Петр Краснов - Екатерина Великая
Такой порядок продолжался два дня. Он показался скучным молодёжи. Со смехом и шутками на третьем дне пути, несмотря на протесты принцессы Иоганны, молодёжь опростала длинный рыдван, установила в нём скамейки, разложила подушки, и Великий Князь, Екатерина Алексеевна, Александр Михайлович Голицын, граф Захар Григорьевич Чернышёв, Большой Пётр, две княжны Голицыны и девица Кошелева набились в него. Было тесно и весело.
Смех, шутки, пение не прекращались всю дорогу. Рыдван то медленно тащился шагом по песку, спускаясь к броду или на паром, то катил рысью по ровной, хорошо убитой дороге. Пыль клубилась за ним. Тарахтели колёса, шлёпали копыта некованых лошадей, и в тон этому шуму, под этот своеобразный аккомпанемент, во всё горло орал песни Большой Пётр:
В роще девки гулялиИ весну прославляли.Девку горесть морила,Девка тут говорила:— Я лишалася друга,Вянь трава чиста луга…
«Тпрунды, тпрунды, тпрунды» — тарахтели колёса, «та-па-па, та-па-па» — топтали лошади. Большой Пётр размахивал рукой, отбивая такт.
— И не весна ныне, а лето, нечего врать-то, — сказал Чернышёв.
— Э, Захар Григорьевич, ну к чему учёные замечания…
Когда нагнали поезд Императрицы, стало ещё веселее.
Подводы на целые вёрсты растягивались. На ночлегах стояли длинные коновязи с сотнями лошадей от повозок и от вершников, сопровождавших поезд. За вечерним кушаньем, ночью, при свете костров, деревенские парни и девки водили хороводы и плясали «метелицу», играла роговая музыка, и горластые песельники пели песни.
В этот августовский день на ночлег приехали позднею ночью. Последние вёрсты ехали в полном мраке, окружённые верховыми с факелами. От пламени факелов ночь казалась чёрной.
После вечернего кушанья, при свете костров, Екатерина Алексеевна, в сопровождении камер-юнкера Чернышёва, прошла к своей палатке. Была глубокая ночь, лёгкий ветер поддувал с юга. Когда относило запах дыма, коновязей, кухонь, ощущала Екатерина Алексеевна в этом ветре какой-то совсем особенный, никогда ею раньше не слыханный терпкий и вместе с тем несказанно нежный запах. Он не шёл от чего-то, но им был наполнен самый воздух, как — знала Екатерина Алексеевна — бывает напоён запахами соли и водорослей воздух моря. То же было и тут, только запах был другой. Точно растворилась в нём ладанная амбра, к ней примешался запах вина и пьянил этот воздух, как лучшая брага. И когда стихали шумы становища, Екатерина Алексеевна слышала некий шорох, точно шуршание множества сухих трав, точно тихий шелест волн засыпающего моря.
— Что это? — спросила она Чернышёва.
— Это — степь.
— Степь… — Екатерина Алексеевна не знала этого слова. — А что такое степь?..
Но Чернышёв не мог ей объяснить.
Странно заворожённая этим воздухом и тихим шелестом, Екатерина Алексеевна попрощалась с Чернышёвым и вошла в палатку.
Эту ночь она не спала. Всё сильнее ощущала она странный запах. Он кружил ей голову, навевал сонные думы и вместе с тем гнал сон. Она всё прислушивалась, точно ждала, что степь скажет ей нечто, откроет свою тайну. Постепенно лагерь затихал. Прекратились голоса в столовой палатке, где лакеи убирали посуду. Долго на краю бивака телёнок жалобно мычал, потом и он затих. По ту сторону шляха, где был мужской стан, возились и лаяли собаки Великого Князя, и Брюммер окликал их. Ещё слышно было, как жевали сено и вздыхали лошади на коновязях, как они укладывались. Наконец всё затихло. Тогда шёпот степи стал яснее и таинственнее. То раздастся там тихий посвист, то писк, точно пробежит там кто-то маленький и невидимый. Екатерина Алексеевна закрыла глаза и, как ей казалось, сейчас же их и открыла.
Потолок палатки посветлел, утренним холодом тянуло снизу. Герцогиня Иоганна и гофмейстерина Нарышкина крепко спали предутренним сном, закутавшись по брови в пуховые одеяла. Екатерина Алексеевна неслышно встала, накинула соболью шубу, обула туфли и вышла на волю.
