Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
Совершенно неожиданно 11 декабря билль был внесён в парламент. Одобренный министром торговли, поддержанный министром горной промышленности, он был официально внесён впервые в Палату общин. В этот день Палата была далеко не в полном составе и важность момента не ощущалась. Всё прошло очень обыкновенно, даже с какой-то поспешностью. Формулирован билль был коротко, в самых общих и уклончивых выражениях: не более десяти строк, быстро прочитанных вслух. Все, от начала до конца, продолжалось десять минут. Дэвид слушал с все возраставшим ужасом. Он не вполне понимал, что происходит. В билле не было указаний на сферу его действий. Но даже по этому первоначальному проекту можно было судить о её ограниченности. Поспешно встав, Дэвид вышел в кулуары и, обратившись к нескольким членам комиссии, стал настойчиво просить копию билля. Он даже к Беббингтону подошёл, так как ему хотелось достать копию. И в тот же вечер полный текст билля оказался у него в руках. Только тогда оценил он все значение нового закона. Его волнение было неописуемо. Он был не только ошеломлён, он был в ужасе.
Случилось так, что в этот день, 11 декабря, Нэджент был вызван в Эджели, и Дэвид провёл вечер в одиночестве, изучая копию билля. Он всё ещё не верил собственным глазам. Это было что-то невероятное, убийственнее, — это был сокрушительный удар.
Он сидел над биллем до поздней ночи, размышляя, пытаясь наметить себе план действий. В нём зрело твёрдое решение. Он видел всё, что можно сделать, что сделать нужно.
На другой день он пришёл пораньше на заседание парламентской фракции Рабочей партии. Заседание было немноголюдно, людей собралось вдвое меньше обычного. У Дэвида сердце упало, когда он увидел это жалкое сборище. Правда, в последнее время министры вообще неаккуратно посещали заседания, но сегодня это имело особое значение, тем более, что отсутствовал и министр горной промышленности. В комитете находились только Дэджен, Беббингтон, Нэджент, Ральстон, Чалмерс и ещё человек двадцать членов партийного комитета. Настроение было вялое, как после сытного завтрака, — Чалмерс даже расстегнул две нижние пуговицы жилета, а Клегхорн, полузакрыв осоловелые глаза, собирался сладко вздремнуть.
Председательствовал Джим Дэджен. Он просмотрел бумаги в папке, обвёл стол своими совиными глазами и быстро прочёл:
«На эту неделю в Палате утверждена следующая программа занятий: совещание по вопросу о безработице, прения по жилищному вопросу и вторичное чтение законопроекта об угольных копях…»
Дэвид вскочил с места.
— Господин председатель, — воскликнул он, — разрешите спросить, считает ли фракция, что этот законопроект отвечает программе Рабочей партии?
— Слушайте, слушайте! — загремело несколько человек из левого крыла комитета.
Дэджен вовсе не казался смущённым. Он благодушно осмотрел Дэвида с головы до ног.
— А у вас есть основания полагать, что билль не выражает мнения партии?
Дэвид старался сохранить спокойствие, но в его тоне невольно прорвался едкий сарказм:
— Мне представляется, что этот билль в его нынешней форме слегка не соответствует тому, чего мы ожидали. Нас вторично выбрали в парламент с наказом добиться национализации. Мы обязались в манифесте, подписанном партией, облегчить тяжёлое положение рабочих угольного района и коренным образом реорганизовать промышленность на началах государственности. Как же мы предполагаем это сделать? Я не знаю, все ли члены нашей фракции ознакомились с полным текстом законопроекта. И смею вас уверить, что он нарушает все данные нами обещания.
Наступила тишина. Дэджен в раздумье потирал подбородок, поглядывая на Дэвида из-под больших роговых очков.
— Вы забываете одно: что мы в правительстве, но не у власти. Мы вынуждены изворачиваться, как умеем. Кабинет должен идти на компромисс.
— Компромисс! Это не компромисс. Это чистейшая трусость. Трудно было бы сочинить законопроект, более выгодный для капиталистов. Это законопроект целиком для шахтовладельцев. В нём сохранена система квот, выброшены все предложения об обязательном минимуме заработной платы. Эта билль консерваторов, и каждый член парламента скоро это поймёт.
— Минутку! — мягко остановил его Дэджен. — Я человек практики. Во всяком случае таким меня считают. Я люблю идти прямо к делу. Формулируйте конкретно свои возражения.
