Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман
– Это золотое дно, – заметил он в разговоре с Боргезе, – Вальтер и Клаус считают, что именно через Западную Африку легче всего доставлять кокаин в Европу… – взглянув на карту, Боргезе понял, что глава движения прав:
– Проще устроить перевалочный пункт в Гане, – весело сказал Феникс, – прямой путь из Колумбии или Венесуэлы в Европу слишком подозрителен. Мы можем транспортировать кокаин и героин, когда он у нас появится, с нашими полезными ископаемыми…
Шуман должен был ввести Адольфа в курс дела, как выразился Феникс:
– Ты будешь отвечать за порты Средиземноморья, – сказал Боргезе глава движения, – тебе надо побывать в тамошних местах. Не волнуйся, Доктор обеспечит вам радушный прием. Вас поселят в резиденции Нкрумы, у него отличный повар, отобранный нашим представителем. Адольф отдохнет перед учебным годом и познакомится с нашей работой…
Боргезе примерно представлял объем деловых операций Феникса:
– Будь он обыкновенным человеком, за ним бы давно гонялись журналисты, – усмехнулся Черный Князь, – он входит в десятку богатейших людей мира. Но, во-первых, это не его деньги, а средства движения, а во-вторых, Макс не любит внимания, что понятно в его положении… – Феникс доверял только адвокату Краузе:
– Фридрих настоящий боец, воин арийского духа, – серьезно говорил он, – остальных юристов мы держим на побегушках… – Ферелли готовил для Черного Князя документы подставной конторы, на адрес которой должны были приходить грузы из Ганы:
– Ткани, пальмовый сахар, местные безделушки, – хохотнул Феникс, – с таможней не возникнет затруднений… – допив эспрессо, Боргезе вежливо поинтересовался:
– Как ваш сын, Карло? Вы ведь готовите его к юридической карьере…
Микеле ничего не знал. Ферелли вспомнил твердый голос жены:
– Что было, то прошло… – они стояли над колыбелью мирно спящего младенца, – обещай, что он никогда ни о чем не услышит… – черные глаза Риты сверкнули:
– Мои родители мертвы, мой брат мертв. Риты Леви нет, Карло, и никогда не существовало… – жена много занималась благотворительностью, удостоившись даже личного благодарственного письма от его святейшества:
– Она права, – сказал себе Ферелли, – незачем ворошить прошлое. Микеле неоткуда узнать о семье его матери… – сын считал, что его родители познакомились в детстве:
– Так и есть, – Карло вздохнул, – мне было два года, а она только родилась… – синьор и синьора Леви пригласили соседей на торжественный обед в честь появления на свет дочери:
– Потом мы ходили в синагогу на обрезание Михаэля… – став отцом, Карло, разумеется, не собирался спорить с женой:
– Она любила брата, а Микеле хорошее имя. Мама тоже согласилась, она души не чаяла в мальчике. В конце концов, Рита такая не одна. Даже главный раввин Рима, доктор Золли, крестился в сорок пятом году… – Ферелли пощелкал пальцами:
– Счет, пожалуйста. С Микеле все отлично, – он улыбнулся, – на выходных молодежь под его предводительством отправляется в горный поход. Они будут жить в палатках, ловить рыбу, разводить костры… – Черный Князь откинулся в кресле:
– Замечательное времяпровождение. Я улетаю на Сицилию, встретимся после каникул… – он не намеревался платить свою долю:
– Ферелли и так много получает. Это деньги движения, но пусть потрясет мошной. Он торгаш, как все флорентинцы. У него, кстати, может быть еврейская кровь. Во Флоренции всегда привечали жидов. Даже если жид крестился, это ничего не меняет… – Боргезе с трудом заставлял себя пожимать руку отцу Кардозо, – надеюсь, Серый Прелат, как его называют, не поднимется дальше обыкновенного священника…
Адвокат звенел монетами. Черный Князь поднялся: «Желаю вам приятного отдыха, Карло».