Морем расстилалась перед нею бескрайняя равнина, покрытая густыми, жёлтыми, сухими, переплетавшимися между собой травами. Они шуршали чуть слышно, колеблемые утренним ветром. Над ними мягкой дымкой белёсый туман колебался. Нигде не было видно человеческого жилья, нигде не было ни дерева, ни куста. Всё было ровно, бескрайно и бесконечно, как море, и как море имеет свой запах, так и от этих просторов шёл сладкий, кружащий голову аромат. Точно подошла Екатерина Алексеевна к краю земли и манило её узнать, что за этими просторами, как их преодолеть, долго ли по ним ехать?..
Большой атлас в штеттинской библиотеке ей вспомнился и карты на бухлой шероховатой бумаге. Там было на этом месте написано: «татары»… Ещё вспомнила песни тех русских пленных… Точно стали те сильные и грустные песни ей вдруг понятными.
Туман золотился. Шире раздвигались дали. Солнце всходило. Вдруг тут, совсем близко, там вдали, в небе, на земле запели жаворонки. Туман, гонимый тёплым утренним ветром, разрывался и таял на глазах Екатерины Алексеевны.
Громче и дружнее пели жаворонки, им стали отвечать из травяной гущизны перепела. Серебряным зигзагом, над самым солнцем, белыми крылами чибис прочеркнул и скрылся в золотом блеске восхода. Чёрный степной орёл высоко над головою Екатерины Алексеевны застыл в синеве небесной.
— Степь, — прошептала поражённая и восхищённая Великая Княжна. — Вот она — степь!.. Вот она какая Россия!!
Она вытянула маленькую руку с длинными и тонкими пальцами и сжала в кулачок. Сжала, потом разжала. Вот так взять, захватить весь этот простор, овладеть всеми теми, кто здесь живёт… Кто?.. Татары?..
Екатерина Алексеевна медленно вошла в палатку, и в тот же миг, где-то сзади, где стояла лейб-кампания биваком, барабанщик и горнист забили и заиграли утреннюю тапту.
Громадный стан просыпался для нового походного дня.
Кто же живёт в этой степи? — подумала Екатерина Алексеевна, зябко кутаясь на матраце в тёплое пуховое одеяло.
XIV
У Есмани малороссийские казаки были собраны в лагерь. При приближении поезда Государыни они построились бесконечным фронтом полков, каждый по тысяче человек.
Императрица приказала остановить экипаж, вышла из него и пригласила Великого Князя и Великую Княжну следовать к строю пешком.
День к вечеру склонялся, дневной жар стал мягче. На погорелой, пыльной, вытоптанной конскими ногами степи до самых хат Есмани, её скирд и садов тянулся ровный строй казаков.
Белой молнией над чёрными мерлушковыми шапками[21] блеснули выхваченные из ножен сабли. Трубы торжественно и протяжно затрубили.
Генеральный обозный Яков Лизогуб[22] в алом, золотом расшитом кафтане, в высокой чёрной смушковой шапке с длинным шлыком, на широкогрудом, тёмно-сером турецком жеребце полным карьером подскакал к Императрице и, круто осадив жеребца, отрапортовал:
— Ваше Императорское Величество… Десять полков реестровых казаков, два полка кампанейских и отряд надворной гетманской хорогвы, генеральные старшины и бунчуковые товарищи[23] имеют высокое счастие встретить матушку Государыню на рубеже Украины.
Екатерина Алексеевна стояла позади Государыни и оглядывалась с восторженным изумлением. Подлинная арабская сказка была перед нею. На каком волшебном корабле, на каком ковре-самолёте прилетела она сюда? Что за роскошь, что за красота были кругом!.. Русые усы генерального обозного, пробитые сединою, спускались вниз, из-под шапки блистал край голого, гладко бритого загорелого черепа. Светлые глаза горели голубым огнём. У жеребца грива и чёлка были оплетены в сетку красным с золотом шнурком, высокие луки седла были обделаны золотом и украшены самоцветными камнями. Генеральные старшины и бунчуковые товарищи плотным строем окружали Лизогуба. Седые старики и прекрасные юноши в драгоценных парчовых кафтанах на лёгких прекрасных лошадях закрыли собою строй полков.
Государыня помахала им рукою и сказала что-то приветливое, ласково улыбнулась очаровательной улыбкой. Старшины и бунчуковые товарищи ловко заехали и стали позади Государыни и её свиты. Полковой строй открылся перед Екатериной Алексеевной. Показались бесконечные ряды казаков в синих черкесках «с вылетами» и откидными рукавами. Сквозь «вылеты» были видны белые бешметы, на головах были черносмушковые шапки с белыми тумаками.
Императрица пошла к строю. Лизогуб ехал сбоку Государыни. Трубы пронзительно трубили, глухо рокотали литавры. Лизогуб докладывал Государыне:
— Лубенский реестровый полк…
— Здравствуйте, молодцы, — приветливо сказала Елизавета Петровна, — счастлива видеть вас в добром здравии!
