Борис Васильев - Владимир Красное Солнышко

Великая княгиня Ольга с детства убеждала Владимира, что народ можно объединить только общей для всех религией.

— Тогда, кроме повелений, появятся законы, — объясняла она. — Обязательные как для бояр, так и для смердов.

Внук с ней никогда не спорил. Для споров у него был Ладимир.

Первый, а главное, общий бог славян теперь появился. Суровый бог дружинников и сражений, требовавший кровавых жертв. Необходимо собрать остальных общих и племенных богов славян. Их пришлют богатыри из подвластных им земель. Следует к этому подготовиться, расчистить Дворцовую площадь от старых домов и усадеб. И еще: местных богов и божков надо присылать с местными жрецами…

Владимир повелел подготовить Дворцовую площадь для будущего пантеона, как сказали бы мы сегодня. А пока киевляне, недовольно ворча, этим занимались, восстали дерзкие и непокорные вятичи.

Правда, ими было кому заняться, сам великий киевский князь в ту пору на войну не отвлекался. Воевода Волчий Хвост не просто вторгся в непроходимые леса и болота вятичей, но сумел прижать мятежников к реке и вынудить на решающее сражение. При всей отваге вятичи не смогли устоять перед хорошо обученными киевскими дружинниками, надежно прикрытыми византийской броней.

А Владимир по-прежнему был целиком занят будущим сонмом славянских богов. Расчистив в центре Киева площадь от деревянных строений, он повелел строить по ее периметру здания каменные и готовить фундаменты под славянских идолов, которых вот-вот должны были прислать богатыри.

По поручению наместников в Киев доставили Хорса и Даждьбога, Стрибога и Смирагла, Ладу и Мокошь. «И изукрасилась главная площадь истуканами», — невесело отмечает летопись, писанная монахами-христианами.

И — отдельно — богиню смерти Морену. И установили дни ее почитания, поскольку уж с чем-чем, а со смертью в те времена и князья, и дружинники были хорошо знакомы.

И тут — как снег на голову в знойное лето. Австрийский король прислал пышное свадебное посольство с предложением руки собственной младшей дочери. Владимир прекрасно понял его потаенное желание — выйти на Великий торговый путь из варяг в греки. Формально князь Владимир считался холостяком, а сколько у него любовниц, Европу не интересовало.

— Ваш великий отец и воин киевский князь Святослав взял в жены принцессу из нашего правящего дома, — сказал посол по прибытии. — Мой повелитель решил продолжить эту традицию.

— Думай, князь, думай, — бормотал Ладимир.

Владимир кивал, улыбался и думал. Великий князь Святослав, разгромив Хазарский каганат, разрушил срединное могущественное государство, лежавшее между Киевской Русью и заволжскими кочевниками. До падения Хазарского каганата степняки могли проникать лишь отдельными небольшими ордами, которые не способны были угрожать Киевскому княжеству. Но как только рухнула эта плотина, кочевые племена повалили в Дикое Поле, к границам Великого Киевского княжения и к устью Днепра. И Великий торговый путь из варяг в греки, на порогах которого погиб и сам Святослав, стал хиреть, а доходы Киева, Смоленска и Новгорода — падать из года в год.

Европа об этом не знала. И очень хорошо, что не знала. С ее поддержкой Владимир мог рассчитывать прорваться на Дунай, создав для себя и новый выход к Черному морю, и новый торговый путь. И он согласился.

На свадьбу великий киевский князь Владимир прежде всего созвал верных друзей детства, богатырей, сидевших наместниками в славянских землях. Они прибыли без промедления, и Добрыня объявил радостно, громко и прямо с порога:

— Свадьба — очень это хорошо. Я тоже за себя добрую вдовушку взял. Рогдая она очень полюбила, вместо матери ему будет.

— А чего же вдовушку-то? — спросил Ладимир.

— Так ведь мать, дитё у нее, ровесник Рогдаю моему. А без матери богатыря не вырастишь.

— Вдовушка-то крещеная поди? — поинтересовался Будислав, всегда с легкой насмешкой относившийся к верованию богатыря-побратима.

— Крестил. Обвенчались и благословение получили, — с достоинством ответил Добрыня.

— Забыл, что ты, дядька мой, христианин, — усмехнулся Владимир, не веровавший ни в Христа, ни в славянских богов. — Добро ли устроились?

— А не забыл, великий князь, что мы с тобой тоже крещеные? — негромко спросил Ладимир.

Владимир только отмахнулся.

— Приезжай, великий князь, — сказал Добрыня. — Попируем славно. Поглядишь и как устроился, с женой и сыном познакомлю.

— Ужо. Дела у меня. А ты, дядька мой, поезжай, проведай семью. Сердце твое мается.

