Федор Шахмагонов - Твой час настал!
— Вот наш прирожденный государь!
Никто не перебивал крикунов.
В Туле со своим ополчением стоял Истома Пашков. Болотников не спешил с ним соединяться. То дворянское ополчение. С Истомой Пашковым грядет тяжелое объяснение о том, где царь Дмитрий. К тому же и грамоты, что рассылал по городам Болотнитков, не всякому горожанину и посадскому по душе. Истоме Пашкову послал сказать, чтобы соединялся с рязанцами и шел бы на Коломну, где и встретиться. Сам же, обойдя Тулу по Косой Горе, вышел на серпуховскую дорогу. Впереди две заставы: Серпухов и Коломна. Серпухов — деревянный острог, Коломна каменная крепость. Брать эти города осадой — время терять, Шуйский успеет ополчиться.
Главные свои силы Болотников повернул к Коломне на соединение с рязанцами, что во главе с братьями Ляпуновыми Прокопием и Захаром сошлись под Коломной с Истомой Пашковым. С Серпухова на Москву в это время двигались гультящие и казаки, разбивая по дороге боярские и дворянские усадьбы.
В Коломне сидели воеводами Иван Бутурлин и Семен Глебов. В подмогу им был прислан князь Семен Прозоровский. Рязанцы на приступ не пошли. Прозоровский и Сукин на радостях поскакали в Москву объявить Шуйскому, что воры рассеиваются. Пока они в Москве радовали Шуйского своими россказнями, подошло войско Болотникова. Грамотки его сработали. Стрельцы отворили ворота, и первыми кинулись грабить хоромы коломенских бояр и животы торговых людей.
Шуйского кидало из огня в полымя. Не успела умолкнуть похвальба Сукина и Прозоровского, еще не пришло известие, что пала Коломна, а из Бронниц прибежали лучшие люди с плачем и стенанием, что валом валят холопы, беглые и гультящие и разбивают на своем пути усадьбы.
На защиту Москвы Шуйский назвал князя Федора Ивановича Мстиславского, своего брата Дмитрия, князя Ивана Воротынского, князей Василия и Андрея Голицыных, всех тех, с кем шел убивать царя Дмитрия.
Пока воеводы уряжали полки спасать и себя и Шуйского, к царю явился его племянник Михаил Скопин-Шуйский. В ратных делах его чин не велик, а при дворе был поставлен при царе Дмитрии мечником. Всего-то ему от роду двадцать лет, дерзнул сказать дяде:
— Государь, Москва открыта ворам. Воеводы твои навыкли побеждать, когда у них десятеро на одного во вражеском войске. Московские люди ныне не надежны. Толпа с толпой столкуются. Дай мне царскую дружину, дай мне по моему выбору стрельцов, дай мне собрать кого сам выберу дворян и служилых. Мне большого войска не надобно, соберу тысячу молодцов, остановлю воров.
Что могла сделать тысяча воинов? Не убавила бы эта тысяча и войска воевод. Шуйский готов был сатане поклониться, лишь бы усидеть на троне. Почему же не дать племяннику попытать своего счастья?
Собирал Скопин умелых ратников. Так сходилось, что те, кто был умелым, хотя бы Василия Шуйского и не любили, но и воры были им невтерпеж.
Стрелецкие головы и сотники царской дружины предлагали стать на пути воровской рати и ударить им в лицо. Скопин распорядился иначе. С малых лет его увлекало ратное дело. Не саблей махать, не из самострела пускать стрелы, не из пищалей палить по пустому, а увлекали его рассказы бывалых ратников о разумных воеводах, что не множеством побеждали, а воинским лукавством. Когда овладел грамотой, вычитывал он в летописях сказания о битвах на русской земле. Навык латыни, читал о римских войнах.
Не собирался он со со своими полутора тысячами сходиться лицом к лицу с воровским войском, числа которого никто не знал. От лазутчиков от требовал, чтобы они ежечасно доносили ему какими дорогами идут воры. Дал он воровскому войску беспрепятственно переправиться через речку Пахру. До Серпуховских ворот оставался ворам один переход.
Пока воровское войско переправлялось через Пахру, Скопин обошел его стороной и, как только, Пахра была перейдена, ударил на воров со спины.
Болотниковцы ждали московские полки с лица. Внезапность смешала их ряды, а удивились они до беспамятства. Побежали кто куда мог. У Скопина навычные к бою ратники, болотниковцы — толпа из непривычных к ратному делу. Побито их было несчетно. С Серпуховской дороги войско Болотникова было согнано.
