Андрей Кокотюха - Последнее сокровище империи
Окажись Воробей провокатором, не вернулся бы с улицы, где ему велено крутиться и поглядывать, пока остальные собираются сменить убежище. Чего проще – дождаться, когда все выйдут, да и позволить скрутить тепленькими.
– Уверен? – переспросил Костров, услышав, что во дворах вокруг полно шпиков.
– Я фараонов в цивильном по запаху чую, – цыкнул Воробей сломанным некогда на допросе зубом. Говорил: обозленный жандарм залепил арестованному кулаком прямо в центр лица.
Подойдя к окну, Данко отодвинул пальцем край занавески, выглянул.
– Да и они тебя учуяли, видать, Воробушек…
Оставив на столе самодельную «адскую машину», которую как раз собирался уложить в саквояж, Полетаев двумя шагами пересек комнату, жестом отстранил Данко, уже тащившего из кармана револьвер, тоже взглянул вниз с высоты третьего этажа. В самом деле, жандармы. Рядом с ними – люди в штатском.
Всмотревшись, не поверил сперва своим глазам. Даже тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Затем резко повернулся к своим, не произнес – выплюнул слова:
– Так. Уходим быстро, в разные стороны. Костров, Юнкер – вы через черный ход! Данко, Воробей – уходите через крышу! Если так пойдете, точно кто-то прорвется.
– А ты, Борис? – Костров тоже вытащил из кармана револьвер, взял наизготовку. – Так не дело…
– Я выскочу, – Полетаев снова выглянул, уже даже не таясь – один из штатских, сгрудившихся во дворе, показывал на их окно.
Он лихорадочно думал, стоит сейчас что-то объяснять своим людям или наоборот, пускай уходят, не подозревая о сделанном им невероятном открытии. Но именно в этот момент на лестнице за дверью слышится топот шагов, решивший дело.
– Пришли за мной. Я и открою. Уходите, я сказал!
Костров отметил: впервые за время их близкого знакомства Борис повел себя совсем уж странно. Только времени на раздумья и впрямь не оставалось – дверь содрогнулась от громкого стука. Те, кто ломился, решили не тратить силы на глупые игры и лишнюю конспирацию.
– Не дури, Полетаев! – рявкнули снаружи. – Дом окружен!
Кивком велев Кострову и остальным выполнять полученный приказ, Борис, сам удивившись своему спокойствию, подошел к столу и под содрогание входной двери завершил начатое – аккуратно уложил бомбу в саквояж.
И когда дверь таки слетела с петель, выставил руку с саквояжем перед собой, остановив тем самым ворвавшихся в комнату вооруженных жандармов в синих мундирах и агентов в штатском:
– Назад! Все назад! Жить надоело?
Даже не надо было ничего объяснять. Вломившиеся замерли, ощетинив «бульдоги». Стрелять не решился никто, подойти на опасное расстояние – тоже. Лишь капитан с не подходящими к моменту тонкими усиками вытер рукой в перчатке вспотевший лоб, выдавил из себя:
– Тебя тоже разорвет ведь, сволочь…
– Так чего стоишь? – Полетаев подарил натянутую, искусственную, не отвечающую моменту, но все-таки – улыбку. – Худо разве, если меня разорвет в обрывки? Или в том фокус, что не одного меня? Так?
Говоря, Полетаев пятился к открытой двери черного хода. Жандармский капитан обозначил некое движение, но тут же замер. Ведь успел оценить, как мало это помещение: даже если случайно рванет – многие пострадают, и он сам в первую очередь, ворвался ж первым, очень хотелось проявить себя в таком важном и, как казалось, несложном деле…
Проявил-таки…
Потом, когда он писал рапорт на имя полковника Хватова, все пытался изобразить ход событий во всех подробностях. Не сумел, не головой в ту секунды думал, что-то другое повело капитана вперед, когда снаружи, оттуда-то снизу, с улицы, хлопнуло один за другим несколько выстрелов. Звуки отвлекли Полетаева на миг всего, дернулась шея, взгляд скользнул мимо, к окну, и тогда капитан даже не прыжком – воздушным, как показалось со стороны, просто балетным движением подлетел к Борису, роняя на ходу свой револьвер. Свободные руки нужны были капитану. Обхватил Полетаева, прижимая его руку вместе с саквояжем вплотную к туловищу, толкая при этом главаря террористов к стене, не давая упасть и зажав пятерней, словно тисками, пятерню Бориса, уже готовую отпустить ручку опасного саквояжа.
Тут же, опомнившись, подоспели те, кто кучился сзади. Заломили руку пленному сильно и резко, до хруста, от боли его хватка ослабилась, саквояж подхватили, унесли, уложили Полетаева лицом в пол, вдавливая сильно, жестко, до крови разбивая о доски лицо, дивясь только, что ж не кричит убивец – сопит только…
Между тем во дворе разворачивались куда как более трагические события.