Добрыня молча поцеловал великого князя в левое плечо, низко поклонился богатырям-побратимам и тотчас же вышел.

— Зря ты отказался, — заметил Ладимир. — Зачем же дядьку обижать?

— Мы к нему внезапно нагрянем, — сказал Владимир, когда затихли нелегкие шаги его наставника. — И разом всё увидим. И женушку-вдовушку, и Рогдая.

Великий князь всю жизнь любил огорошить своих закадычных друзей. Для него это было развлечением и отвлекало от собственных, порою совсем невеселых размышлений. Он был «себе на уме», как стали вскоре говорить на Руси, прежде всего имея в виду любившего дружинные пиры гостеприимного и веселого князя Красное Солнышко.

И нагрянули. Внезапно. Уже на следующий день после посещения Добрыни. Нагрянули всем скопом вместе с дюжиной гридней, которые под уздцы вели лошадей, щедро нагруженных подарками.

— Дядька!.. — радостно воскликнул великий князь, обнимая былинного богатыря. — Здрав буди, пестун мой дорогой!.. Принимай гостей, женушкой хвастайся!

— Пожаловать прошу, гости дорогие!

Добрыня низко склонился, обнял каждого богатыря и распахнул двери.

Вошли все вослед за великим князем. Затем гридни внесли подарки и, низко поклонившись, тут же и удалились. А Владимир, оглядевшись, спросил:

— Где вдовушку-то свою прячешь, дядька?

— Не прячу, князь мой. Настасья моя в светелке. Плутарха Рогдаю читает. Жизнь двенадцати цезарей.

— Неужто Рогдай читать умеет? — изумился Владимир.

— По-гречески да по-нашему я его обучил. А жена моя богоданная латинский язык понимает. Считает, что пора и Рогдаю его узнать.

— Ты что, по грамоте разумеешь? — ахнул неграмотный Будислав. — Кто же тебя учил?

— Великая княгиня Ольга, — с достоинством ответил Добрыня. — И меня, и сестру Малушу, и великого нашего киевского князя. — И, помолчав, добавил: — Только пропала моя сестра…

— Не время… — начал было Ладимир.

— Зови грамотную вдовушку свою! — громко велел Владимир. — Или она за грамотой забыла, как друзей принимать?

Не забыла. Пировали ровно семь дней. Семь дней великий князь славил вдовушку и Добрыню, семь дней пели богатырские песни, да так, что чудом крыша не рухнула. И семь дней без устали плясал Поток-богатырь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Если бы великий князь Владимир представлял себе, в какое количество золота выльется его свадьба, он бы подумал еще старательнее — и отказался бы от чести стать родственником австрийского владыки. Оказалось, что, по европейским законам, за свадьбу платит счастливый жених, не считая иных расходов. Владимир платил за все, даже за подвенечное платье невесты, сплошь усыпанное сапфирами и аметистами. А невесело пьющие иностранные гости уныло гуляли ровнехонько месяц. Ровнехонько. День в день.

Потом отбыли.

Они-то отбыли, а разор остался. Верховный казначей доложил, что в казне нет более никакого золота.

— Ни пылинки, великий князь.

— Ну, богатыри мои, что будем делать? — с глубоким вздохом спросил Владимир ближайших друзей после месячной гулянки.

— Воевать! — сказал Будислав.

А Добрыня уточнил:

— Умелый меч золотом звонок.

— С кем воевать-то? — уточнил Ладимир.

Промолчали друзья. Только переглянулись.

Добрыня старательно размышлял, но ответил Ладимиру не он, а привычно молчавший до того Муромец:

— С волжскими булгарами.

— А что, верно говорит наш великий молчун! — оживился Путята. — Твой отец, князь, изрядную добычу там взял.

Великий князь Святослав правда взял добычу не в стольном городе волжских булгар, а в городке на окраине (это было в начале Хазарского похода, и Святослав берег силы для удара по хазарской рати). Но об этом все как-то забыли и стали увлеченно заниматься привычной славянской потехой — то есть делить шкуру неубитого медведя. И далекий трудный поход против сильного врага, сидевшего за каменными стенами, был утвержден за дружеской пирушкой. Разгоряченные хмельными медами богатыри решили, что сами управятся с Волжской Булгарией, а потому, чтобы ни с кем не делиться ни добычей, ни славой, возложили командование на великого князя Владимира, позабыв не только об опытном и талантливом воеводе по имени Волчий Хвост, но и о воеводе личной дружины великой княгини Ольги Яромире. Владимир, впрочем, отдавал себе отчет, что любой из этих воевод был бы в булгарском походе куда уместнее, нежели он, но опасался, что славянские племена радимичей и вятичей могли воспользоваться отсутствием Волчьего Хвоста или Яромира. И он решил не рисковать: