Клара Моисеева - Меч Зарины
― Замолчи!..
В голову старухи полетел глиняный светильник.
― Сейчас же отнеси ей молоденького барашка! Берегись моей ярости. Сама знаешь, что гнев мой страшен. Иди, старая, косматая!..
* * *
А в белом праздничном шатре, где пахло благовонными маслами, как у жриц-прорицательниц, Голубой Цветок, сидя на циновке, подобрав маленькие ножки, обутые в бисерные башмачки, напевала песню:
Сорока свила для себя гнездо ―Голика поселится в нем.В пути новобрачная, сто колесницВстречают ее с торжеством.Сорока свила для себя гнездо ―Голубка его займет.В пути новобрачная, сто колесницЕй вслед выступают в поход.Сорока свила для себя гнездо ―Голубка заполнит его.В пути новобрачная, сто колесницВенчают ее торжество.
Перевод с китайского А. Штукина. Антология китайской поэзии,
― Бедная моя госпожа, ― говорила Цай Э, ― ты так славно утешаешь себя старинной песнью из царства Шао! Благословен тот час, когда ты услыхала эту песню. Она вселяет в тебя надежду, и ты забываешь о том, что уже третий день не ела барашка, не видела лепешки и, кроме кумыса, мы ничего не имеем.
― Это всего третий день, а прежде ведь нам давали много молодого мяса и пшеничного зерна. Мы были сыты и не знали забот. Мы отправлялись с тобой в зеленую степь и видели просторы до небес и дивные табуны таких красивых коней, какие мне даже не снились во сне. Нам не угрожает старый сварливый князь, которого мне сватала та старая толстая сваха из тутовой рощи. Я сказала матери, что лучше уеду к молодому вождю племени, чем поселюсь во дворце старого, выжившего из ума Гуаньцзы. Вот уже год, как катится по степи моя колесница. Но я не вижу ста колесниц, которые встречают меня с почетом, и только несколько раз я видела молодого князя Фамира. Ведь он предназначен мне судьбой. Ты бы узнала, где он. Если ушел на войну, то долго ли мне ждать его? Я утешаю себя, а душа моя в печали. И ты, моя верная Цай Э, не дала мне доброго совета. Нельзя было отпускать всю мою свиту. Кроме тебя, у меня нет никого на этой чужой земле. Мне становится страшно, когда я об этом думаю. Скажи мне, Цай Э, слова утешения.
Голубой Цветок отбросила свою маленькую лютню и кокетливо посмотрела в круглое серебряное зеркало.
― Ты говоришь, что у меня лицо как лепестки лотоса и это благодаря тому, что я живу в степи. Ты говоришь, что взаперти, в доме отца своего, я никогда не была такой свежей и веселой. Это хорошие слова. Скажи же мне еще слова утешения!
― Я рада сказать тебе, моя госпожа, что лицо твое стало подобно цветку. Но я узнала, госпожа моя, что мы попали не к вождю племени гуйфан, а к вождю племени сэ. Это не те слова утешения, которых ты ждешь, но это истина.
― Что ты говоришь? ― Голубой Цветок вскочила и топнула ножкой. ― Сейчас же повтори свои слова! Это гадкие слова. Откуда они пришли в твою глупую голову? Какое племя сэ? Этого не может быть! Это ужасно! Почему же ты ничего не сказала мне? Почему ты молчала? Ты погубила меня!
Маленькая принцесса бросилась на циновку и горько заплакала.
― Что же будет дальше? Говори все, что знаешь. Я никогда не слышала и слова о неведомых сэ. О я несчастная! Лучше бы я умерла в пути!
― Не горюй, госпожа. Когда мы пришли сюда, нам был оказан почет. Нам поставили самый красивый шатер вблизи прекрасного Яксарта. Нам дали котлы, и каждый день мы получали сколько угодно молодых барашков и всякой дичи. Нам приносили свежую рыбу и сладкий миндаль. Потом ты увидела Фамира, и сердце твое возрадовалось, а я увидела молодого красивого табунщика. Я подумала, что племя сэ, может быть, даже лучше, чем племя гуйфан. Я вспомнила нашу жизнь в доме твоего отца, вспомнила, как часто твоя добрая матушка украдкой прятала для тебя лакомый кусок. Ведь скаредней твоего отца нет людей на свете. Я подумала: на родине у тебя был дом отца, а здесь у тебя шатер под синим звездным небом и зеленая степь вся твоя, скачи куда хочешь. И князь Фамир так ласково тебе улыбнулся в день первой встречи. Я не хотела омрачать твои надежды.
― А теперь?,
― Не знаю, госпожа, что будет теперь. Фамир исчез, словно сквозь землю провалился. Его старая мать плачет. Его отец стал угрюмым и злобным. Он теперь не подходит к нашему шатру, и вот уже третий день мы едим бог весть что. Может быть, нас отпустят? Но куда мы пойдем без нашей охраны? Боюсь, что счастье покинуло нас!