Костров с Юнкером, как было задумано, направились к черному ходу. Данко и Воробей шли за ними, держась на некотором расстоянии. И когда услышали сначала крик: «Стоять, руки из карманов!» и сразу – два выстрела, не сговариваясь, повернули обратно. Другой выход закрыт, и сейчас ни одного из боевиков не волновало, кто в кого стрелял, кто кого подстрелил, кому из их товарищей удалось прорваться, и удалось ли вообще. Теперь каждый был сам за себя, и единственный путь отхода для обоих – чердак и крыша.
Двигаясь также молча, сосредоточенно, даже не переговариваясь, Данко с Воробьем осторожно скользнули на чердак. Окунувшись в теплый полумрак, смешанный с ароматами мышиного помета и голубиного дерьма, через люк выбрались на покатую поверхность крыши четырехэтажного дома. Припав к жестяной поверхности и немного передохнув, они друг за дружкой подползли к противоположному краю – по неписаному правилу, для очередного убежища им всякий раз велено было подыскивать не только дом с черным ходом, но и с пожарной лестницей. Конечно же, накануне каждый из пятерки, включая Полетаева, изучил лично все возможные пути отхода.
Пригодилось, стало быть… Хотя лучше бы не пригодилось, черт побери…
Первым скользнул вниз по лестнице Данко. Двигался споро и ловко, словно цирковой гимнаст. Движения Воробья оказались неуклюжими, он вообще не отличался ловкостью, хотя не только Борис – остальные уже успели отметить отчаянную, граничащую иногда с безрассудством смелость этого сутулого всклокоченного парня вкупе с умением метко, практически не целясь, стрелять.
Однако неуклюжесть все же сыграла злую шутку. Воробей не спустился по лестнице – он свалился с нее, неудачно приземлился на ногу, не сдержал болезненного крика. Жандармы появились почти сразу, Воробей пальнул в их сторону, еще оставаясь на зеле, после подхватился и, прихрамывая, побежал в ближайший проходняк. Данко бросился за ним, нагнал, обогнал. На соседнюю улицу выскочил первым, все еще сжимая револьвер в опущенной вдоль туловища руке.
Потому двух офицеров, выбежавших из-за угла на него, Данко увидел первым…
4Сначала Берсенев и Кречет услышали крики.
Эхо от первых выстрелов донеслось до офицеров после. Стреляли именно с той стороны, куда они направлялись. Как и было условлено позавчера, сегодня после полудня им предстояло снова навестить ювелирный магазин Самойловича, встретить там Лизу Потемкину и воплотить в жизнь некий стратегический план поручика Кречета, в сложные подробности которого тот пытался посвятить Алексея всю дорогу. Но, услышав выстрелы, оба, не сговариваясь, забыли о планах.
Ведь Лиза уже вполне могла находиться там, откуда доносилась пальба.
На бегу Кречет вырвался чуть вперед, даже оттеснив Берсенева плечом, и увидел двух вооруженных штатских на пару секунд раньше. Прохожие тем временем успели разбежаться кто куда, с криками прячась, кто в подъезды, кто – в подворотни. К испуганным выкрикам тут же прибавились резкие неприятные звуки полицейских свистков. Приближение полиции, казалось, должно было успокоить напуганных людей. Однако Антон оценил ситуацию мгновенно: даже если стражи порядка появятся здесь, в самом настоящем театре военных действий, вооруженные преступники успеют если не сбежать, то уж точно – оставить на этой улице несколько трупов.
В подтверждение этому тот террорист, что стоял ближе – щуплый, сутулый, всклокоченный, похожий на большую птицу, бросился к стене, стреляя в движении. Бил не прицельно, просто реагировал на появление вооруженных офицеров: Берсенев уже стоял рядом с Кречетом, также сжимая револьвер. Поручики, не сговариваясь, рассредоточились, чтобы не стать для стрелка кучной мишенью и уйти с линии огня. Второй боевик, высокий, в расстегнутом пальто и с каким-то неестественно бледным лицом, тоже выстрелил, и также не прицельно, скорее показывая зубы, чем действительно стараясь попасть в кого-то из неожиданных противников. После чего рявкнул на всю улицу:
– Разбегаемся! – и сразу же, не мешкая, рванул к ближайшему проходняку.
У щуплого оставался один путь – через мостовую, на ту сторону улицы, в темный зев проходного двора. Однако он почему-то повел себя иначе: неуклюже попятился, еще сильнее согнулся, потом налетел плечом на ближайшую к нему дверь и ввалился внутрь, исчезнув с поля зрения.
