгольме. Туда последовала его мать, Катажина Ягеллонка, за своим супругом. Обоих их заключил в темницу брат отца, король Эрик XIV. Главное для Зигмунта III — он был внуком самого Густава Вазы! Что из того, что тетка сумела сделать племянника в его 21 год польским королем. Шведский престол к нему перешел от отца в 1592 году.
— Ваше королевское величество, наши агенты доносят, что московские бояре готовы вступить в переговоры с вашим величеством по поводу московского престола.
— Мне не нужна страна неверных.
— В вашей власти будет обратить такой большой народ в истинную веру. Это так естественно — народ последует примеру своего любимого монарха. Вам придется проявлять известную лояльность лишь на первых порах.
— Откуда у вас уверенность в желании боярства иметь на престоле иноземца?
— При всех обстоятельствах они не хотят допустить к власти боярина Бориса Годунова, слишком долго и самодержавно правившего ими на положении абсолютного фаворита покойного царя.
— У боярина Годунова есть своя партия?
— Исключительно родственники. Земский собор и Боярская дума не станут считаться с его семьей. К тому же вы помните, как восторженно относился царь Иван Грозный к вашей родительнице, как мечтал о супружеском союзе с ней.
— Иван Грозный добивался руки моей родительницы через развод?
— Судя по документам, он не оговаривал условий. Его мечтой было возвести на московский престол Катажину Ягеллонку.
— И это в то время, когда мой отец находился в заключении, а родительница делила с ним все невзгоды тюремной жизни? Это неслыханно!
— Но почему же, ваше величество? Речь шла не об обыкновенной шляхтенке, но о королевской дочери. Ее рука означала не только супружеский, но и политический союз.
— И мой дядя, король Эрик XIV, не отверг с негодованием подобного предложения?
— Он воспринимал его именно так, как я пытался вам сказать. Рука Катажины Ягеллонки ставилась условием заключения государственного союза. Король Эрик XIV не считал себя вправе ввергать свою державу в войну с московитами.
— Я всегда не терпел короля Эрика!
— В оправдание вашего дяди я приведу вам слова грамоты, посланной ему царем Иваном Грозным: «А нечто король Катерины царю не пришлет и та докончательная грамота не в грамоту и братство не в братство». Это очень серьезно, ваше королевское величество.
— Что же остановило Эрика?
— Заговор дворян. Ваш отец получил свободу. Былой узник вступил на предназначенный ему Богом шведский престол.
— И как же этот наглый московский царь отказался от своих притязаний? Как сумел оправдаться? Ведь Швеция продолжала переговоры с московитами?
— Конечно, продолжала. И ваш отец, подобно вам, ваше королевское величество, не сумел сдержать свое негодование и высказал его московскому царю.
— Иначе не могло быть!
— Все зависит от точки зрения, ваше королевское величество. Царя Ивана Грозного упреки Иоанна III Шведского не смутили. Он не принес ни извинений, ни объяснений. Он пренебрег ими. Вот, прошу вас, текст: «А много говорить о том не надобеть, жена твоя у тебя, нехто ее хватает… нам твоя жена не надобе… А грамота твоя кто знает, написася, да минулося».
— Какая наглость! Какая беспримерная наглость!
— Может быть, ваше величество, ваше негодование будет несколько смягчено тем, что после домогательств руки вашей родительницы царь Иван Грозный принялся свататься за английскую королеву Елизавету, обвинял ее в неумении управлять своей державой, в девичьей, как он выражался, беспомощности и недостатке ума и требовал немедленного согласия на свое предложение.
— Это их дела! Не хочешь ли ты, советник, сказать, что королева английская выше королевы шведской, к тому же дочери польского короля?
— Боже мой, ничего подобного мне никогда бы не пришло в голову, ваше величество! Я просто привел пример бесцеремонности и невоспитанности московского правителя.
— И вообще мне неприятен этот разговор. Однако ты затеял его с какой-то целью и говоришь, что московский престол опустел?
— Все гораздо сложнее, ваше величество. Престол московский и свободен, и не свободен.
— Ничего не понимаю. Говори яснее, что ты имеешь в виду. Насколько я помню, у умершего царя Федора не осталось наследников.
— У царя Федора — да. Но есть еще царевич Дмитрий.
— Как привидение? Разве он не был убит и похоронен?
— Но мы докладывали вам, ваше величество, что его видели в литовских землях. И не раз.
— Ты серьезно?
— Как нельзя серьезнее. Его только что видел приезжавший к князю Константы Острожскому посланник московских монахов.
— Человека может обмануть простое сходство.
— Царевич слишком некрасив и необычен — в речи, походке, привычках, внешнем облике. Монах утверждает, что ошибки быть не может.
— И где он имел возможность его рассмотреть — во дворце?
— Нет, во дворе Острожской Академии.
— Этом рассаднике ортодоксии?
— Можно сказать и так. Впрочем, лишь первые наставники в Острожской Академии были присланы из Константинополя и представляли чистую византийскую церковь. Монах видел царевича, разговаривающего с толпой шляхтичей. Он уверяет, что по обхождению и вовсе легко отличить царского сына.
— А как же в таком случае Углическое, если не ошибаюсь, дело? Разве им не занимались толпы московитов?
— Ваше величество, вам ли не знать, каждый чиновник находит то, что следует найти. Никто не станет рисковать головой и положением ради отвлеченной истины. Да и существует ли среди людей истина!
— В таком случае царевич должен был иметь возможность спастись. Существовала ли такая возможность в действительности или только в воспаленном воображении врагов боярина Бориса Годунова?
— Ваше величество, возможность не приходится исключать никогда.
* * *В датском Рийксдаге оживление: новости из Москвы! Как никак владения королевства вплотную подступили к границам московитов. Совсем недавно Семилетняя война со Швецией за господство над Балтикой закончилась полной победой Дании. По Штеттинскому миру Швеция отказалась в ее пользу от всех спорных областей. Пятнадцати лет не прошло, как на Зунде символом датского могущества выросла могучая крепость Кронборг. Тут-лго и стало возможным открыть ворота «золотому дождю», как стали называть взыскание пошлины с приходящих кораблей. И как было не интересоваться Московией, когда теперь Датское королевство подчинило своему влиянию Ливонию!
— Вы от вдовствующей королевы, господин советник?
— Ее королевское величество пожелали разъяснений по поводу событий в Московии — там скончался царь.
— Разве стали известны какие-то подробности?
— О нет. Королева изволила удивляться предсказанию астролога из Мальме — что в Московском государстве будут править две царствующие фамилии и каждая ровно триста лет. Первые триста истекли, и московский престол действительно свободен.
— Там ведь нет никаких прямых наследников, не правда ли?
— Нет. И главное — в Москве нет сильной партии, которая могла рваться к власти. Здесь вполне возможно влияние извне, о котором и подумала королева-мать. Безразличие его королевского величества к дипломатическим расчетам ее очень расстраивает. Перед Данией могла бы открыться очень неплохая возможность.
— Что ж, приходится расплачиваться за то, что его королевское величество лишились родителя одиннадцати лет, а вместе с отцовской опекой и необходимости систематического образования. Первый его воспитатель вызывал слишком решительное противодействие государственного совета.
— Из-за своего немецкого происхождения!
— Верно. Но заменивший его наш соотечественник все время находился под огнем критики королевы-матери. Относительная самостоятельность пришла к нашему государю всего два года назад — вместе с коронацией. И он сразу же обратил все свое внимание не на европейские дела, а на то, чтобы поднять значение Норвегии. Ему нужен флот и только отчасти сухопутные войска.