Рассудить бы царским воеводам, что юный ратоборец дает им время урядить полки для обороны города у его стен, но княжеская спесь и душевная паника толкнули их на погибель. Мстиславский с сотоварищи вывели наскоро уряженные полки встретить Болотникова на подступах к селу Коломенскому. Лицом к лицу была задумана встреча, да не состоялось битвы. Московское войско без боя было сражено именем Дмитрия. На глазах воевод редели полки. Иные разбежались, а холопы, слуги боярские, голь городская и посадская перебежали к Болотникову. Воеводы едва успели ускакать от неминучего плена.
Болотников довел войско до Коломенского. Под вечер похолодало. Воздух прозрачен. Открылись взгляду золоченые купола московских церквей.
Болотников не ждал такой удачи. Перед ним Москва и защищать ее некому. Полководцу выпадает, хотя бы раз в жизни звездный час, судьбоносный для него час. Пропустишь, не заметив, минет и не вернется.
В царских хоромах в Кремле — великое расстройство. Те, кто ставил царем Василия Шуйского, не стесняли себя, напав на него с упреками. Шуйский не стал отбиваться. Всех не переговоришь. Наседали на него Голицыны, Мстиславский, Воротынский, Шереметев.
— Вот оно, опять вылезло! Ради чего было убивать одного Расстригу, чтобы получить другого того лише. Сраму с мощами на свою голову приняли, по твоему, Василий наущению. Назывался ты царем, разума на то не имея.
Шуйский протянул скипетр Воротынскому и молвил:
— Бери и царствуй!
Воротынский отшатнулся от скипетра. Шуйский протянул скипетр в толпу бояр.
— Отдаю! Берите, кто смел! Ты, Мстиславский! Ты, Василий Голицын, берите!
— Не искушай без нужды! — ответил Василий Голицын. — Когда шли убивать царя Дмитрия, ты схватился за скипетр двумя руками. Ныне, что же? Руки жжет? Терпи, хотя и очень горячо. Ответствуй за содеянное! Воры у ворот, не время скипетром забавляться!
Полки болотниковцев в это время подходили и подходили к Коломенскому. Болотников стоял на пригорке и глядел на Москву. Солнце медленно садилось. Гасли один за другим купола на храмах. Болотникова давило предчувствие, что настал решающий час в его походе. Вот сию минуту, не давая войскам передышки, двинуть их на город. Утомленные переходом ратники воспрянут надеждой овладеть Москвой и несметно обогатиться, а иных поведет сладость мести за изломанную жизнь.
Хлопко двинулся бы на город, а что далее воспоследует, не задумывался бы. Болотникова учили в Падуе задумываться. Учили, что большие города сильны в обороне не только крепостными стенами, а паутиной больших и малых улиц, а еще и переулочками. Каждый дом становится крепостью, каждый защищает уже себя, а не город. Так учили захвату европейских городов, где дома из кирпичей и камней. Москва деревянный город. Вспыхнет, как стог сухой соломы. В том костре сгорят московские люди, сгорит и его воинство.
Солнце опустилось за частокол соснового леса. Упали сумерки, потемнело небо, а над гордом стояло зарево. Город не спал. Болотников приказал поставить шатер на взгорке. Мысли о Москве гнали сон. И чем дольше раздумывал, тем больше препятствий для изгона на Москву подсказывал ему ратный опыт.
Небо осыпали звезды, под их светом угас звездный час полководца.
2Коломенское превращалось в укрепленный стан. Болотникову это не приносило утешения,хотя ежедевно прибывалик нему ватаги гультящих и обездоленных. Если бы они были еще к тому же и искушенными ратниками. Обездоленные? Но в бою не обездоленность решает дело, а ратное умение. Надеяться бы ему на ополчение рязанцев братьев Ляпуновых и Истомы Пашкова. Не складывалась эта надежда. Призывами разбивать бояр, дворян и детей боярских, да брать их животы за себя, собрал он войско из голытьбы, да как бы не оттолкнуло это рязанцев?
Сходились к нему со всех сторон холопы и обездоленные, а уже доносили, что Смоленск встал за царя Шуйского, и смоляне о Дмитрии и слышать не хотят. Опасаются, что царь Дмитрий отдаст Смоленск полякам. В Смоленске, Зубцове и Ржеве князь Иван Куракин собрал войско и идет в Москву на подмогу Шуйскому. Начиналось движение, которое Болотников смутно предугадывал, натравливая низших людей на высших. Он расчитывал овладеть Москвой до того, как движение против него наберет силу. Очень его обнадежило, что царские войска разбегались перед ним без боя.
А тут вот она и неизбежная встреча с вождями дворянского ополчения рязанской земли. В тот час, когда он стоял на взгорке в Коломенском, а к нему подходили толпы голытьбы, он мог пойти изгоном на город, ныне брать Москву — осадой и приступом. На осаду нужны большие силы, а к приступу Москва подготовилась. О приступе без рязанских полков и думать нечего.