― Ты говоришь ужасные слова! ―стонала вся в слезах маленькая принцесса. ― Я ничего не понимаю. Позови сейчас же старого уродливого Мадия, я попробую знаками объяснить ему, что хочу домой. Хочу домой! Хочу домой! ― закричала она в отчаянии.
В это время старая Томира притащила маленького барашка и, швырнув его на порог шатра, пробормотала какие-то проклятия. Цай Э схватила баранью тушку и, подняв ее высоко над головой, закричала весело и радостно:
― Не печалься, моя бедная госпожа! Посмотри, о нас помнят. Скоро вернется Фамир, и ты станешь женой князя из племени сэ. Поверь мне, он несказанно богат. Сколько мне приходилось носиться по степи на твоей прекрасной лошади, я всегда видела табуны, которые принадлежат Мадию. Я спрашивала ― ведь наш славный Бао Пын научил меня некоторым словам этого племени,― я спрашивала: «Чьи?..» И мне отвечали: «Мадия». А все, чем богат Мадий, все это достанется Фамиру.
― Вот ты и утешила меня, моя верная Цай Э. Я не стану больше плакать. Ведь слезы оставляют борозды на лице, не правда ли?
― Совершенная правда, моя драгоценная госпожа, жемчуг из короны Чжоу! Не плачь, не огорчайся. Я приготовлю тебе твое любимое блюдо с пряностями, которые нам дала на дорогу наша добрая госпожа, пусть у нее будет радость на сердце.
― А после сытного обеда мы умчимся в степь и будем любоваться табунами, ― размечталась маленькая принцесса, ― посидим у костра табунщика. Ты ни разу не хотела остаться, а мне давно хотелось посмотреть на темных коней, освещенных пламенем костра.
― Милая моя госпожа, если бы ты не была совсем еще юной, я бы удивилась твоему легкомыслию. Как же можно поехать в степь ночью, да еще подсесть к костру табунщика? А что мы сделаем, если он увезет нас еще дальше?
― Мы закричим. Позовем Мадия!
Принцесса весело рассмеялась и снова взялась за лютню.
В ДОБРЫЙ ПУТЬ!
Никто не знает, может быть Миромир и не решился бы отпустить отряд девушек в Персиду, если б ему не приснился сон. Удивительный сон!
Снилось Миромиру, что он возвращается домой с доброй охоты. Он уже подстрелил нескольких фазанов и снова увидел выводок, но, как только натянул лук, собаки вдруг громко залаяли, словно почуяли опасность. Конь понес его по степи ― и прямо на всадника. Не простой всадник, знатный! Конь под ним словно огненный, а одежда вся в золоте и драгоценных камнях. Кто же это? Миромир хотел остановить своего коня, а тот, словно бешеный, пронесся мимо всадника. И вот знатный всадник уже позади Миромира. Сердце похолодело. Миромир оглянулся и видит хмурое лицо самого Дария.
«Он не простит мне, ― подумал Миромир. ― Дарий будет оскорблен такой дерзостью и пронзит меня стрелой». Сердце тревожно забилось. Миромиру казалось, что он видит, как владыка Персиды натягивает лук. Он пригнулся к коню и полетел во весь дух... Свистнула стрела над головой, но его не коснулась... Однако так близко слышен топот копыт!..
Миромир проснулся. Сквозь дыру в потолке пробивался солнечный луч. Жена толкла овес для похлебки, и стук песта о каменную чашу напомнил ему о цокоте копыт огненного коня Ахеменида. Миромир тут же рассказал сон, и вместе с женой они решили, что такой сон должен быть к добру. Значит, судьба такая послать Зарину с отрядом девушек. Пусть перехитрит царя царей. Миромир вдруг почувствовал себя легко и спокойно. То, что вчера еще казалось трудным, сегодня выглядело совсем по-иному. Хотелось верить в удачу.
― Теперь, надеюсь, что хитрость удастся и наши девушки вернутся с победой, ― говорил Миромир старейшинам племени.
Старики все еще настаивали на своем. Они всячески доказывали Миромиру, что надо пойти войной против Дария. А Миромир не соглашался, ссылаясь на великую силу персидского владыки.
― В этот раз нам удалось отогнать войско Дария, но воинство его непобедимо. И, если собрать сейчас всех всадников наших кочевий, если созвать могучее сакское войско, все равно персы окажутся сильнее нас, ― отвечал Миромир. ― Слыхали, что говорил Ишпакай? Двадцать сатрапий находятся под башмаком Дария. Они доставляют ему дань ― сотни громадных кувшинов, наполненных золотом и серебром. Вавилония шлет жадному Ахемениду каждый год не только золото и серебро, но еще и пятьсот мальчиков, которые обречены на вечное рабство. Эфиопы присылают ежегодно неплавленое золото, двести стволов черного дерева, пять эфиопских мальчиков и двадцать больших слоновьих зубов. У кочевых арабов нечего взять, так он приказал доставлять ему каждый год тысячу талантов ладана.