— Мои возражения! — вскипел Дэвид. — Вы знаете, что этот билль не разрешает целого ряда затруднений. Его основное назначение — снабдить рынок углём. Это смешная попытка примирить два совершенно непримиримых принципа. Система квот — определённое нарушение прав шахтёров и ничем иным быть не может. Если сравнить то, что мы обещали добиться, с тем, что сейчас предлагает правительство, то видишь, что это просто вопиющее издевательство.
— А если бы и так, что можно сделать? — возразил Дэджен. — Не забывайте о нашем положении.
— Вот об этом именно я и не забываю, — подхватил Дэвид, который дошёл уже в своём гневе до белого каления. — О нашем положении и нашей чести!
— Господи, боже мой! — хрипло вмешался Чалмерс, глядя в потолок. — Чего собственно хочет этот член фракции?
— А вот чего: этот билль сначала надо исправить так, чтобы он выполнял наши обязательства и чтобы у каждого члена партии совесть была чиста. И только после этого вносить его в Палату. Если мы провалимся, то мы можем обратиться за поддержкой к нашим избирателям. И рабочие будут знать, что мы боремся за них.
Новый крик: «Слушайте! Слушайте!» — с дальнего конца комнаты. В центре же, за столом, — ропот неодобрения. Чалмерс медленно наклонился вперёд.
— Меня здесь посадили, — сказал он, для пущей выразительности тыча указательным пальцем в стол. — И тут я останусь.
— Неужели вы не понимаете, — примирительно резюмировал Дэджен, — что мы должны доказать стране нашу способность управлять ею. Мы своей тактикой завоёвываем себе блестящую репутацию.
— Не обманывайте себя, — с горечью возразил Дэвид. — Над нами смеются. Почитайте газеты тори! Мы для них низший класс, который обезьянничает, тянется за теми, кто стоит выше. Приручённый зверинец. По их мнению, мы не правим, а играем комедию. И если мы уступим им в вопросе об этом билле, они ничего, кроме презрения, к нам не почувствуют.
— К порядку, к порядку! — вздохнул укоризненно Дэджен. — Мы не хотим слушать таких резких речей в нашей партийной среде. — Он с искренним раздражением сощурился на Дэвида. — Разве вам не разъяснили, что мы вынуждены действовать не спеша?
— Не спеша! — яростно повторил Дэвид. — При таких темпах мы и через две тысячи лет все будем «подготовлять» национализацию!
Тут в первый раз заговорил Нэджент.
— Фенвик прав, — начал он медленно. — С принципиальной точки зрения мы бесспорно должны вступить в борьбу. Мы можем просидеть тут ещё год, играя во власть, помогая дурачить людей и, попросту говоря, обманывая самих себя. Но кончится тем, что нас выгонят в шею. Почему бы нам лучше не уйти отсюда с честью, как сказал Фенвик? Мы не должны забывать о рабочих. В Тайнсайдском районе они дошли уже до последних пределов человеческого терпения. Это я вам говорю, а я знаю, что говорю.
Клегхорн сказал кислым тоном:
— Если вы требуете, чтобы мы вышли из кабинета министров только потому, что в Тайнкасле имеется несколько недовольных, то напрасно стараетесь.
— А когда вы просили их голосовать за вас, вы их тоже называли «недовольными»? — крикнул Дэвид. — Того, что там происходит, достаточно, чтобы довести рабочих до революции!
Чалмерс злобно стукнул кулаком по столу.
— Вы становитесь совершенно невыносимым, Фенвик! К чёрту вашу революцию! Мы не желаем, чтобы вы в такое время насаждали тут русские идеи!
— Весьма неудобные для буржуазии, — вставил Беббингтон подтрунивающим тоном.
— Вы сами видите, — продолжал Дэджен спокойно и плавно, — мы все здесь согласны, что человеческий труд нуждается в полнейшей переоценке. Но не можем же мы взять да так сразу и отвергнуть существующий порядок, как сбрасывают старый башмак. Приходится соблюдать осторожность. Уважать конституцию. Чёрт побери, я слишком популярен, чтобы выступать против британской конституции!
— Вы предпочитаете не делать ничего! — Порыв гнева обуял Дэвида. — Заседать и класть в карман жалованье министра, в то время как тысячи углекопов умирают с голоду и стоят в очереди за пособием.
Поднялся крик и возгласы: «К порядку! К порядку! Пусть возьмёт свои слова обратно!»
— Я ни ради кого не намерен совершать политическое самоубийство, — пробурчал Дэджен, багровея.
— Так вот какова точка зрения комитета? — спросил Дэвид, пристально оглядывая всех вокруг. — Что же вы намерены делать? Держать данное вами слово — или нарушить его?