Не желая обижать отца, Лаура честно обзвонила все телефоны из выданного ей списка дальней римской родни. Сидя у аппарата в келье, она рассматривала итальянские фамилии:
– Родственники моей бабушки, папиной мамы, родственники его первой жены… – старшую сестру, живущую в Париже, Лаура видела только на довоенных фото:
– Она наотрез отказывается встречаться со мной или мамой… – девушка прикусила губу, – приезжая в Париж, мы живем на рю Мобийон, а папа видится с ней в городе… – отец не хотел появляться на набережной Августинок в одиночестве:
– Вы моя семья, – коротко говорил он, – значит, вы семья и Лауры, а если она упрямится, это ее дело… – вдовствующая баронесса не пустила к себе и Адель:
– К ней ходил только Генрик, – усмехнулась старшая сестра, – она сделала вид, что простыла. Генрику простуды не страшны, а она знала, что я берегу голос… – Адель подытожила:
– Я для нее дочь той женщины… – девушка вскинула бровь, – но не знаю, чего она боится. Я замужем. Я не собираюсь соблазнять ее драгоценного Джо, выдергивать мальчика из-под материнской юбки… – Лаура робко сказала:
– Вообще он работает в Конго, а не сидит дома… – Адель фыркнула:
– Останься он в Лондоне, мы бы из него сделали человека. Тетя Лаура его избаловала. Пьер у нее тоже такой. Хана ей не дочь, о ней тетя Лаура никогда не заботилась. Дядя Мишель любил Хану, однако он умер… – Лауре нравилась кузина Дате:
– Она очень красивая, – восторженно подумала девушка, – наверное, самая красивая в семье, если не считать Евы… – по дороге к замку Святого Ангела, забежав в газетный киоск, она купила новый номер американского Vogue. В общежитие светские журналы не допускались, но сумочки девушек не обыскивали:
– Спрячу журнал под матрац, – решила Лаура, – Даниэла, наверняка, никогда такого не видела в своей Польше…
Лаура одевалась скромно, однако отец не жалел денег на ее содержание. Она получила свой банковский счет в Coutts & Co. Через год, после совершеннолетия, банкиры должны были перевести ей трастовый фонд, основанный отцом после ее рождения:
– Папа обещал мне скутер, тоже к совершеннолетию, – весело подумала Лаура, – он… отец Симон, отлично управляется с мотоциклом. Водить я умею… – тетя Марта и дядя Максим сажали детей за руль в двенадцать лет, – получу итальянские права и буду ездить по Риму… – к восемнадцати годам Лаура надеялась принести монашеские обеты:
– Кармелитки поймут, что я серьезная девушка, и не откажут мне. Даниэла постригается через год… – соседке было двадцать лет:
– Ей засчитали три курса ее университета в Кракове… – Даниэла тоже занималась русским языком, – хотя сейчас ей надо зубрить итальянский и латынь… – Лаура собиралась посвятить себя именно латыни. Профессор в университете Вознесения Святой Девы Марии похвалил ее знания:
– Девушки редко выбирают этот предмет, синьорина, но у вас большие задатки… – он почесал растрепанную, седую шевелюру, – вы сможете изучать историю церкви, как ваш отец, профессор ди Амальфи… – имя Лауры до сих пор открывало многие двери в Риме:
– Мой дед представлял интересы Британии при святом престоле, моя бабушка из аристократической семьи… – остановившись перед кафе, Лаура спрятала журнал на дно сумки, – мне будет легче пробиться на самые верхи Ватикана, оказаться ближе к нему… – она слышала прозвище отца Кардозо:
– О нем говорят, что он станет епископом и кардиналом, – Лаура победно улыбнулась, – а я всегда останусь рядом с ним…
Почти все наряды с фотографий в журнале Лауре не подходили из соображений скромности, однако она отметила по дороге некоторые платья и блузки:
– Отец Симон говорил, что Ева сейчас в городе, пролетом из Африки… – девушка наткнулась на фотографии кузины, снятые на Манхэттене, – такое платье я носить не смогу… – платье едва прикрывало бедра, – но другие мне пойдут. Я бы позвонила ей, но она занята съемками… – тонкий серебряный крестик Лауры лежал поверх
